Христиане, Хаос и Бездна

Первая ассоциация, возникающая у нас, когда мы слышим слово «хаос», — это что-то неупорядоченное и стихийное. Стихийность пугает человека, и он защищается от нее разумом, логикой и порядком. Хаос, бездна как нечто бесформенное упоминается при сотворении мира: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною» (Быт 1:2); бездна становится синонимом ада в Новом Завете. С другой стороны, неупорядоченность — черта, которая часто встречается у творческих людей и воспринимается ими как творческая энергия; бездна в поэзии — частый синоним глубины. Двойственность стихийности присутствует и осмысляется в христианской традиции, и нам интересно будет проследить историю отношения к этому явлению.

В первые века христианства образованные последователи Христа доказывали язычникам, что мир произошел от Бога Творца, а не сам по себе из Хаоса. Хаос, древняя Бездна, лишается божественной сущности и описывается древними христианскими авторами как сотворенная Богом бесформенная глыба (епископ Феофил Антиохийский, II век) и первовещество, из которого Бог сотворил мир (Иустин Философ, II век). С другой стороны, Хаос — вместилище демонических сил и духовной опасности; Христос в раннехристианском искусстве может представать в виде дельфина как символ спасения людей от пучины греха.

В золотой век христианской литературы (IV–X века) Хаос понимается как «одежда» первозданной земли (врач и богослов Кесарий Назианзин, IV век), как заливающая землю жидкость (патриарх Фотий, IX век), как первичный «материал», из которого Бог создал все остальное (епископ Немезий Эмесский, ум. 420). Два великих христианских поэта, Григорий Богослов на Востоке и Амвросий Медиоланский на Западе, указывали на Хаос как на неустройство мира, побежденное и преображенное Творцом. Дионисий Ареопагит (V век), с другой стороны, сравнивал непостижимого Бога с бездной как с чем-то лишенным четких форм и неопределимым; Максим Исповедник (580–662) указывал, что бездна, указанная в начале Книги Бытие, — это аллегория, которая показывает непостижимую для нас тайну Божьего устройства мира.

В Высокое и Позднее Средневековье христиане продолжали осмыслять тему Хаоса и Бездны. У великого западного богослова Фомы Аквинского, поэта и философа Раймунда Луллия, восточнохристианского мыслителя Григория Паламы и у других Бездна — это созданная Богом масса первоэлементов, возникшая до появления оформленных тел. Однако многих богословов больше интересует другой аспект — Бездна как синоним непостижимости Бога и как Его безразмерность (Фома Кемпийский). У немецкого философа Майстера Экхарта в Боге как в Начале всего есть и Логос, разумное упорядочивающее начало, и Бездна. В Бездне — основа бытия, его исток, а Логос воплотился как Богочеловек и продолжает таинственным образом рождаться в сердце каждого верующего. Немецкий мыслитель Иоганн Таулер указывал, что в глубине человеческой души, до конца не понимаемой человеком, пугающей его своей безграничностью, можно встретить Бога, который по Своей природе бездонен: «В эту божественную глубину может попасть одна лишь глубина душевная; здесь призывает и поглощает одна бездна другую»¹. Человеку нужно отказаться от всего, что не Божье, как от того, что мелочно и суетно, для того чтобы на глубинном уровне открыться Богу.

В эпоху Реформации и революционных потрясений христианские мыслители острее ощущали и пугающую, и притягивающую силу Хаоса как вовне, так и внутри человека. Глубины страха, отчаяния, неуверенности и неустроенности, в которые погружается человек, помогают ему обрести Бога, как это произошло с Мартином Лютером. В немецком богословии для такого пути даже был изобретен особый термин Anfechtungen. Опыт обретения духовной глубины и христианских добродетелей через проживание внутреннего хаоса и страдания подтверждал и лютеранский пастор Иоганн Арндт: «Чем более человек погружается чрез крест в глубину истинного смирения, тем более он погружается в бездны существа Божия»². Проживание хаоса и неустроенности с твердой надеждой на Бога — это тема поэзии лютеранского гимнографа Филиппа Николаи, немецких поэтов XVII века Иоганна Гюнтера, Андреаса Грифиуса и Пауля Герхардта, проповедей новоанглийского священнослужителя Инкриса Мэзера.

В этот период Бездна могла пониматься также, с одной стороны, как первооснова всего, находящаяся в Боге (немецкий философ Якоб Бёме), а с другой — как Сам Бог, раскрывшийся человеку, который отказался ради Него от всего лишнего, включая в том числе ожидание каких-то особых ярких духовных состояний (испанский подвижник и поэт Хуан де ла Крус). Это переживание особой глубины и непостижимости и Бога, и созданной Им человеческой природы меняет человека, который проходит такую же трансформацию, как гусеница, превращаясь в бабочку (испанская писательница Тереза Авильская). Испанский священник Мигель де Молинос писал, как важно человеку признать себя ничем перед Богом, отказаться от всего наносного и погрузиться тем самым в божественную глубину. Вообще ведущее настроение эпохи барокко — это проживание двух разверзающихся перед человеком бездн: бездны человеческого греха и страдания с одной стороны и бездны Божьего милосердия и величия — с другой.

Памятник Иммануилу Канту в Калининграде

В XVIII–XIX веках, когда преобладал культ разума, на первый план вышел Логос. Синоним Богочеловека для евангелиста Иоанна и раннехристианских авторов, взятый ими из древнегреческой философии, для немецких философов (Иммануил Кант, Иоганн Готлиб Фихте, Георг Фридрих Гегель) снова превратился в отвлеченную абстракцию: разумное упорядочивающее начало в мироздании, противоположное Хаосу.

Зато там, где Бог проживался как Личность, на первый план выходил образ Бездны — бескрайнему и непредсказуемому Богу следует просто довериться, не ища никаких опор и рациональных объяснений. Реформатский богослов Герхард Терстеген отмечал: «Если я и потерплю кораблекрушение, то ведь и оно случится в море Божества, бездна которого для меня столь же прекрасна, сколь и лучшая гавань»³. Датский философ Сёрен Кьеркегор, критикуя системную и упорядоченную философию Гегеля, писал, что человек живет в неустроенности, внешней и внутренней, и что именно поэтому от человека требуется мужество совершить «прыжок веры», акт доверия Богу, не опираясь ни на разум, ни на прагматику. Бездна, в которую прыгает человек (то есть та полная неопределенность, куда он погружается, когда идет за Богом), будет для него спасительной, если он, как Авраам, твердо доверяет Господу. Православный епископ Филарет Московский в продолжение традиций барокко указывал, что человек находится между двумя безднами: бездной небытия, синонимом ада и смерти, и бездной Божества; корень и основу человек обретает, если обретает Бога.

Важны были Хаос и Бездна и для немецких романтиков-христиан (например, для Фридриха Шлегеля): в Хаосе заключено мощное творческое начало; упорядоченность, системность, предсказуемость гибельны для творчества, поскольку творчество — выразитель Бездны, которая находится внутри человека и мироздания.

Тема Бездны особенно важна для полного хаоса (во всех смыслах этого слова) ХХ века. Темные глубины человеческой души, явленные в трагедиях прошлого столетия, ужаснули очень многих; христианские проповедники, в частности Билли Грэм, подчеркивали, что именно массовое отступничество некогда христианских народов повергает мир в хаос.

Это положение дел нельзя исправить, опираясь только на разум и логику. Многие христианские мыслители критиковали попытки разумом исчерпать тайну и Божества, и человеческой жизни. Швейцарский богослов Карл Барт указывал на то, что либеральное протестантское богословие ХIX века недопустимо упростило непостижимого Бога и Его откровение, а Он остается для нас непостижимым и бездонно глубоким, хотя и явился нам как человек. В бездне Бога находил основание для творчества наследник немецких романтиков Николай Бердяев — там он видел свободу, и прежде всего свободу от жестких форм, без чего не может быть творческой энергии. Немецкий философ и богослов Пауль Тиллих отмечал, что люди часто живут поверхностно и бездумно, стремясь сделать свою жизнь как можно более предсказуемой, тем самым закрываясь и от необъяснимого чуда, и от Бога. Но Бог продолжает являться нам через кайрос — так Тиллих называл момент сильного и явного вторжения Господа в человеческий опыт, когда какое-то сильное потрясение вынуждает человека перестать жить плоско и задаться глубокими вопросами. Такие кайросы, по мнению Тиллиха, случились с человечеством после Первой и Второй мировых войн.

Таким образом, на протяжении христианской истории Хаос и Бездна были символами как чего-то разрушающего, так и чего-то созидательного; ассоциироваться с Бездной может Бог, но может также и дьявол — все дело в том, кому человек посвящает свое сердце и как глубоко он готов пойти, доверившись Господу.

¹ Таулер И. О божественном созревании. Электронный ресурс: http://krotov.info/acts/14/2/tauler3.htm (дата обращения 25 апреля 2023 года).

² Арндт И. Об истинном христианстве. — М.: Эксмо, 2016. С. 784.

³ Терстеген Г. Молитва о явлении Бога в душе. О духовном плавании, и как предавать кормило корабля нашего Иисусу Христу. Электронный ресурс: https://igpetr.ru/gerhard-terstegen-pisma-o-duhovnoj-zhizni-i/ (дата обращения 25 апреля 2023 года).

Фото: gettyimages.ru