Искусство
Открыв ее в первый раз, я поняла, что она давно живет внутри меня. И чтение Библии превратилось в процесс «внутреннего иллюстрирования» библейских текстов… Постоянная попытка увидеть в библейских текстах и сюжетах пророчество и послание нам сегодняшним стала моим способом мышления. Мои холсты и доски, а затем барельефы и скульптуры стали летописью современных страданий, причина которых, наверное, в вечном сопротивлении человека заветам Бога и Библии… Я хочу найти пластическую форму, достойную этой темы.
Лидия Шульгина (1957–2000) — российская художница. К сожалению, ее искусство мало известно здесь, на родине. Она родилась и выросла в Москве, в семье переводчиков Михаила Фридмана и Нины Шульгиной. Таких, как она, в СССР называли «дети интеллигентных родителей». Ее родители принадлежали к небольшой прослойке писателей и художников, режиссеров, философов — в общем, людей гуманитарных и «технических», которые из-за категорической невозможности трудиться на советскую идеологию, как правило, зарабатывали тем, что писали на исторические темы, делали переводы, писали сценарии, иллюстрировали книги, были редакторами в издательствах, на ТВ, преподавали и писали учебники, сидели во всевозможных НИИ. Несмотря на немногочисленность «прослойке» удавалось-таки вносить в советскую бочку дегтя капли живительного меда творчества, без которого жизнь в СССР была бы вовсе невыносимой. Их дети в 70-х–80-х годах ХХ века влились в ряды яркой и талантливой творческой молодежи «цветочного поколения». Как правило, учились эти молодые люди где-нибудь в Полиграфе, ВГИКе, Лите, художественных училищах. У каждого из них были свои авторитеты и кумиры, свой стиль и судьба. Многие из них потом уехали жить и работать на Запад, кто-то трагически погиб, оборвав последние связи с этим миром, ну а кто-то ныне торгует машинами или сидит в издательстве «Конъюнктура».
Окончив Полиграф, Лидия Шульгина стала иллюстрировать детские книги. Ее работы талантливые, нежные, ироничные. По-настоящему детские. Они как будто вне времени, вроде и не слишком злободневные. «Винни-Пух», «Алиса в Стране Чудес», сказки Козлова («Ежика в тумане» перебил Норштейн со своей авторской интонацией. Что ж, так бывает. Но книжка с иллюстрациями Лидии Шульгиной все-таки осталась).
Пришли 90-е годы, и сказки закончились. Начались ужасы перестройки и гласность. Детских книг не стало. Тот период был по-настоящему кризисным: книг не читали, больше смотрели ТВ и появившуюся западную штуку — видео. Потом наш мир сначала перестал быть интересным, а спустя еще некоторое время перестал быть нашим, в котором мы должны были бы жить.
Будущее подступает незаметно. В середине 90-х Лидия Шульгина заболела раком. И сразу пошел отсчет времени — обратный. Вместе с мужем, художником Николаем Эстисом, и девятилетним сыном Лидия уехала лечиться в Германию — родителям сказала, что едет работать.
Иллюстрация к книге С. Козлова "Ежик в тумане", 1981
Как можно сказать о том, что ты увидел конец своей жизни? Ведь никто не ждет, когда смерть появится из-за горизонта как туча, чтобы мы могли утратить все наши иллюзии и начать жить по-настоящему — как на войне! В рутине обыденности нет таких слов, таких метафор и обобщений. Нет высокого пафоса и ответственных, чеканных, точных слов — от первого лица, без малейшей доли иронии. Но на той, последней, границе больше нет ничего относительного ни в искусстве, ни в смерти, ни в жизни. А может быть, для того чтобы получилось искусство, вообще надо разорвать эту нить — надежду на счастье в этой жизни? Ведь утопия связывает нам руки, тормозит, мы все тянемся куда-то в сторону, как жена Лота, оглядываемся на родной Содом, как будто в нем и была жизнь. Но жизнью-то как раз все это и не было, было лишь сном.
Лидия проснулась. Художница, всю жизнь иллюстрировавшая сны о культуре, однажды проснулась христианкой. На самом краю своей жизни, чтобы дальше лететь через смертную пропасть уже вместе с Христом. Но я не стал бы говорить, что у нее оставалось мало времени. И что она была должна торопиться.
Ее видения Ангелов — иначе не скажешь о работах Лидии Шульгиной — лишены материальности. Ее творения складывались из условного вещества отработанной газетной шелухи, культурного слоя бывшей книжной цивилизации, соединенного еле слышимым, прозрачным намеком краски, похожей на позавчерашнее молоко.
В последние годы Лидия Шульгина создала огромное количество работ на библейские сюжеты. Видно, насколько безостановочно и вдохновенно она работала, превозмогая болезнь, как принято говорить о таких вещах. И эти работы настолько уверенные! Нащупывание интонации, выбор тона сменяется громким, простым и быстрым сообщением, прямой речью. Как речь пророка уже перестает быть творческой рефлексией, самовыражением, это что-то совсем другое. У пророка нет времени на психологию и на всякие такие вопросы, это все уже не важно.
Как евангельская самаритянка, забывшая о своем водоносе и побежавшая в город с рассказом о Спасителе, художница оставила свою интеллигентную графику у мирского студенца1 в распадающемся и горящем мире.
Гора кварантана 3,1986
Скульптуры из газеты, странная сверхаскетичная, бесстрастная живопись на поникших холстах, свисающих со стен вовсе без подрамников, написанная будто на тряпках, слиты между собой, это одно неразрезанное сообщение. Как телеграфная лента. Без пауз и знаков препинания. Цвет больше не для любования, не для различения нюансов. Это просто краски, полицвет. Покаяние выключило их цветение, дерюжка холста отсылает к власянице. Ее картины вообще перепрограммируют наше восприятие, перефокусируют зрение, переводят наши глаза в другой режим — эсхатологический. Если это дано нам увидеть, то мы уже не сможем быть прежними зрителями. Скульптуры Лидии Шульгиной — уж никак не памятники чему-нибудь человеческому, не генерал на коне. Материал ее скульптур — смиреннейшая, как мотылек-поденка, газетка с рекламой всякой городской пакости, уничиженная, размоченная и одухотворенная художником, наделенная им образом души и, как человек, ссохшаяся. Как непостоянная и непрочная плоть человека, просто персть какая-то. Так вот, той персти больше нет — и не будет. Из нее сложено послание, письмена: богословские видения, метафоры, вещие сны о Смерти и Воскресении, четкие изображения невидимых и вечных вещей, не тронутые логикой материализма.
И рядом с этой темой — другая: еврейские корни Лидии Шульгиной. Память о поколениях родных людей, и мирно ушедших, и погибших в разнообразных мясорубках Истории во все времена. Память о тех, кто ждал обещанного Спасителя, да так и не дождался, так и ушел навеки в Шеол, с плачем или в молчании сна. Ее работы — Молитва к Христу об этих людях, избранных и самых любимых, так и не дождавшихся своего наследства. Предстояние перед Богом за своих предков, отцов и праотцев, за весь свой народ. Рассказ о нем, песня о нем и дерзновенная молитва с плачем. Молитва о всей Человеческой Истории.
Что до выбора веры, то бывает, конечно, проще. Когда ваше детство сложилось на даче в Немчиновке, дядя — протодьякон, дедушка — авиаконструктор, бабушка в свое время задавала жару басмачам, другая бабушка, напротив, пропала в это время на Севере, еще одна бабушка так и продолжает копать грядки на Украине, папа сперва поднимал целину, потом защищал Белый дом, а теперь все кряхтит на своей кафедре, — у вас неплохие шансы безболезненно влиться в православные ряды. Перед вами откроется перспектива покаяться за все преступления советской власти, обзавестись мудрым духовником, стать на рельсы и, индульгируя помаленьку, двинуться вперед. Какой-нибудь из архетипов вас вывезет, не один, так другой, а гены предков помогут. Но «у каждого святого есть прошлое; у каждого грешника есть будущее»2.
Из цикла "Фигуры", 1998
Почему не отозвалась Христу Лидия Шульгина раньше, когда она жила-была в еще веселой перестроечной России, среди нестеровских подмосковных пейзажей, на фоне недобитых большевиками и оживающих на глазах монастырей? Почему Он не позвал ее в молодости, а главное — на родине? Почему — в холодном преддверии ХХI века, при страдальческом конце на чужбине? Мне показалось, что маленькая протестантская община в пригороде Гамбурга согрелась у ее, Лидии, огня и саму ее старалась как-то поддержать и обогреть, потому что вспышку такой величины трудно не увидеть. Но мы-то, русские, да еще постсоветские, к своей слепоте привыкли.
Вспыхнул необычайный художник, искренний и серьезный, духовный и самоотверженный, как и все настоящие художники, и весь постмодернистский лес осветил ярким огнем, почти невероятным в наше время спекуляций и симулякров.
Лидия Шульгина (1957–2000) окончила математическую и художественную школы в Москве и Московский полиграфический институт. Занималась иллюстрированием книг, в основном детских, а также станковой живописью, скульптурой.
Участвовала в выставках в России, Германии, Франции, Израиле, США и многих других странах. В России, Японии, странах Запада издано более 30 книг с ее иллюстрациями.
Была членом Союза художников России, Германии и Международной ассоциации художников. Шульгина — лауреат многочисленных престижных премий за лучшее оформление книги. Она создала огромную графическую серию, посвященную еврейской истории и библейским сюжетам. Ее бумажные скульптуры получили премию на Международной художественной выставке в Германии.
С 1996 года жила в Германии, в городе Пиннеберге, под Гамбургом. В конце 2000 года болезнь прервала жизненный путь Лидии.
Работы Лидии Шульгиной находятся в Государственной Третьяковской галерее, в Государственном литературном музее, в Государственном центре современного искусства, в Музее Альтоны (Гамбург), в собрании Дойчебанка и частных коллекциях в России и за рубежом. В 2002 году в Германии вышел документальный фильм «И нет конца…» о ее жизни и творчестве.
1 Студенец — колодец.
2 Цитата принадлежит английскому поэту и писателю ирландского происхождения Оскару Уайльду (1854–1900).
Автор: Иван Бурмистров
Фотографии и иллюстрации предоставлены Александром Эстисом
