Тема

Вечерний разговор

Яков Шельский
Журнал/Архив/Номер 93/Вечерний разговор
Вечерний разговор

Пламя костра уносило в ночное небо мириады искр. Треск дров успокаивал, тепло, исходящее от огня, согревало душу. Неровный свет костра выхватывал из темноты детское лицо, золотом вспыхивали длинные рыжие кудри. От всего этого веяло неземным умиротворением; подобно зубной боли, заглушенной обезболивающим, куда-то на задний план отошла тревога от произошедшего за последние несколько дней. Мы молчали, погруженные каждый в свои мысли. Мы — это я, немолодой уже человек, оказавшийся в этой пустынной глуши из-за поломки моего самолета. Сбой в бортовой электросети оставил меня без связи с внешним миром, без возможности подать сигнал бедствия. Вот уже несколько дней я пытаюсь ее починить, и пока безрезультатно. А второй — невесть откуда взявшийся мальчуган лет двенадцати-тринадцати. Он говорит, что его родина — маленькая планета, вращающаяся вокруг своего солнца, такая маленькая, что ее едва можно увидеть в телескоп. Я этому не верю, хотя откуда взяться этому мальчугану здесь, за сотни километров от цивилизации. Я уже перестал чему-то удивляться. Может, из-за накопившейся усталости, а может, потому, что этот необычный ребенок всколыхнул что-то спрятанное глубоко-глубоко в душе: он напомнил меня в детстве. Непосредственность его рассуждений и простота вопросов подкупали, и я постепенно перестал смотреть на него с высоты прожитого опыта и критического ума. Я даже не знаю его имени. Вспомнив аллюзию на известную историю, я окрестил мальчугана Маленьким Принцем. Сходство с ним добавлял полосатый шарф, обмотанный вокруг его шеи. Сейчас, сидя у костра, я почему-то вновь подумал об этой странной параллели и про себя улыбнулся.
— Почему люди такие одинокие? — вдруг нарушил тишину мальчик.
Вопрос оказался для меня неожиданным. Подумав, я ответил:

— Наверное, из-за страха.
— Страха перед чем?
— Перед злом, которое окружающие могут причинить.
— А какое зло люди могут причинить?
— Да разное… Иногда они делают это невольно, а иногда и специально.
— И что, человек перед злом беззащитен?
— Ну, есть закон, нормы, правила. Они показывают, в чем заключается зло. И если их нарушить, то есть зло совершить, последует наказание. Люди боятся наказания и не нарушают закон. Так общество и живет.
— Странно, люди боятся зла и наказания за зло… Это грустно и безнадежно.

В этих словах неотмирного Маленького Принца мне послышалась такая нотка тоски и отчаяния, что мне стало ужасно неловко за человечество, представителем которого я себя в этот момент ощутил, и я поспешил оправдаться:

— Малыш, не все так плохо: у каждого человека есть чувство справедливости. Справедливость прекрасна! Благодаря ей мы понимаем не только то, что плохо, но и что хорошо. И когда мы все стараемся поступать справедливо, мы не боимся зла.

— А у вас, у людей, справедливость для всех одинакова?
— Эмм… — промычал я и замолчал, озадаченный тем, как же объяснить то, что для меня самого трудно и даже болезненно. С минуту мы молчали. Потом мальчик продолжил:
— На одной планете постоянно идет дождь. Ее жители — всегда вымокшие до нитки и считают справедливым, чтобы все, кто прилетает на их планету, тоже были мокрыми. Они выливают на гостей большие ведра воды и делают это до тех пор, пока те не становятся такими же мокрыми. По пути сюда я тоже побывал на той планете. Я не боюсь воды, но не люблю быть в мокрой одежде. Выходит, то, что справедливо для них, для меня несправедливо. А как на Земле?
Я почувствовал, как разговор вдруг приобрел вселенскую остроту. Теперь я не смогу представить человечество лишь в розовом цвете, затушевывая его проблемы. Недетские вопросы этого маленького собеседника не позволяют мне просто отшутиться. Я будто стою перед небесным судом в лице Маленького Принца.
— У нас тоже каждый понимает справедливость по-своему. Да, мы все соглашаемся, что мир — это хорошо. А вой­на — плохо. Голод — это плохо. И хорошо, когда есть возможность купить еду или то, что хочешь. Когда нам хорошо — это справедливо. А когда кому-то лучше, чем нам, это несправедливо. Нам невыносимо, когда справедливость по отношению к нам нарушена. Мы завидуем счастливчикам и, желая восстановить «поруганную» справедливость, выискиваем, в чем эти люди неправы, где они преступили закон или пошли против правил. А найдя это, мы начинаем их судить, радуясь, что в чем-то лучше них.

— Выходит, справедливость землян не такая уж прекрасная?
Я заметался, не зная, как объяснить различие между идеей справедливости, с которой все соглашаются, что она благо, и тем, что в реальной жизни со справедливостью конкурирует выгода. Что девиз «То, что хорошо для меня, — справедливо» — это уродливая карикатура. И что, к сожалению, в этой борьбе побеждает тот, кто сильнее. В какой-то момент меня осенило: то, о чем сложно сказать впрямую, можно передать через притчу. На память пришла история, которую я однажды читал в Библии. Глубоко вздохнув, я начал свой рассказ:
 — В древние-древние времена жили два человека. Один — богатый. У него были большие стада овец и коз, которые паслись на его обширных полях. Имущество другого состояло из одной овечки, которую тот очень любил и ухаживал за ней. По утрам он кормил ее из рук, а по ночам она своей шерстью согревала его ноги. Однажды к богатому приехали гости. Их полагалось щедро угостить. Но вместо того, чтобы заколоть овцу из своих стад, богатый приказал своим слугам пойти к бедному соседу, отнять его овцу и приготовить из нее праздничный ужин...
— Какая печальная история. А что случилось с бедным человеком? Он простил своего обидчика? Вопрос мальчика меня ошарашил. Как можно говорить о прощении в случае такой вопиющей несправедливости?! Будто прочитав мои мысли, Маленький Принц сказал:
— Ведь, когда у него отняли его единственную любовь, его сердце стало очень страдать. Значит, оно живо и продолжает любить ту, которая ему дорога. А если бедный человек возненавидит своего обидчика, он убьет его в своем сердце. Но тогда и само сердце умрет. Как же оно тогда сможет любить?
— Но ведь, если богатого не наказать, он так и останется наглым разбойником, переступающим через людей! И как знать, скольких он еще обидит!
— Как знать, как знать… — эхом ответил он и на мгновение замолчал, а потом продолжил: — На одной из планет живет Судья. Он очень строгий и очень могущественный. Когда кто-то во Вселенной совершает проступок, от которого страдают другие, его направляют к Судье. С трепетом провинившиеся предстают перед ним и рассказывают все, как было. Ведь утаить что-то от него невозможно: Судья смотрит в самое сердце. Выслушав все, Судья уходит из тронного зала — и возвращается уже с приговором. Каждому виновному он говорит одни и те же слова: «Я прощаю тебя. Иди и впредь не причиняй боль другим!» Знаешь, у этих слов необыкновенная сила: она, как это у вас говорится, сбрасывает камень с души, и сердце человека становится другим — мягким, способным чувствовать другие сердца и оберегать их.
— Но как же Судья может прощать? Ведь не ему причинили зло и боль? Он же может только обвинить или оправдать!
— Жизнь во Вселенной способны дать только объятия любви. Обвинение, осуждение и наказание отделяют человека от Мироздания и погружают его в ад собственного небытия. Судья это видит и знает, что единственный путь вернуть человека в общение — это прощение.
Услышанное мной взламывало весь мой предыдущий опыт. Будто не я пытался маленькому мальчику объяснить простыми словами сложные вещи, а он своим нехитрым рассказом привел на суд весь мой непростой жизненный опыт. Я хотел сделать паузу, чтобы сошел накал эмоций и мой разум смог трезво оценить услышанное. Но Маленький Принц, потыкав палочкой в тлеющие угли, сказал (как всегда спокойно и немногословно): «Уже поздно. Надо идти спать». И стал устраиваться, свернувшись калачиком, у догоревшего костра. Разговор был окончен. Подумав, я тоже пошел спать в свой самолет.

Безжизненный алюминий моего воздушного судна хранил одну тайну — небольшую серебряную цепочку, на которой висели медная монетка с дырочкой и кольцо. Это символ того, что мне очень дорого. Было дорого. Однажды в детстве мы с закадычным Другом нашли в развалинах старого дома две старинные монетки. В знак крепкой дружбы мы обменялись ими и загадали: что бы ни случилось, мы будем вместе, будем поддерживать и помогать друг другу. С тех пор я носил монетку на цепочке как талисман. А кольцо — то обручальное кольцо, которое Любимая надела мне на палец в день нашей свадьбы. С моим Другом мы работаем вместе. Но однажды он подсидел меня. Вместо меня его назначили начальником. Его карьера пошла вверх, а вместе с ней и надменная отстраненность. Я чувствовал, как из близкого друга становлюсь для него подчиненным. Это я пережил бы. Но однажды я увидел его в ресторане с моей Любимой. Бутылка дорогого вина и два бокала на столе, букет роз перед ней говорили красноречивее слов. Негодуя, я ворвался в зал и потребовал объяснений. Он молчал, а она сказала: «Ты ничего не понимаешь!» В ту ночь она домой не пришла. И в ту же ночь я мысленно похоронил отношения с Другом, бывшим Другом. Но как она, моя Любимая, могла так поступить?! Ответа я не находил. Устав от душевных терзаний, под утро я заснул. А проснулся с одной холодной мыслью: здесь меня ничего не держит. Жизнь продолжается. Только нужно закрыть одну страницу и открыть другую. Я решил лететь на восток, в Город, который был интересен мне с детства. И там начать новую жизнь. Ворочаясь в пилотском кресле, я вновь прокрутил в памяти драматичные события. Но вот привычного сладко-болезненного послевкусия жертвы несправедливости и предательства почему-то не было. Может, причиной этому стал разговор у костра? Ведь действительно, меня привели в эту одинокую, Богом забытую пустошь обида, чувство несправедливости, суд и приговор — им и себе! Но как можно их простить? С этими мыслями я забылся и провалился в сон.

Меня разбудило яркое утреннее солнце. Буднично щебетали птицы, а по стеклу кабины деловито полз жучок. Сознание было светлым и легким. Я выбрался из самолета и пошел умыться к небольшому озерцу. Мальчугана не было видно, и я подумал, что он пошел по своим делам. Вскипятив в примусе чай и наскоро позавтракав, я открыл капот двигателя, чтобы дальше искать неисправность. Перебирая очередной пучок проводов, я вдруг увидел одну слетевшую с контакта клемму. Я закрепил ее на место и полез в кабину проверить, что вышло. Включил питание, и вдруг вся приборная панель вспыхнула разноцветными огоньками индикаторов. Не веря своим глазам, я попытался запустить двигатель, и — о чудо! — он прокашлялся, взвыла турбина, и воздушный винт пришел в движение. Моей радости не было конца!

— Малыш! Малыш! — закричал я. — Ура! Он заработал! Но ответа не последовало. Продолжая громко рассказывать невидимому собеседнику, какой маленькой оказалась неисправность, я подошел к кострищу и остановился как вкопанный: там, где вчера заснул Маленький Принц, лежал аккуратно свернутый его полосатый шарф. Я вдруг понял: я его больше не увижу. Он ушел. А может, улетел на свою маленькую планету. Или отправился дальше путешествовать по другим мирам. Остался лишь его шарф и вечерний разговор. Про мироустройство, про Судью и прощение.

Я сел в самолет. Достал цепочку с монетой и повесил ее на шею. Надел на палец обручальное кольцо. Затем, подумав, повязал на шею полосатый шарф. Куда теперь держать курс? Дальше на восток к новой жизни? Но от себя ведь не убежишь. Или вернуться к Любимой и Другу, чтобы каждому сказать всего три слова: «Я тебя прощаю»? Как знать... Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь!

Фото: Gettyimages


Работает на Cornerstone