Любовь — это задание

Произнося слово «любовь» сегодня, мы сразу же входим в мир парадоксов, противоречий, разночтений и загадок. Мы знаем это слово в связи с великими любовными парами: Ромео и Джульетта, Лейла и Меджнун, Данте и Беатриче, Тристан и Изольда, Паоло и Франческа — перечислять можно долго.

Когда мы произносим эти имена, волей-неволей мы словно бы причащаемся чему-то великому, возвышенному, сокровенному, и, с одной стороны, нам тоже хочется быть участниками этой тайны и силы, а с другой — она нас пугает. Ведь почти все упомянутые пары подстерегала опасность и постигла смерть.

Да и в Библии любовь соседствует со смертью: «Сильна, как смерть, любовь», — говорит нам Песнь песней.

Почему же это чувство опасно?

Не потому ли, что оно возвращает нас в мир Абсолюта, что на своей высочайшей ступени оно живет и развивается и требует от мира совсем других его свойств, неограниченных, тем самым вступая в противоречие с тем, чем наш падший мир живет и существует. Здесь я опять хочу вспомнить стихи Марины Цветаевой, очень глубоко ощущавшей запросы и присутствие абсолютного в своей жизни и тот конфликт, который возникает, когда высшее вступает в отношение с низшим, с обусловленным, обыденным, привычным:

«Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!»

Любовь опасна, потому что она безмерна и еще потому, что она обладает свойством охватывать всего человека, как огонь охватывает сухие сучья. Она переводит смысл его существования в высшие планы, она пробуждает в человеке ту безмерность, которая скрыта почти в любой человеческой душе.

Но и ничего более привлекательного нет для человека, чем глубокая любовь к другому существу, женщине, на которую направлены чувства любящего.

Для великого русского философа и поэта Владимира Соловьева любовь предстает как освободительная сила, отменяющая тяжелые земные законы пространства и времени:

«Зачем слова? В безбрежности лазурной
Эфирных волн созвучные струи
Несут к тебе желаний пламень бурный
И тайный вздох немеющей любви.
И, трепеща у милого порога,
Забытых грез к тебе стремится рой.
Недалека воздушная дорога,
Один лишь миг — и я перед тобой.
И в этот миг незримого свиданья
Нездешний свет вновь озарит тебя,
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнешь, тоскуя и любя».

Более того, этот мощный ум, христианин и мыслитель считал, что мир должен преобразиться, войти в новый этап своего развития под влиянием глубоких чувств любящих пар, а влюбленность он считал периодом, когда через открытую на время дверь свет Царства Небесного падает в души любящих.

Меня всегда поражало одно место из «Новой жизни» Данте, где поэт, наблюдая возлюбленную, теряет сознание от чувств, его переполнивших. Взрослый мужчина, не барышня, ощутив силу любви, лишается чувств — какова же эта сила, что может погрузить в беспамятство «сурового Данта»? И почему мы не ощущаем эту силу сегодня?

Что-то мы утратили, что-то перестали ощущать, когда речь идет о любви и единстве душ в ней…

«По причине умножения беззакония во многих охладеет любовь», — пишет евангелист. Зададим себе вопрос: не о нашем ли времени идет речь? Конечно, были времена, когда и беззаконие овладевало народами, и любовь гасла, но, кажется, еще не было времен, про которые было сказано, и сказано правдиво, хоть правда эта и относительна, что Бог умер.

Что-то действительно надорвалось в социуме и людской цивилизации XX– XXI веков. Само слово «любовь», как и слово «Бог», стало употребляться значительно реже, его словно стыдятся. Стыдятся того высокого уровня Бытия, которое это слово предъявляет, и поэтому мы ограничиваемся набором синонимов или слов-заменителей.

С одной стороны, это и понятно — мы уже говорили о парадоксах силы и чувства любви — чувство это многоэтажное, и не зря Платон разделял любовь на Любовь (Афродиту) небесную, Уранию, и Любовь простонародную, Пандемос.

И последние века — это по преимуществу картина соскальзывания от любви небесной к любви простонародной, большей частью подмененной сексом и упрощенной.

Больше того, на этом деградация этого великого чувства не останавливается.

Да, стремление к низкой любви, по мнению одного христианского писателя, — это подсознательное стремление к единству с Источником любви, Творцом всего, хотя и перевернутое, искаженное, уродливое.

Но источник любой любви, включая любовь сексуальную, близкую к брачным отношениям животных, — Бог.

Видимо, со времен Адама и Евы нам дана великая сила единения и чистоты, с которой мы разучились справляться, потому что превратились в потребителей. Мы подступаем все чаще к отношениям с женщиной с убеждением, что она должна нам дать тепло, самоотверженность, секс, радость, — одним словом, с теми же чувствами, с которыми осуществляем шопинг в большом магазине.

Рильке писал:

«Боги* сперва нас обманно влекут к полу другому, как две половины в единство.
Но каждый восполниться должен сам, дорастая, как месяц ущербный, до полнолунья.
И к полноте бытия приведет лишь одиноко прочерченный путь
Через бессонный простор».
(Перевод с немецкого З. Миркиной.)

«…во многих охладеет любовь» (Мф 24:12). И это написано уже в эпоху, в которую живем и мы. И речь тут идет о любви как задании, о том, что не с требованиями потребления надо подходить к тому, кого эгоистически любишь, а по-другому. Не с желанием иметь, а с желанием быть и дарить. А для этого нужна интенсивная внутренняя духовная работа с собой. Стихийные силы всегда будут притягивать один пол к другому, так мы устроены, но этого мало. И Евангелие, потрясшее Европу в свое время, учит о том, что любовь должна быть одухотворена, что на первом месте в любви двоих должен стоять Бог, любовь Божья к человеку и человека к Богу. Данте это понял, взбираясь по духовным планетам ко все большей и большей любви, до тех высот, где:

«…изнемог высокий духа взлет;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила».
(Перевод с итальянского М. Лозинского.)

В социальных сетях все чаще встречаются исповеди, в которых девушка обличает своего бывшего возлюбленного в том, что он сексуально издевался над ней, подавлял ее волю, бил, унижал, и пишет она это, предупреждая всех тех женщин (имена все названы), которые могут войти в отношения с данным человеком. Самое поразительное, что исповедница оставалась с этим ее «возлюбленным» долгое время. Значит, было в ней что-то требующее к себе такого отношения. Более того, она считала себя ответственной за жизнь этого своего партнера, потому что он грозился покончить с собой.

Что это как не болезнь?

Причем страшная, прогрессирующая и смертельная.

И это болезнь, где нет Бога, вернее, он есть, имя этому богу эгоистическое «я», которое действует с обеих сторон, а имя болезни «созависимость» или «сексоголизм».

Но даже здесь, в этой извращенной ситуации, партнеры продолжают искать что-то необычное, приносящее извращенную радость, и я не скажу, что они ищут Бога, потому что на месте Бога стоит эгоистическое и раздутое «я», которое ничего не видит за краем собственного функционирования. Лечиться надо обоим.

Какова же степень деградации высочайшего из чувств, что оно способно привести «любящих» к таким отношениям.

И мне кажется, что в эпоху, когда любовь охладела, она перестает быть даром, за который мы благодарим Бога, она становится задачей. И если ты христианин, то ты всегда на дороге самосовершенствования, и поэтому любить надо учиться. Об этом надо молиться, с этим надо жить, действовать и возрастать в духе.

И вопрос, в чем же цель любви, мне кажется, сегодня предполагает один реалистический ответ — в духовном росте. То, о чем писал Владимир Соловьев, говоря о влюбленности, как об авансе, когда свет Царства посещает обоих любящих, должно быть достигнуто снова, но уже путем интенсивной духовной работы, предполагающей прежде всего борьбу с собственным своеволием, жадностью, ограниченностью, желанием потреблять.

Но возможно ли это?

Да, возможно.

Я знаю пары, где это осуществилось, где в отношения вместе с Богом вошла святость.

Ибо без Бога, без этой силы, имя которой Любовь, задача эта нерешаема.

И тогда аванс становится достижением творческой любви — вечно свежим, сильным и святым чувством, и, как сказал Владимир Соловьев,

«Нет вопросов давно, и не нужно речей,
Я стремлюся к тебе, словно к морю ручей,
Без сомнений и дум милый образ ловлю,
Знаю только одно — что безумно люблю.
В алом блеске зари я тебя узнаю,
Вижу в свете небес я улыбку твою,
А когда без тебя суждено умереть,
Буду яркой звездой над тобою гореть».

И это не теория, а достигаемая реальность. Ибо любовь — тоска по изначальному единству Бога, человека и вселенной, огромная сила, влекущая к нему.

*В языческих религиях боги — это олицетворение стихийных природных сил (прим. ред.)

 

Фото: gettyimages.ru