Искусство
Фра Беато Анджелико. Страшный Суд. 1435–1440
С древних времен люди ищут справедливости. И хотя в истории практически мы не находим примеров идеального человеческого общества, в котором торжествовала бы справедливость, все же человек всегда ощущал необходимость выразить ее принципы как некие ориентиры.
В библейском понимании человеческая справедливость должна соотноситься с Божественными законами. Моисей, получив на горе Синай Десять заповедей, сформулировал для израильтян Закон справедливости: «…а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх 21:23–25).
Похожие законы обнаружены и на шумерских клинописных таблицах. В законах Месопотамии (ок. 2100 года до н. э.) сформулированы представления о справедливости, ставшие основанием и для последующих царств — Вавилона и Ассирии.
В IV веке до нашей эры в Греции попытку определения справедливости мы находим у Платона в произведении «Государство». По мнению Платона, справедливость заключена в правосудии. Исполнение своего долга каждым необходимо для поддержания справедливости в государстве. При этом Сократ в диалогах Платона высказывает мысль о том, что воздаяние злом за зло вовсе не восстанавливает справедливости, так что лучше воздержаться от ответного шага, даже если придется пострадать за это.
В Древней Греции справедливость олицетворяла Фемида (от греч. глагола «устанавливать»), в Древнем Риме она стала именоваться Юстицией (от слова «закон»). Цицерон разработал понятие справедливости как основу гражданского права, на основе которого достигается согласие сословий, то есть всех слоев общества. Цицерон считал, что справедливость есть неотъемлемое свойство природы в целом и человеческой природы в частности.
Джон Мартин. Судный день. 1853
В Античности справедливость (правосудие) изображали в виде женщины с весами и мечом в руках. Причем изначально у греческой Фемиды меча не было, он появился позже, а в Риме Юстицию стали изображать с мечом и с весами в поднятой руке. При этом нередко на глазах у Юстиции была повязка. Она изображалась как стоя, так и восседающей на троне, что подчеркивает ее власть.
Древнее искусство было глубоко символично, каждый атрибут обозначал нечто важное. Так, меч символизировал силу закона воздаяния, весы — символ меры и справедливости. На весах правосудия взвешиваются добро и зло, вина и невиновность человека. Повязка на глазах указывает на беспристрастность суда. Судья не должен взирать на лица, имущественное и социальное различие, а лишь судить исходя из фактов, по правде.
В Средние века любили изображать аллегории справедливости также в виде женской фигуры с весами в руке. Но глаза у нее чаще всего открыты. Она взирает на мир открыто, поскольку понятие о справедливости в это время уже было дополнено тем, что принес Христос. И помимо человеческой справедливости люди стали понимать, что существует Божья справедливость, а она иная, для нас порой непостижимая. Вспомним притчу о работниках одиннадцатого часа.
В капелле Скровеньи в Падуе, которую расписал знаменитый Джотто, есть удивительный ряд — аллегория грехов и добродетелей. Среди них есть и справедливость (justitia). Она изображена в виде женщины в короне, восседающей на троне, в руках она держит две чаши весов, на одной — фигурка воина, олицетворяющего войну, на другой — фигурка крылатой женщины — олицетворение мира. Лицо женщины больше повернуто в сторону мира. Тем самым художник подчеркивает, что справедливость явно отдает предпочтение миру, а не войне. На цоколе ее трона изображены сцены счастливой мирной жизни — фигуры танцующих женщин, нарядные всадники, торговцы со своими товарами и др.
Рядом изображена аллегория несправедливости (injustitia). Это вооруженный мужчина с острым жестким профилем, сидящий в грозной позе на фоне средневековой крепости. По сторонам трона высятся суровые скалы, у ног тирана растет дикий лес, ниже изображены сцены грабежей, разбоя, насилия.
Сопоставляя эти две аллегории, Джотто показывает, что в мирной жизни легче найти справедливость, чем в войне, хотя все войны начинаются с пафоса справедливости и исполнения закона возмездия. Сам Джотто жил в эпоху непрекращающихся войн и потому жаждал мира.
В Новое время образ истинной справедливости художники находили в рассказе о суде Соломона, этот сюжет очень часто встречается в европейском искусстве. Эту историю читаем в Третьей книге Царств (см.: 3 Цар 3:16–28).
Фемида и Эгей. Аттический краснофигурный килик из Вульчи. 440–430 годы до н. э.
К царю однажды пришли две женщины, чтобы тот рассудил, кому принадлежит ребенок. Каждая утверждала, что она мать младенца. И ни одна не хотела уступать. Мудрый царь предложил «справедливое» решение: разрубить младенца пополам, чтобы каждой из женщин досталась равная часть. Настоящая мать пришла в ужас от такого приговора и сразу отказалась от всех претензий, лишь бы сохранить жизнь своему ребенку. Вторая же готова была принять решение царя. И тогда Соломон велел отдать дитя той, что была готова отречься от младенца, лишь бы спасти его. Она и есть настоящая мать. Во имя любви к нему она была готова пожертвовать своим счастьем и даже жизнью. Мудрость царя побудила его поступить по милости, а это и есть высшая справедливость.
В нашей жизни мы видим много несправедливости и взываем к Богу, чтобы Он вмешался и положил предел беззаконию. Мы ищем высшей справедливости, потому что среди людей ее не находим. Но можно ли назвать Бога справедливым? Мы хотим, чтобы Господь покарал грешников, убийц, насильников, остановил воров, лжецов, предателей. Но что мы хотим для самих себя? Для себя, как правило, мы просим у Бога не справедливости, а милости.
Мир лежит во зле. И даже установленные законы бессильны восстановить хоть какую-то справедливость в обществе. И потому искать в мире справедливость почти бесполезно. И мы, естественно, обращаемся в «высшую инстанцию». Но Христос приходит не для того, чтобы устанавливать справедливость. В Евангелии от Луки есть такой эпизод: «Некто из народа сказал Ему: Учитель! скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил Меня судить или делить вас?» (Лк 12:13–14).
Христос приходит в мир и берет на Себя наши грехи, нашу неправду, всю несправедливость мира. Так что если мир несправедлив в худшем смысле, то Бог несправедлив в лучшем смысле этого слова.
В искусстве образ высшей справедливости — это, конечно, Страшный Суд. Иконография Страшного Суда основана на Книге Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис). Но эта иконография так разнообразна и многозначна, что в одном очерке ее не охватить. Остановимся только на традиции изображения Христа как Высшего Судии. Основные черты мы видим как в западном искусстве, так и в восточно-христианском.
Христос-Судия обычно изображается сидящим на престоле, ибо Он Царь царей и Господь господствующих. В руках Он держит Книгу — это и Священное Писание, и Книга жизни, куда записаны имена спасенных. Книга более характерна для восточной иконографии, а в западной — Христос просто простирает руки над миром. Десница (правая рука) Его обычно воздета вверх, и мы видим на ней раны от гвоздей. Спаситель словно хочет сказать: этим оплачены ваши грехи и злодеяния, вот истинное правосудие.
В некоторых изображениях мы видим, как из уст Христа исходят меч и лилия. Меч — это Слово Божие, как поясняет апостол Павел: «…слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные» (Евр 4:12–13). Лилия — символ чистоты, непорочности, безгрешности и вместе с тем Благой Вести.
Статуя Юстиции на колонне (Флоренция). 1570
Нередко в изображениях Страшного Суда присутствуют и весы. Но их держит обычно не Христос, а архангел, взвешивающий души людей. Вокруг Христа также изображаются ангельские силы. А Христос восседает на небесном престоле, который часто изображают в виде огненных серафимов или в виде радуги (символ Завета).
Рядом с Христом обычно стоит Ио анн Креститель — последний пророк Ветхого Завета, предваривший приход Мессии, а с другой стороны — Дева Мария. Приняв Святого Духа и родив Иисуса Христа, она стала первым человеком Нового Завета. Таким образом подчеркивается, что во Христе соединяются оба Завета и в Нем обретают свою полноту.
Христос изображается в сиянии славы, Он есть Свет. В Евангелии так и сказано: «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир…» (Ин 3:19).
Сегодня можно нередко слышать, что иконография Страшного Суда пугает людей. Да, в ней есть порой ужасающие вещи, например наказание грешников, ад, бесы и проч. Но ни в Средневековье, ни сегодня образ Страшного Суда не пишется с целью напугать кого-то. Тем более что в ХХ веке человечество пережило столько катастроф, которые превышают образы из видения Иоанна. А современный человек привык к фильмам ужасов, к компьютерным играм-страшилкам и проч., так что его психика уже не воспринимает символические образы Средневековья как пугающие и травмирующие.
Безусловно, средневековое искусство имело назидательный и педагогический эффект, поскольку ярких впечатлений у человека было куда меньше, чем сегодня. Но и тогда, и сегодня смыслом изображений Страшного Суда и Христа-Судии является то, что сказано в Соборном послании Иакова: «…суд без милости не оказавшему милость, милость превозносится над судом» (Иак 2:13).
Человек ищет справедливости, но в Евангелии Христос дает нечто большее, чем справедливость, — милость Божью. Бог, любящий человека, покрывает милостью последствия человеческих беззаконий и исцеляет раны, нанесенные человеческой же несправедливостью. И бесконечно ждет, что человек последует Ему: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим…» (Мф 11:28–29).
Фото: wikipedia.org
