Тема
Притчу Господа, названную притчей о блудном сыне, можно назвать семейной: тут и отношения отца с сыновьями, и отношения между братьями. Но по большому счету эта притча о принятии и близости. В ней описаны две счастливые встречи, а до этого — много одиночества.
Блудный сын и его старший брат были осуждены и оправданы многими проповедниками. Но притча никого не осуждает и не оправдывает, она преподносит нам урок, обостряет наши чувства. Наше неравнодушие служит подтверждением нашей вовлеченности в этот урок — ведь мы увидели в образах притчи самих себя. Вызвать в нас сопереживание — ее цель, ведь пережитые чувства меняют человека иногда даже больше, чем волевые решения или самоанализ.
Старший и младший братья из притчи, по сути, не знали своего отца. С этим незнанием связано их одиночество. В их представлении отец был требовательным и жестким праведником, который ждет от них лишь стерильной душевной чистоты. Мы тоже часто так думаем. Но является ли такой образ истинно праведным? Ведь в такой чистоте нет принятия, милости и возможности покаяния: небо так далеко, что его не достичь. И в сердце старшего вместо брата появляется жестокий критик, в сердце младшего — вместо дома приют для сирот.
Француз Поль Рикёр (1913– 2005), представитель философской герменевтики, пишет, что теперь, в эти последние времена, в самом центре нашей личности вместо отца, который милует и прощает, расположился образ идеального праведника, который беспощаден, и на его суде мы уже проиграли: «…это образ праведника… человека вне семейных связей, находящегося вне семьи… образ по самой своей сути эсхатологический»1. Жестокий образ отца мы придумали сами и, чтобы стать ближе к отцу, стремимся соответствовать своему идеалу. Но мы все дальше отходим от него, становясь все более одинокими.
Вместо отца, который ждет нас, в самом центре нашей личности расположился кто-то неумолимый, похожий на нас самих. И мы не верим в прощение грехов по благодати — просто так, без отработок, платы и заслуг. Ведь без взыскания долга с обидчика в нашем мире прощения не бывает. Почему же Отец, который совершен, который — в недосягаемом Небе, должен нас принимать и прощать просто так? Почему Ему вообще есть дело до нас? Почему Он пришел на землю спасти нас? Его принятие и близость — роскошь, которая, мы уверены, не выживает на земле. И мы не верим.
Рембрандт Харменс ван Рейн (1606–1669). Блудный сын. Офорт. 1636
«Место, из которого исходит осуждение, не является более инстанцией родства, инстанцией, производной от образа отца»2, — в самом центре нашей личности теперь не милующий образ отца, а кто-то, кому нет до нас дела, потому-то и младший сын, который считает, что отец не примет его покаяния, надеется найти место не в семье, а среди наемников.
Если говорить о литературных образах праведников, например среди героев Федора Достоевского, то старец Зосима еще претендует на образ отца, а Аввакум — нет: в неистовом пророке нет тихой радости старца Зосимы, и образ отца ускользает. Заслужить утешение не получится. Холод внутри, как дыра3, в которую утекает все теплое и живое. Без связей и тепла люди становятся далекими друг другу.
Идеальный, но жестокий праведник не выбежит на дорогу, чтобы встретить вас после долгого пути, не будет часами поджидать, вглядываясь в даль — не появился ли вдалеке путник, любимый сын, по которому он скучает и которого ждет уже много-м ного дней. В представлении обоих сыновей из этой притчи небо закрыто.
Иисус же рассказывает об Отце, который ждет нас. Это связано с милостью к тебе лично. Отец каждый день выходит на дорогу и ждет каждого из нас, несмотря на общепринятое мнение, что можно вот так незаслуженно, просто раскаявшись, получить прощение. Так не бывает. Но Отец ждет нас, ждет нашего решения.
Донаучная картина мира вызывает улыбку — ведь там плоская Земля покоится на четырех китах под недоступным Небом. Теперь мы знаем, что все по-другому: Земля висит ни на чем, она круглая и все время находится в движении. И человек замолкает, преклонившись перед этим вечным движением. В отличие от научного, бытовое мировоззрение не меняется с самых древних времен. Мы продолжаем верить, что земля — внизу, а небо — вверху, что небо и земля не встречаются, что земле никогда не дотянуться до неба. Древняя картина мира до сих пор держится в нас на первобытном страхе и вине без покаяния.
Бартоломе Эстебан Мурильо (1617–1682). Блудный сын. 1660–1665
Но если шагнуть в небо, там нас встретит не воздушное пространство, а твердь, которая позволит удержаться на ногах и даже отпраздновать встречу с Отцом. Доверившись Отцу, вы не упадете, потому что земля и небо вместе. Отец рядом, и если протянуть руку, то можно дотронуться до Неба. Оно всегда на расстоянии вытянутой руки — как воздух атмосферы — всегда рядом. Целостность неба и земли реализуется в пространстве вашей личной жизни.
Если Земля круглая (а это уже доказано), то возможно все: верх и низ всегда могут поменяться местами, и «первые будут последними», «сеющие со слезами пожинать будут с радостью», праведные фарисеи с их безукоризненной чистотой уже осуждены, а раскаявшиеся приняты в семью Отца. Небо всегда ближе, чем мы можем себе представить. Небо живет на земле. Живет там, где есть живое. С неба льется дождь, без которого невозможна никакая жизнь.
Мы ищем законы и закономерности, но попадаем в безвоздушное, безжизненное пространство схем. Нам так легче жить, не так страшно, если есть предсказуемость закона, и кажется, что милосердия нет. Это влияет на наше мироощущение, и нам видится, что мы живем во враждебном мире, в котором мы всем должны.
Отец, как представляют себе Его сыновья, бесконечно далек от них, но на самом деле Отец другой. Он живой, милующий, и Он научил нас любить и прощать. Истинная праведность начинается в общении и близости с Отцом. Отец из притчи о блудном сыне бесконечно далек от деизма, где Бог создал мир и удалился, чтобы не вовлекаться в наши проблемы, чтобы, когда уж совсем невмоготу, руководить издали или чтобы завести этот мир, как часы, и оставить. Так бы поступил человек, но так не поступает Небесный Отец.
Небо на древнем библейском языке названо словом «шаммаим», в нем много движения, потому что милость Отца обновляется изо дня в день. Это слово, разделенное на две части — «шам» и «маим», — переводят как «там вода». Там, где есть жизнь с Богом, начинается Небо. Это не иерархия высшее — низшее, а место, откуда льется вода, без которой невозможна жизнь. Отцу не все равно, Он не отстранился — в отстраненности есть истинное зло равнодушия, Отец ждет твоего покаяния, чтобы принять тебя.
Нам нравится все статичное, неизменяющееся, потому что оно представляется нам постоянным и надежным. Но в таком придуманном мире никто не выбежит навстречу, как тот отец в притче, чтобы обнять, накормить, устроить пир и простить.
По словам современной писательницы Берне Браун, «мы заняты тем, что яростно обвиняем других во всех грехах, и этот праведный гнев не оставляет места состраданию»4. Мы убеждены, что за все надо платить. Мы хотим всё купить, заслужить. Мы не видим ценности в том, что дается даром. Мы все подвергаем анализу — что добро, а что зло. Мы сфокусированы на анализе справедливости, а не на встрече с Отцом. Но наши истинные совершенство и праведность начинаются со встречи с Отцом, а не с желания оправдаться своими заслугами и трудами, сравнивая себя с другими.
На мой взгляд, самое трагичное следствие познания человеком добра и зла в том, что нам стал непонятен Отец, который нас ждет, чтобы дать нам воды, еды, чтобы насытить нас, дать передохнуть от нашей собственной вечной борьбы. Но это не Его борьба. В нее ввязались мы сами — без Него.
Мы больше не участники совместной трапезы с Отцом, как это было когда-то, ведь на Небе нет еды, нет ничего «низшего». Нет тихой доверительной беседы за столом. Отцы заботятся, любят и прощают. Такого Отца мы забыли из-за своей уязвленной совести и гордости.
Эта библейская история названа притчей о блудном сыне, но она о возвращении домой. Сын в дальней стране растратил все, что было выделено ему отцом, и, оставшись без средств, он подумал: даже наемники в доме отца питаются лучше, чем я, пойду, попрошусь в число наемников. А тем временем отец ждал его и, только завидев сына, бросился ему навстречу. Он одел сына в лучшие одежды, на руку его дал перстень и велел устроить пир. Еще бы! Его сын пропадал и нашелся.
На том пиру все радовались и ликовали, кроме одного человека — он был в замешательстве и недоумении. В притче он назван старшим братом. Во время пира он посетовал отцу, что тот так много сделал для младшего сына, который промотал имение, жил беспутно, не совершил ни одного доброго дела, но именно ради него отец устроил этот пир. И все радуются. Этот сын не заслужил ничего, а получил так много, чего никогда не имел он, его старший брат. Вероятно, отец любит больше младшего, беспутного сына, чем его, который все время при нем. А он старался быть идеальным, прилежно и напряженно трудился день изо дня. Но отец и козленка ему не дал, чтобы ему порадоваться с друзьями. Отец был удивлен словами старшего сына:
— Сын мой, ты все время со мной. Все мое — твое. Кто же тебе не давал порадоваться с друзьями и устроить пир?
Младший брат получил все, не имея заслуг. Старший сын ничего себе не позволял — ни отдыха, ни пира с друзьями, ни смеха за столом. Он не мог взять то, что уже ему принадлежало, пока не заслужит, и расстояние до радости с годами только увеличивалось. Но отец сказал ему: «Все мое — твое». Мы тоскуем по Отцу, а Он рядом, Он дает даром прощение всякому, кто обратится к Нему с покаянием, — по благодати, благодаря Господу Иисусу Христу, поэтому и в притче о блудном сыне все закончилось хорошо.
Правда Божья зовется милосердием. И каждый имеет шанс спастись, покаяться и найти мир, семью, принятие — и это все от каждого из нас на расстоянии вытянутой руки.
1 Рикёр, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. Электронный ресурс: https://predanie.ru/book/216426-konflikt-interpretaciy-ocherk-o-germenevtike/ (дата обращения: 20 декабря 2024).
2 Рикёр, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. Электронный ресурс: https://predanie.ru/book/216426-konflikt-interpretaciy-ocherk-o-germenevtike/ (дата обращения: 20 декабря 2024).
3 «У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет ее как может» — эти слова принадлежат французскому философу-экзистенциалисту Жан-Полю Сартру.
4 Браун, Б. Дары несовершенства. — М.: Альпина Паблишер, 2020. — С. 208.
Фото: gettyimages.ru, wikipedia.org
