Парадоксы Завета

В поисках частотности употребления слова «справедливость» я заглянул в симфонию-справочник, и вот что я там обнаружил. Слово «справедливость» довольно регулярно встречается в Ветхом Завете и почти отсутствует в Завете Новом. Отчего же так, подумал я, неужели в Новом Завете справедливости стало меньше? Или внимание к справедливости ослабело? В чем тут дело?

Давайте кое-что вспомним.

Самая знаменитая ветхозаветная заповедь справедливости — это, пожалуй, «око за око». Причем имеется в виду не то, чтобы наказание в ответ на ущерб, нанесенный мне, его не превышало. Если кто-то украл у меня овцу, пусть возместит, возвратив мне одну овцу, а не десяток…

Что ж, это было тогда сильным прорывом справедливости в мир.

Но вот что здесь интересно и поучительно — речь как-никак идет о внешних вещах. Кто-то у кого-то украл овцу. Пусть этот кто-то отдаст эту овцу назад, и на этом дело справедливости будет закрыто. Никого особенно не интересует, что происходит в душах участников событий и как там действует само Высшее Начало. Довольно того, что слово Завета выполнено.

Такой подход приводил к внешне успокоительным, но внутренне ассиметричным и не всегда справедливым результатам.

Вторая знаменитая история о справедливости известна нам как Соломонов суд. Мы помним, как к царю Соломону пришли две женщины и принесли с собой ребенка. Причем каждая из них утверждала, что это ее дитя. И тогда мудрый царь Соломон приказал воину разрубить ребенка пополам и разделить между просительницами. И вот здесь настоящая мать, движимая любовью, отказывается от своих прав на материнство, для того чтобы любым способом сохранить младенцу жизнь. Любовь спасла ребенка, и Соломон увидел, кто из просительниц настоящая мать. Но ужас, сквозь который прошла мать при мысли о смерти своего ребенка, но ее ложь — вот цена справедливости.

В перечисленных случаях мы каждый раз заходим на тему о справедливости снаружи, не изнутри, — из объективного, жесткого мира, и в рамках этого мира, проникнутого злом, решаем проблемы, со справедливостью связанные.

С явлением Христа в мир, с появлением в мире Его благодатного Слова все изменилось.

Во второй половине XX века известный психолог Эрик Фромм написал свою знаменитую книгу «Иметь или быть?». Несмотря на свой атеизм, в этой книге он вплотную подошел к проблеме внешнего и внутреннего, к переходу от одной категории к другой — теме, важнейшей для христианского подхода ко всем нравственным вопросам. Человек, говорит Фромм, может выбрать для себя одну из сред обитания — либо среду «иметь», либо среду «быть». Совмещать их довольно-таки трудно (он не сказал, что легче верблюду пройти в игольное ушко, но это Христово высказывание явно здесь напрашивается), надо выбрать либо среду владения самыми разными объектами — мыслями, знаниями, деньгами, имуществом, другим человеком, — и тогда это будет один образ жизни, либо среду бытия — и это будет совсем другое качество и иное содержание жизни.

Человек владеющий, имеющий никогда не успокоится, никогда не обретет внутреннего мира, он все время будет в погоне за умножением своих владений, своего имущества — не важно, будут это профессорские знания или денежные суммы маклера, — такой человек всегда будет зависим от людей и обстоятельств, всегда будет переживать нехватку жизни, ее незавершенность, ее ущербность, потому что имения для человека всегда недостаточно, а вот человек бытийствующий, человек, ставящий на первое место сам процесс жизни как высшую ценность, сам процесс бытия, — такой человек имеет все условия для того, чтобы обрести в жизни счастье и полноту.

Мир внешней справедливости, Закон, — это мир, который не может, по словам апостола Павла, увести человека с территории греха, да и мы с вами, если вспомним «справедливый» закон кровной мести, увидим, как следование ему вело некоторые восточные семьи от одного убийства к другому, и такая «справедливость» не могла себя ни остановить, ни ограничить. Внешний мир всегда был сильнее внешнего человека. Требовалась какая-то революция сознания, для того чтобы власть внешних вещей над душой была обрублена, упразднена.

И такую революцию приносит с собой Евангелие.

Обратим внимание на то, что Евангелие «несправедливо». Например, в притче о работниках (см.: Мф 20:1–16) хозяин при расчете с ними платит не по справедливости — сколько тем работникам, которые работали целый день, столько же и тем, которые были наняты уже ближе к его концу, и на ропот проработавших целый день отвечает: «Разве я не волен в своем?»

«Несправедлив», по мнению старшего сына, и отец из притчи о блудном сыне (см.: Лк 15:11–32). Отец устраивает пир в честь младшего, расточившего имение, и никогда не давал повеселиться с друзьями старшему, который все время был с ним и работал на него.

«Несправедливо» поступает Христос и с грешницей, которую следовало по Закону побить камнями (см.: Ин 8:1– 11), а Он разворачивает ситуацию к оправданию, произнеся Свое знаменитое: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень».

Вообще, если посмотреть внимательно на притчи и события Евангелий, там творится сплошная «несправедливость». Более того, мы можем вспомнить знаменитые слова Христа из Нагорной проповеди, где Он на первый взгляд противопоставляет Свое учение заповедям, данным через Моисея израильскому народу: «А Я говорю вам…»

Что же, Христос отменяет справедливость?

Конечно нет!

Но Он предлагает большее, чем справедливость. Он предлагает перейти от внешнего к внутреннему, из среды «иметь» к среде «быть», от справедливости — к любви.

И та любовь, о которой идет речь, больше справедливости не на какую-то степень, а безмерно.

Заповеди о прощении, о любви к врагам, о непротивлении злу насилием — все это заповеди конкретные, с одной стороны, а с другой — в них высвечивается, проступает божественная бесконечность, потому что они исходят от бесконечного и безмерного Существа, благодаря которому они даны. Но не будем забывать, что мы-то с вами как раз и созданы по образу и подобию этой Высшей и безмерной Личности, и евангельский разговор, обращенный к нам, здесь впервые пошел поверх барьеров, поверх ветхозаветных ограничений, поверх наших немощей и грехов. Они не отрицаются, но нам предлагается из «справедливого» мира дорасти до мира «несправедливого», до мира любви и всепрощения, ибо такая возможность заложена в нас при нашем создании.

Это уже взрослый, это уже сверхсправедливый разговор Бога с человеком.

Из сферы ветхозаветной справедливости бесконечный Бог, воплотившийся на земле, отныне зовет нас, как бы это ни звучало фантастично, несвоевременно, недостижимо, — ежедневно зовет нас в жизнь бесконечную, проистекающую прямо здесь, прямо в гуще жизни обыкновенной, часто недотягивающей даже до обычной справедливости, зовет нас к Себе, зовет нас обрести себя самих, и, раз услышав этот зов, от него уже невозможно просто так отмахнуться.

Один мой хороший друг как-то рассказал мне свою историю, произошедшую с ним в начале 90-х. Он поссорился с женой (кажется, жена была неправа в той ситуации) и уехал с дачи в Москву. В Москве он немного успокоился, выпил и даже развеселился. Возвращаясь на дачу, он решил, что «отомстить» жене будет справедливо. Он нашел компанию, пообещавшую ему развлечения где-то здесь же, на территории железнодорожных путей, и пошел за ними. По дороге его ударили, он потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что раздетый лежит на рельсах, сверху светит фонарь, сеет мелкий дождь, а к горлу его приставлен нож. «Фонарь — это последнее, что я вижу в жизни», — мелькнуло у него в голове.

Но через некоторое время он остался один, раздетый и без денег. В поисках выхода он набрел на небольшой служебный домик, расположенный между рельсов, постучал и вошел. Внутри его встретил человек в форменной фуражке. Ничего не спросив, он посмотрел на окровавленное лицо моего друга и произнес: «Что же они творят, негодяи!» Он все понял.

Он протянул моему другу какие-то рабочие брюки, куртку и сапоги и дал возможность позвонить по телефону. Приехали родные и забрали моего знакомого на стоянке такси, куда он дошел в подаренной одежде.

«Я никогда не забуду того человека, — говорил мой друг впоследствии. — Обидевшись на жену, я вел себя как идиот и напросился на несчастье. Тот же человек… Если это не любовь к ближнему, то что же? Я, честно говоря, до этого случая думал, что такое невозможно. С какой стати ему было помогать заявившемуся к нему ночью окровавленному нетрезвому человеку, он мог просто вызвать милицию. Он же повел себя, как “книжный” самаритянин из Евангелия, который помог человеку, избитому разбойниками, и здесь, среди вокзальных путей, оказался совсем не “книжным”, а настоящим. Иногда нам кажется, что Евангелие в нашей жизни невозможно, что оно устарело, что оно уже не годится для нашего мира, но так ли это? Оказывается, евангельские люди и евангельские поступки существуют и в наше время, они просто тайно живут среди нас». И мой товарищ глубоко задумался.

Этот случай сильно повлиял на него. Сегодня это достойный, уважаемый всеми человек, который жалеет, что так и не смог найти и отблагодарить своего спасителя.

Что ж, я на этом хочу закончить. То, что выше справедливости, то, что можно назвать абсолютным действием любви, как бы это ни звучало фантастично, продолжает жить среди нас, дарить руками людей вдохновение, помощь и сверхъестественный Божий свет. И наша немощь для этого света не препятствие.

Фото: gettyimages.ru