Посмертие и вечность в представлениях христиан

Человека всегда занимало, что находится по ту сторону границы смерти — превратимся ли мы в прах или будем жить в какой-то другой форме. Христианство, с одной стороны, указало на вечную жизнь после смерти, которая зависит от отношений с Богом и к которой нужно стремиться, с другой — провозгласило, что мы уже в земной реальности приобщаемся к этой блаженной жизни, рассматривая ее «как бы сквозь тусклое стекло» (1 Кор 13:12). Как две части этой христианской вести развивались в истории?

Для ранних христиан характерен акцент не столько на самой вечности и на том, что там будет, сколько на том, как достичь именно блаженной вечности. Существует, как указывает раннехристианский памятник «Дидахе» (II век), путь жизни и путь смерти; важно в этой жизни четко отделить один от другого и вместе с Богом идти в сторону вечного блаженства. Популярная раннехристианская книга «Пастырь» Ерма (II век) описывает образ Царства Божьего — строящуюся башню, которая складывается из живых камней — христиан (см.: 1 Пет 2:5). Негодные камни, которые символизируют открыто грешащих верующих, остаются вблизи башни — есть надежда на их исправление. «Пастырь» видит одновременно и реальность (существующую Церковь), и то, как она выглядит в вечности. Прорыв вечности в реальность — это и сама Церковь, и ее грядущая победа — тысячелетнее царство (см.: Откр 20:4), духовное торжество Церкви.

Интерес к тому, что именно будет в посмертии, возникает чуть позже. Так, христианский философ Ориген (185– 235) считал, что все человечество в конце времен пройдет через Божий огонь, в котором сгорит все не-Божье; очищенные души войдут в рай, а злые души останутся в попаляющем огне, из которого, впрочем, рано или поздно выйдут очищенными (впоследствии Церковь эту точку зрения осудила).

С легализацией христианства ожидание тысячелетнего царства перестало быть общепринятым; переживание вечности перенеслось как в духовное измерение на небесах, так и в сердце христианина. На небесах будет жизнь, свободная от всяких нужд (епископ Василий Великий, IV век); блаженство там неописуемо и непредставимо для человека (духовный писатель Ефрем Сирин, IV век). Христианский писатель Исаия Скитский (IV–V века) видел рай новым Эдемом, возвращением с благодатной помощью к состоянию человека до грехопадения; Блаженный Августин (354– 430) считал, что рай — это место, где человек обретает себя самого в Боге.

Рай — это Божья любовь, указывал духовный писатель Исаак Сирин (VII век), это пламя любви — благо для праведных и мучение для грешников, которые причастность такой любви отвергли в земной жизни. Этот опыт открыт человеку уже здесь. Как утверждали христианские писатели, в начале пути мы ощущаем, что Божий огонь попаляет нашу греховность, и только потом, когда сердце очищается, человек чувствует тепло и свет.

В Высокое и Позднее Средневековье возродился интерес к земному раю: это и легенда о блаженном царстве пресвитера Иоанна, которое необходимо только найти и открыть; и идея аббата Иоахима Флорского (XII век), что вот-вот наступит эпоха Святого Духа, когда все человечество примет духовные блага как приоритетные; и народные движения лоллардов и гуситов, ожидавших скорого наступления тысячелетнего царства и желающих его приблизить. Царство Божье представлялось средневековым людям вполне зримым и похожим на земную реальность, только качественно лучше: так, в немецком крестьянском мире Бог виделся свободным крестьянином, а Его Царство — это Его двор, полный всякого изобилия. А вот среди христиан, живущих в городах, более популярен был образ Небесного Иерусалима — блаженного города из Откровения Иоанна Богослова; готические храмы в какой-то степени отсылают нас к небесным строениям. Зримость и близость Небесного Царства видна во многих средневековых произведениях. Так, в немецком произведении «Видение Тундаля» (1149) автор слышит в раю чистую гармонию (в отличие от какофонии в аду); христианской писательнице Мехтильде Магдебургской (XIII век) рай видится как три сферы: низшая — это прекрасный сад вроде Эдема, средняя — купол с десятью ярусами, там находятся праведники, и высшая, где обитает Сам Бог.

Увлечение земными радостями, указывали средневековые авторы, уводит нас от радостей духовных и нашего подлинного отечества на небесах. Любопытно, что в немецкой средневековой литературе одно из наименований рая — Das Vaterlant (отчий край)¹.

Что же приводит нас туда? Человек получает доступ в рай, когда становится причастником Божьей благодати, считал французский богослов Бернард Клервоский (1090– 1153), это открыто уже здесь, на земле. Сам Христос и есть рай для любящего Его человека, писал византийский поэт Симеон Новый Богослов (942–1022). Его искра как знак вечности живет в нашей бренной природе, был уверен немецкий философ Майстер Экхарт (XIV век). Духовный писатель Илия Экдик (XI век) считал, что, когда для человека нет ничего важнее Христа, рай уже в его душе; захватившая нас зависимость от чего-либо, кроме Бога, дает нам опыт ада на земле, считал христианский автор Григорий Синаит (1255–1346).

Средневековые представления о зримом присутствии вечного Царства Божьего в социальной жизни и возможности его приблизить перешли и в эпоху Реформации. Крестьянская война в Германии (1524–1526) и Мюнстерская коммуна (1534–1535), где была введена общественная собственность на все имущество и были отменены деньги, связаны с идеей социального равенства накануне Второго Пришествия, Английская республика (1649–1659) и колонии пуритан в Новом Свете — с желанием на основе сообщества преданных Христу благочестивых людей создать новый народ, аналогичный богоизбранному еврейскому народу в Ветхом Завете и предвосхищающий жизнь и порядки Небесного Иерусалима.

Впрочем, человеческое сердце тоже остается вместилищем вечности. Благодаря немецким писателям Валентину Вайгелю, Иоганну Арндту, Якобу Бёме, Филиппу Якобу Шпенеру становится популярной идея рождения свыше: Христос чудесным образом рождается внутри христианина, производит в нем внутренний переворот и создает в его сердце Свое Царство, задача христианина — бережно его хранить и оставаться лояльным его гражданином.

С одной стороны, на этом пути христианина ждет множество испытаний. Во-первых, его греховность и беспечность: сколько раз оступался Христианин, главный герой «Путешествия Пилигрима в Небесную Страну» Джона Баньяна! Во-вторых, необходимость терпеть «духовную пустыню», когда христианин не ощущает Божьего присутствия; само это переживание ощущается как лишение рая, свидетельствовали английские поэты Томас Траэрн и Джордж Герберт. Необходимы большое доверие к Богу и решимость пройти с Ним через темную ночь внутреннего кризиса, утверждал испанский поэт Хуан де ла Крус. В-третьих, само положение человека между временем и вечностью, близость смерти, которая только и покажет, что было в человеке и его деятельности настоящего, а что — наносное. В-четвертых, вечным Царством надо жить здесь и сейчас, в нашей реальной жизни, в наших повседневных трудах и обязанностях, указывали отцы Реформации Мартин Лютер и Жан Кальвин, а это всегда тяжело, поскольку и трудиться сложно, и ладить с близкими непросто.

С другой стороны, Бога не нужно долго и мучительно искать где-то вовне, Он уже внутри нас, писал немецкий поэт Ангелус Силезиус; само Его присутствие несет нам неизреченную и ни с чем не сравнимую райскую радость, свидетельствовали протестантский гимнограф Филипп Николаи и первая норвежская поэтесса Доротея Энгельбретсдаттер.

В XVIII–XIX веках многие христиане были уверены, что постепенное преображение реальной жизни людей — это вклад в вечную жизнь, на этом были основаны социальные преобразования, совершенные при активном участии христианских проповедников в Англии и США, Западной Европе, скандинавских странах. Социальный евангелизм, представленный Вашингтоном Глэдденом, Уолтером Раушенбушем и многими другими, базировался на убеждении, что Христос принес весть не только о будущей вечной жизни, но и о преображенной жизни в Своем Царстве на земле. Вечность никуда не ушла и из человеческого сердца: она нам открыта в каждом мгновении, утверждала духовная писательница Тереза из Лизье, главное — научиться это видеть в повседневности. Вместе с тем ад тоже живет уже в человеческой душе — проповедники Великих пробуждений постоянно напоминали своим слушателям, что формальное отношение к вере и закрытое для ближних сердце не только в будущем, но и в настоящем повергает их в ад.

ХХ век с его трагедиями обнажил серьезную нехватку любви в людях — возможно, в этом и причина переживания богооставленности и закрытых небес. Однако двери ада закрыты изнутри, писал христианский писатель Клайв Льюис; не доверяющий ничему человек, закрытый в своем эгоизме, сам добровольно строит ад. Нам будет закрыта дорога в Царство Небесное, если мы не были причастны Его любви на земле хоть в какой-то степени, говорил известный православный проповедник Антоний Сурожский.

В целом в христианской истории сохранялось переживание духовного вечного мира и как чего-то отдаленного, что будет только после смерти, и как чего-то, что частично проявляется уже на земле, хотя бывали перекосы в одну или в другую сторону. Но общий христианский опыт хорошо выражают слова самого известного проповедника ХХ века Билли Грэма: «Небеса не делают эту жизнь менее значимой, они делают ее более значимой»².

¹Пишется с t на конце — это средневековая орфография.

²Billy Graham Quotes on Heaven (пер. А. Фишмана). Электронный ресурс https://billygraham.org/story/billy-graham-quotes-on-heaven/ (дата обращения 22 сентября 2023 года).

Фото: gettyimages.ru