И в самые лучшие времена жизнь ставит перед людьми сложные задачи. Еще никогда в мире не было более успешного и сытого поколения, чем наше. Но при этом тревога и страх не покидают нас. Они вызваны, как правило, экзистенциальными причинами — отсутствием ориентиров и цели в жизни. И кажется, что в мире нет порядка, что в нем царят хаос и произвол. Невозможно обрести внутренний покой и тем более безмятежность, если твоя эмоциональная и интеллектуальная жизнь зиждется на зыбучих песках. Поистине сложно совместить современный прогресс человечества с неотступной экзистенциальной озабоченностью и стойким чувством тревоги.
Экзистенциалисты возвели страх в главный принцип жизни человека. Страх предстает как метафизический ужас, потрясающее прозрение: человеку вдруг открывается зияющая бездна его бытия. Постоянная тревога за себя, ужас перед неизвестностью и риск свободного выбора — это и есть подлинное существование человека. И не случайно французский экзистенциалист Альбер Камю писал, что XVII век был веком математики, XVIII — веком физических наук, XIX — веком биологии, XX — веком страха. Страх эффективно парализовал внешнее мышление, и нам остался лишь опыт своего личного существования. Видный философ нашего времени Макс Шелер заметил: «В истории еще не появился такой великий психоаналитик, который освободил бы человека от этого смертоносного ужаса…» Человек, лишенный связи с Божественным и утративший веру, остался без духовных инструментов для перестройки своей жизни и достижения духовного величия — ощущения счастья и вдохновляющего чувства причастности единому Замыслу.
От экзистенциальных прозрений обратившись к Священному Писанию, мы обнаружим, что слово «страх» в библейской литературе является одним из наиболее часто встречающихся. На иврите для обозначения этого чувства есть два слова: פחד (пахад) и יראה (йира)1. Первое обозначает страх, боязнь, возникающие в результате реальной угрозы (хищник, землетрясение), это очень острая и сильная эмоция, ужас, глубокий, мрачный животный страх. Второе — боязнь чего-то гипотетического, состояние, говорящее о стеснении сердца. В метафизическом смысле это слово означает священный трепет, боязнь-почитание кого-то более старшего, умного, стоящего рангом выше, например судьи. Оба упомянутых ощущения могут причинить человеку немало беспокойств и тревог, однако боязнь-почитание имеет позитивное начало, поскольку открывает человека влиянию Всевышнего.
Из Библии мы узнаем, что страх стал известен людям в самом начале, когда человечество было только создано Богом, в раю. В третьей главе Бытия есть рассказ о том, как люди, утратившие данное им Богом совершенство и доселе не знавшие страха, испытали трепет, услышав голос Всевышнего, и укрылись среди деревьев сада. Какова же причина, побудившая их к этому? Адам сказал: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся» (Быт 2:10).
В интересующем нас отрывке (см.: Быт 2:25; 3:1–13, 21) мы видим типичную для древнееврейского повествования тщательную уравновешенность, где одними из ключевых являются слова с корневой основой, восходящей к глаголу ערם (арам). Глагол этот означает «быть голым, видным», «проницать», «быть проницательным, рассудительным и хитрым»2. Ввиду непосредственной его связи с «йира» (в русском переводе «убоялся») в Быт 3:10 он приобретает еще и особый метафизический смысл.
Смысл этот приоткрывается нам в тонкой игре слов второй и третьей главы Книги Бытия (2:25–3:1): «И были оба они обнажены (арумим), человек и жена его, и не стыдились (йитбошашу). А змей был умнейшим (арум) из зверей полевых…» Вопреки нашей первой мысли змей был не самым голым, а самым умным, как и первый человек был не банально нагим, но сопричастным в метафизическом аспекте абсолютной истине. Отраженный в нем неповторимый образ Творца выражался в единении человека с умопостигаемым миром. Весь мир был замкнут и ориентирован на Адама, был «внутри» него. Для него одного было создано мироздание, и в тот момент, когда Адам начал искать Творца, его сердце раскрылось, чтобы пропустить сквозь себя свет бесконечности, и получило новые силы видеть и понимать. По воле Бога человеку было естественно властвовать над своим окружением (см.: Быт 1:28), но он был и ответственен за него (см.: Быт 2:15–17).
Преступление Адама явилось выражением постоянного напряжения, возникшего в момент сотворения. «Кто я?» — спрашивал он Творца, но не получал ответа. Если повсюду раскрывается воля Творца и у меня нет свободы выбора, то существую ли я, или только Он существует? Парадокс заключается в том, что то высокое начало, которым наделен человек, находит свое выражение лишь в том случае, если он не стремится сделать мир своим достоянием, повсюду оставляя отпечаток своей воли. Отказываясь от желания присваивать, он обретает самого себя как образ Того, кто дает, ничего не беря Себе, кто готов скрыть Свое присутствие, чтобы даровать радость бытия людям.
Поскольку первый человек включал в себя весь мир, его падение стало падением всего мира, включая все его мельчайшие детали. Обратная сторона утраты образа, разрыв с умопостигаемым миром выражается повествованием о страхе нагого человека перед Богом (см.: Быт 3:8–10). Съев от дерева познания, человек вдруг ощутил нечто постыдное в себе, почувствовал душевное напряжение и расчленение, стал свидетелем искажения своего «я», весь содрогнулся от произошедшей в нем перемены и в ужасе за себя спрятался среди деревьев сада. До этого момента Адам ощущал все сотворенное как часть себя самого. Он был подобен душе мироздания. Но после совершенного греха мир, утратив единство, рассыпался, и первый человек превратился в его часть, не связанную со всем остальным. Познав, что он наг, человек погрузился в мир, обнажил свое существование перед ним, стал подсудным ему. Он испытал стыд, который в чем-то сродни страху. Можно сказать, что именно в этот момент возникает противоречие внешнего и внутреннего в человеке, отсутствовавшее в насквозь прозрачном, лишенном затемнений первозданном мире.
Слово השוב (буша, стыд) произведено от корня בוש (быть разочарованным, смущаться, посрамлять, задерживаться, медлить). Столь разноплановые понятия недаром имеют в основе один корень, поскольку оба эти состояния человека есть следствие его несоответствия какому-то стандарту, норме. Адам познал страх за себя и страх перед Господом, cокрытие лица Господа (см.: Вт 31:17, 18; Пс 43:6–25) и свое сокрытие от Него. Разрыв между внутренней и внешней сутью — источник всякой моральной боли. В результате своеволия человека и последовавшего за этим духовного упадка стало возможным несоответствие его помыслов и поступков, произошло «расслоение» некогда целостного человека. Это породило внутреннее беспокойство, побудившее его скрыться (под одеждой, «внутри деревьев сада» — «бетох эц hа-ган»). Можно сказать, что потребность в одежде стала свидетельством постоянного визуального указания на несоответствие ставшей «невидимой» души и поведения тела (см.: Быт 3:21).
Человек всегда пытался вернуть утраченное и сегодня стремится к тому же. Он стремится властвовать над миром, а магическую силу страха поставил себе на службу. Страх в сознании людей теперь неразрывно связан с человеческой природой и обусловлен культурой. Сегодня мы используем ту же модель поведения, что и Адам много столетий назад. Мы стремимся погрузиться в мир, сделав его неотъемлемой частью своего бытия. Мы по-прежнему пытаемся скрыться от Бога, а в качестве «одежды» используем весь мир.
Но страх перед неизвестностью не исчезает. Мы боимся за свое будущее, боимся того, что нам неподвластны ни время, ни жизнь. Иногда нас посещает чувство, что рядом с нами существует некая сила, обладающая неведомыми нам возможностями. В саду Эдема Адаму показалось, что он способен скрыться от Бога, и эта иллюзия не оставляет людей до сих пор. Она необходима для сохранения за нами права свободного выбора. Но как можно скрыться от Всевышнего, когда Он — везде? Об этом мы читаем у пророка Иеремии: «Небо и земля полны Мною» (Иер 23:24) — и в других книгах Библии (см. также: Ис 6:3; Пс 112:5–6; 137:6). Он наблюдает за всем, малым и великим, и нет ничего, что могло бы укрыться от Него.
Чувство, испытанное Адамом в саду, свидетельствовало о необычайной тактичности и нежности Создателя, подыгравшего ему: «Где ты?» Он побуждал Адама к раскаянию и преодолению возникшей разобщенности. Страх «пахад»3 — «ужас, паника» сменяется страхом «йира» — благоговейным трепетом и осторожностью в присутствии возлюбленного (см.: Песн 5:6). Но Адам, лишившийся духовного слуха и потому испугавшийся встречи с Богом, сбился с Пути и спрятался в убежище. Он ушел в безнадежность духовного одиночества. Ведь его страх — это прежде всего одиночество, когда не остается ни ощущения, ни мысли, что устрашившее человека неведомое станет подвластным его воле.
Теперь Всевышний в своей любви вынужден «скрываться» от нас. Испытываемый нами страх «йира» не повергает нас в бездну, не стискивает в эмоциональном спазме, но дает нам почувствовать то метафизическое одиночество, которое Всевышний «испытывает» по отношению к Своему творению. Поэтому вовсе не случайно, когда дует сильный ветер и жизненное море волнуется, а нам страшно, мы слышим: «Это Я, не бойся!» И тотчас достигаем той заветной и истинной цели, к которой стремились (см.: Ин 6:18–21). Он и есть тот единственный Великий Психоаналитик, который способен освободить человека от смертоносного ужаса, пробудить его и вывести из тупика на Путь.
1 В действительности семантическое поле страха в Библии почти такое же богатое, как семантическое поле радости: אימה (эйма, благоговейный страх), רטט (ретет, дрожь, паника), «рада», «хальхала», «биатут», «балагут», «хиль»... Около пятнадцати древнееврейских слов (существительных и глагольных форм) переводы передают словом «страх», что свидетельствует о важной роли этого понятия в Библии. В Новом Завете понятие страха передают существительное «фобос» и глагол «фобед». В значение этих слов входят «боязнь» и «ужас», однако здесь, как и в древнееврейских словах, преобладает представление о благоговейном доверии.
2 У слов «аром» (голый), «арум» (умный) и, например, «арема» (куча) один корень. Умным называют того, кто способен увидеть суть происходящего, то есть видеть голые факты. Понятие сути и есть связующее звено между «умным» и «голым». А куча — не более чем соединение множества частей в единое целое, но именно так и происходит процесс постижения истины (сути). Употребленное в Быт 2:25 и Быт 3:1 слово «арум» обычно обозначает просто наготу и мудрость (см. также: Притч 12:16, 23; 13:16; 14:8). Такими рождаются младенцы (см.: Иов 1:21 и Еккл 5:14), такими становились время от времени пророки, возвещавшие некую важную весть (см.: Ис 20:2–4). Понятно, что и тех, и других роднит открытость истине, а также отсутствие иллюзий в жизни или противостояние им, соприкосновение с неприукрашенной реальностью. В то время как «эйром», употребленное в Быт 3:7, 10, 11, описывает находящихся под судом Божьим (см. также: Втор 28:48; Иез 16:39; 23:29), это не нагой человек, а позорно голый: так выглядят угнанные в рабство пленники.
3 Упоминания о нем нет в библейском тексте, но это подразумевается при сравнении Быт 3:8 (где представлено восприятие сознания и действие человека, а описание испытанных им чувств опущено) и 3:10.
Автор: Алексей Токарев
Фото: из архива ХЦ «Возрождение»