История
Термин «личность», то есть человек с уникальными чертами и особенностями, подарило миру христианство, как и представление о ценности этой личности. В постхристианском мире процессы дезинтеграции, которые затронули семью, церковь и общество в целом, коснулись и личности — современный человек часто чувствует себя потерянным среди своих многообразных социальных масок, запутанных чувств и противоречивых стремлений. Огромная насыщенность информацией мешает быть наедине с собой и хотя бы собраться с мыслями. На фоне этой потерянности особенно ценен опыт христианства.
Представление о человеке, в котором нечто уникальное создается благодаря единству души и тела, стало формироваться еще у ранних христиан. Епископ Ириней Лионский (130–212) считал, что образ Божий отражается не только в душе, но и в теле человека. Епископ Мефодий Патарский (260–312), полемизируя с господствовавшим в античности мнением философа Платона, что тело — это темница души, а «настоящий» человек — это душа, указывал, что тело — это сотрудница души, без него человека как уникального творения не существует.
Но как быть с ощущаемым внутри личности разладом между душой и телом? Христиане отвечали: разлад вносит грех. Христианский философ Климент Александрийский (ок. 150 — ок. 215 года) указывал, что грехопадение внесло дисгармонию между разумом, познающим Бога, и обыденным житейским рассудком, между телом и душой. «Собрать» личность заново может только любовь. Эта объединяющая сила, по Клименту Александрийскому, стремится объединить в свободном союзе братьев по вере и весь мир и устремляет личность к Первообразу, идеальному Человеку — Иисусу Христу.
Во времена Вселенских соборов основные богословские дискуссии велись по поводу Христа, обладающего уникальной личностью, в которой сочетаются и Бог, и человек, и по поводу Бога, единого в трех Лицах, но эти споры чрезвычайно важны для христианского понимания личности в целом. Участники дискуссий использовали термины οὐσία («сущность») и ὑπόστᾰσις («ипостась» — конкретное воплощение этой сущности); «лицо» (по-гречески πρόσωπον, по-латыни — persona, изначально термин обозначал маску театрального актера) стало пониматься как «ипостась» — уникальное проявление какой-либо сущности, в случае Бога — божественной сущности. Человек, созданный по образу личностного Бога, получил и эту Его особенность: быть уникальным проявлением своей природы. Для античного мира, мыслящего в категориях большого мира, где человек виделся всего лишь частичкой, это было совершенно новым откровением. Человек перестал ощущать себя «винтиком» мироздания, но продолжал чувствовать свою встроенность в окружающий его внутренний и внешний хаос. В христианство приходит самоанализ: открывшая себя личность пытается понять свое «я». Мы видим это и в «Исповеди» Блаженного Августина на Западе, и в поэмах епископа Григория Богослова на Востоке. Духовные писатели, пытаясь разобраться с этим вопросом, старались определить, из чего состоит человек-личность. Блаженный Августин, уделяя особое внимание душе как главному компоненту в человеке, выделял в ней память, рациональное и интуитивное познание, а также волю. О воле как о целенаправленности действий и мыслей, которая собирает человека воедино и по факту определяет его, много писал Максим Исповедник (580–662).
Однако всем было очевидно, что, какие бы компоненты в человеке ни выделялись, между ними существует конфликт, который раскалывает человеческую личность. Этот конфликт, как указывали христианские богословы, существовал не всегда. До грехопадения в личности человека совершенно отражался Бог-Троица. Важнейшие свойства личности были в гармонии, а сам человек был в согласии со всем мирозданием; в природе человека — быть тесно связанным с людьми и всем мирозданием (Григорий Великий, 540–604). Грехопадение нарушило равновесие, внесло разлад между телом и душой (Лев Великий, 390–461); в человеческую природу вошла системная ошибка — первородный грех, то есть склонность человека больше ко злу, чем к добру. Такая склонность, по мнению Макария Великого (IV век), не стала органичной частью человека, но, проникнув в его природу, исказила и изменила ее. Главный симптом этой болезни — замыкание на себе; это разрывает природные связи личности с Богом, другими людьми и природой (Григорий Нисский, IV век). Восстановить эту связь (а значит, и личность) можно только через Божью любовь; приблизиться к любви можно, очищая свое сердце и борясь с тем, что любви мешает. Конечно, такая серьезная внутренняя работа требует уединения, тишины и способности отстраняться от внешнего шума.
В Высокое Средневековье серьезным вызовом учению о целостности личности было вновь поднявшее голову античное пренебрежение к телу и материи (например, у катаров, средневековых еретиков). В противовес им ведущий западный богослов Фома Аквинский (XIII век), следуя уже сложившемуся учению церкви, утверждал, что душе необходимо тело, душа проявляется именно через него, а личность — это неразрывная связь души и тела.
В эпоху Ренессанса человек увидел себя как индивидуума, для которого мир и люди — это не связанный с его личностью космос, а условия и декорации для самопознания (в том числе и религиозного) и самопроявления. Открытая бесконечность мира и невиданные человеческие возможности (недаром Великие географические открытия были совершены именно тогда) вдохновляли на отважные поступки, решимость порвать с привычным окружением, открывать и познавать новое. Идеал личности Возрождения — это homo universale, «универсальный человек», то есть тот, кто обладает самыми разнообразными знаниями и талантами, которые показывают масштаб и глубину человеческой натуры.
Порыв светских деятелей Ренессанса контрастирует с настроением христианских богословов той эпохи: если первых больше интересовали границы внешнего мира и человеческих возможностей, то вторых — глубина внутреннего мира. Немецкие богословы Майстер Экхарт, Фома Кемпийский и другие указывали, что человек раскрывается и обретает силу, когда он един с Богом; для этого нужно, погрузившись в тихую и уединенную молитву, дать возможность Богу «родиться» в человеческом сердце — так заново зазвучала евангельская идея рождения свыше. Епископ Григорий Палама писал, что человеческую личность раскрывает совместный труд Бога и человека — синергия, которая осуществляется в тишине и созерцании.
Реформация, взяв ренессансное представление о человеке-индивидууме, подчеркнула его одиночество — только на нем лежит ответственность за то, откликнется ли он на призыв Бога к спасению. Главная же беда, по мнению Мартина Лютера и Жана Кальвина, в том, что после грехопадения грех настолько исказил и обессилил человеческую природу, настолько дезинтегрировал человеческую личность, что человек уже не способен сам ни в какой мере этому противостоять; спасти личность от неизбежного распада может только Христос, единственная Личность, которой грех не коснулся; собирает же человека воедино вера, то есть доверие к Христу.
Памятник Майстеру Экхарту. Бад-Верисхофен (Бавария, ФРГ)
Как и немецкие богословы XIV–XV веков, некоторые протестантские духовные писатели говорили о том, что единство с Христом дает человеку не только спасение, но и целостное знание о мире (реформатор педагогики Ян Амос Коменский), внутреннее перерождение (лютеранские пасторы Валентин Вайгель и Иоганн Арндт), восстановление единства с мирозданием (Якоб Бёме).
Ценность индивида с его личным ответом Богу имела и политическое выражение — отстаиваются права человека на свободу поклоняться Богу так, как он хочет, на выражение своих мыслей и убеждений, на защиту обычных людей от государственного произвола.
Видно личностное начало и в искусстве — становятся важными именно личное самовыражение и рефлексия над своими чувствами и поступками: в моду входит автопортрет, а в литературе — жанр автобиографии, в среде знатных женщин приобретает популярность жанр дневника-размышления.
В XVIII–XIX веках, казалось бы, представления о личности отделились от религиозных установок. Во многом это действительно так, однако влияние предшествующей традиции очевидно, например, в романтизме, который вышел из установки немецкого пиетизма* к самоанализу, самоуглублению и жесткому противопоставлению личности и мира: в частности, в произведениях Джейн Остин и Шарлотты Бронте, где главные героини обладают хорошо развитой рефлексией, стремлением совершенствоваться и яркой индивидуальностью.
Основная христианская мысль, что личность имеет не только индивидуальное, но и коллективное измерение, была в центре внимания русского философа Алексея Хомякова, который писал о том, что личность раскрывается только вместе с другими и только через других, и датского просветителя пастора Николая Грундтвига, который на основе таких убеждений построил новую образовательную систему в своей стране.
ХХ век с двумя мировыми войнами, где использовалось оружие массового поражения, и тоталитарными режимами, нивелировавшими личность, принес разочарование в самой идее уникальности и величия человека. Христианские богословы, отвечая на этот вызов, указывали, что утрачено важное измерение личности — ее органичная и свободная (а не вынужденная) связь с другими людьми и с Богом. Такая связь требует глубины и осознанности, которые невозможны, когда нам некогда перевести дух, когда мы пребываем в постоянном водовороте повседневных дел и в информационном шуме. Когда есть дефицит внешних впечатлений, человеку проще понять самого себя и не увязнуть в самокопании. В этом нам может помочь опыт христиан предшествующих веков, который мотивирует не замыкаться на себе, а восстанавливать наши отношения с людьми и Богом.
*Движение, возникшее во второй половине XVII века внутри лютеранства и реформатства, которое уделяло особое внимание рождению свыше и углубленному самопознанию.
Фото: gettyimages.ru
