Божественная формула

Мир лежит во зле, и мы каждый день видим этому подтверждение. В природе это сеющие несчастья бури, ураганы, цунами, сухие ветры, наводнения, землетрясения, извержения. А в мире людей — обманы, ограбления, убийства, дела ревности, скупости, алчности, зависти и подлости. Словом, то, о чем сказано «мир во зле лежит».

И кажется, что если подойти к картине мира с точки зрения логики, то он давно должен быть разрушен.

Но какие-то таинственные силы незаметно проходят через мироздание и совершают свою гармоническую целительную работу. В природе мы видим, как пожары заканчиваются, бури успокаиваются, морозы и засухи проходят. А в мире людей, в социуме, такой ограничивающей зло и несправедливость силой является нравственный закон, который восходит к священным текстам, данным Богом в Библии, к их ядру — Десяти заповедям, которые Моисей принял на Синае от Самого Бога.

Зло могущественно, но ограниченно.

Мироздание каким-то чудесным образом (Божественной силой) тянется к гармонии и справедливости. В человека словно заложена эта неистребимая тяга, и формулируется она в тех духовных законах, которые приходят с Неба.

Люди часто отступают от закона справедливости, часто забывают про него, но, как показывает история человечества, следствием этого бывают беды и несчастья, и, осознав эту связь, чаще всего через церковь или, как это было в Израиле, через пророков, они возвращаются к Закону.

История человечества во многом определяется отношением людей к Закону. И вот здесь, мне кажется, стоит остановиться подробнее.

Парадоксальным образом Библия устами апостола Павла говорит о том, что Закон выполнить невозможно, что Закон, наоборот, обличает существование греха в мире. Что был лишь один Человек, который исполнил Закон до конца, — это Иисус. Хорошо, скажут мне, Закон, сформулировавший заповеди справедливости, выполнить нельзя, но к нему можно стремиться, в нем можно расти, совершенствоваться. Все это так, но здесь есть один тонкий момент, который часто ускользает от людей, стремящихся к духовной жизни, отслеживающих день за днем свои успехи и неудачи.

О нем я и хочу здесь вспомнить.

Достоевский, этот мудрец и пророк, в своем письме Н. Д. Фонвизиной обронил загадочную фразу, которая была им выстрадана, потому что он пришел к ее формулировке во время каторги, когда все его человеческие качества подверглись предельному испытанию, когда вопрос стоял, как он писал в своей книге «Записки из Мертвого дома», следующим образом: или он научится любить этих злодеев, заключенных вместе с ним под стражу, или погибнет. И он научился. Так вот, в письме к Фонвизиной он так формулирует свое отношение к истине и Христу, свой символ веры: «И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной»*.

Высказывание парадоксальное и, казалось бы, произвольное. Но за этой алогичностью скрывается поставленный писателем великий вопрос, один из аспектов которого можно было бы сформулировать так: что важнее — безличная (математическая) истина или живая Личность Иисуса Христа?

И если мы вернемся к нашей основной теме, то вопрос может прозвучать так: что важнее — Закон, или Тот, Кто этот Закон дает? Безличностные отношения с Законом в форме сколь угодно мудрых цитат, взятых из самой Биб­лии вне контекста Личности, вживую произносящей его формулировки, или Сама Личность (Сверхличность), которую мы называем Богом?

Может ли быть осуществлена справедливость обращением к безличному Закону в форме цитат, из которых Живой Бог словно вынесен за скобки, или мне надо постараться расслышать и увидеть за словами Закона Его реальное присутствие, превосходящее букву Закона, почувствовать живой и бессмертный веющий Дух, и только в таком контексте трактовать то, о чем говорит Закон?

Все мы помним великую книгу Ветхого Завета — Книгу Иова.

Она с самого начала парадоксальна. Уже то, что праведник в ней подвергается множеству самых тяжких испытаний и бед, переживает невосполнимую потерю имущества, родных и близких, вплоть до страшной болезни, поразившей его самого, противоречит ветхозаветным представлениям о том, что соблюдающий Закон иудей «обречен» на успех и богатство. И вот поверженный праведник Иов сидит на куче мусора, плачет и вопрошает Бога, за что на него свалились все эти несчастья. «Это несправедливо!» — говорит он Богу.

К нему приходят друзья и пытаются утешить, цитируя большие куски из Писания. Иов слышит их и даже отчасти соглашается, но его вопль о несправедливости нарастает и звучит все громче и отчаяннее.

На что тут следует обратить внимание? И, кажется, это будет главнейший смысловой центр повести об Иове. А вот на что: друзья Иова, эти прекрасные правоверные люди, цитируют ему священные тексты, но, кажется, при этом не очень-то различают Живой Голос, произнесший и продолжающий произносить священные заповеди, а Иов, в порыве отчаянного вдохновения, все отринув, обращается прежде всего именно к этому таинственному Голосу, от которого произошли и сами заповеди, и весь мир вместе с Иовом и его друзьями. Он не может поверить, что Обладатель этого Голоса может быть не­добр и несправедлив. И он идет поверх «истины», прямо к Тому, Кто, кажется, сейчас стоит вне истины, обрекая праведника на мучения.

И в этом его величие. Он словно понимает, что слово Божие, отделенное от живого произнесения, от принадлежности к Живому Богу, прямо сейчас бытийствующему и говорящему, к его Духу, еще не вполне Слово Божие. Из него выпущено главнейшее — Дух Божий, Его присутствие. И задолго до Павла Иов словно бы утверждает, что буква мертва, а Дух животворит.

И Бог является Иову.

И во время этой Встречи снимаются все вопросы библейского мученика, ибо он видит Тайну, тот уровень любви и сознания, который превышает наш обыденный человеческий уровень, даже самый интеллектуальный, самый мудрый.

Как бы это сказать? Иов во время встречи видит Реальность, большую, чем та, в которой он живет, чем та, в которой он со своими друзьями заключен. Он видит тайну Самого Бога — и преображается. То, что было для него тупиком и бесславным концом, теперь сгорело и переплавилось в живом Свете, конец жизни стал новым началом, а отчаяние — тишайшей и глубиннейшей новой мудростью.

И Бог хвалит Иова, говоря, что он говорил правильнее своих друзей.

«А как же говорил Иов?» — спросим себя еще раз.

А он говорил поверх всего ограниченного, поверх всего, что не Бог, поверх всех барьеров, он говорил, обращаясь к Богу на «ты», — великое условие молитвы, по словам выдающегося философа Мартина Бубера, — позиция, в которой Бог — «Ты», а не «Он». Бубер считал, что только в такой позиции можно войти в контакт с Божьей реальностью. Говоря о Боге в третьем лице, мы неизбежно будем говорить о «некоем объекте» нашего воображения, и лишь обращение «Ты» мгновенно переносит нас в сферу реальности, ставя лицом к лицу с нашим Создателем.

Значит ли это, что Закон не важен в Божиих делах? Конечно же нет! И Иисус говорил, что ни одна черта или йота Закона не прейдут. Но Он предупреждал, что Тот, Кто сейчас говорит, произнося слова Закона и дополняя их, — больше Субботы и больше Храма, и ничего нет выше присутствующего среди людей воплотившегося Божьего Слова, Богочеловека, который «восполняет» смысл Закона, снимает с него кавычки цитаты, делает его звучанием Божьего Голоса.

Бог выше математической справедливости. Бог — тайна, прикоснувшись к которой, Иов обрел новое видение мира — не тупиковое и несправедливое, а ликующее и все начинающее заново.

— Справедлив ли мир? — спрошу я еще раз. — Может ли быть справедлив мир, в который пришел Божий Сын для спасения в нем живущих, и люди Его убили? Нет, конечно.

И тут возможны два варианта, два пути: либо с пессимизмом смотреть на этот мир как на собрание всего недолжного, безысходного, преступного, несправедливого, как это отчасти делал Иов в начале своих злоключений, и на этом тупиковом варианте остановиться, либо пойти дальше, как это сделал он же. И постараться за внешними противоречиями, несправедливостью, торжествующим злом увидеть Господина Реальности, разглядеть некоторую Тайну, о которой говорится в Священном Писании, найти в формуле жизни с Богом тот сокрытый, не вписывающийся в математические законы Элемент, познание которого преображает наше представление о мире, Боге и себе самом, как это произошло с Иовом. Тайну, которая дает нам новые основы жизни, меняет тупики на зов будущего и плач — на ликующую радость.

И если этого пока что и не случилось, то, углубляясь в историю ветхозаветного праведника, вновь и вновь осмысливая ее, нам, видимо, все равно следует верить в существование формулы любви с ее все преображающей тайной и стремиться к ее решению и осуществлению с Божьей помощью в нашей земной жизни.

*Ф. М. Достоевский. Собр. соч. в 15 тт. Т. 15. С. 96. Электронный ресурс: https://rvb.ru/dostoevski/01text/vol15/01text/383.htm (дата обращения 15 февраля 2023 года).

Фото: gettyimages.ru