Тема

Пришелец по имени Иисус

Андрей Суздальцев
Журнал/Архив/Номер 90/Пришелец по имени Иисус
Пришелец по имени Иисус

Так кто же такой пришелец в нашем понимании, или чужой? В обыденном, не слишком возвышенном значении этого слова?

Если мы будем вспоминать качества пришельца/чужого, то вспомним, конечно, то, что он, во-первых, говорит на другом языке, который не всегда легко понять.

Иисус говорил на другом языке. Несмотря на то что это был общий с апостолами язык, арамейский, создается впечатление, что в случае Иисуса он становился другим, непонятным ученикам. Апостолы на удивление часто не понимали того, что им говорил Учитель. Более того, вся история отношений Иисуса и учеников может быть описана как история недопонимания, а то и непонимания слов Христа. «У вас есть уши, слушайте!» — призывал Учитель, и они слушали, но не слышали.

Во-вторых, пришелец — это тот, кто пришел издалека, из дальних неведомых стран.

«Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах…» (Ин 3:12) — свидетельствует о Себе Иисус. Там, откуда Я пришел, никто из вас не был, словно говорит Он.

В-третьих, пришелец — это тот, кто способен к неожиданным поступкам, у кого другие и праздники, и обряды.

Иисус часто удивлял учеников. И, цитируя Моисея, Он добавлял: «А Я говорю вам…» (см.: Мф 5), — и та или иная заповедь преображалась (восполнялась) в устах Иисуса. Также и Пасху, этот великий праздник, Он преобразил, дав новую заповедь: «…да любите друг друга; как Я возлюбил вас…» (Ин 13:34), введя в ее ветхозаветный чин слова о Теле и Крови, которые Он произнес в конце Трапезы, чего никто никогда до Него не делал.

Этот перечень можно продолжать и продолжать, но, думаю, что сказанного вполне достаточно, чтобы мы видели, что имеем дело с Пришельцем по имени Иисус Христос.

И окружающие относились к Нему так, как относятся к пришельцам. Кто-то стремился, откликнувшись на Тайну, которую излучали слова и поступки Иисуса, разглядеть Его глубже, приблизиться к Нему, выразить свою благоговейную любовь, как Мария Магдалина, помазавшая Ему ноги драгоценной миррой и отершая их своими волосами; кто-то залезал на дерево, чтобы лучше Его разглядеть, как Закхей; кто-то бросал все и шел по слову Учителя вослед за Ним, как мытарь Матфей. Целые толпы ходили за Ним, вникая в слова Его проповеди, а также в надежде увидеть чудо, стлали под ноги ослу, на котором Он ехал, пальмовые ветви, восклицали «осанна!» (см.: Мф 21:9; Мк 11:9–10; Ин 12:12–13).

Но это были исключительные случаи. В основном отношение к пророку из Назарета было настороженное, а то и враждебное. Он был чужой. Он был чужой и для народных учителей, фарисеев, и для толпы, кричавшей «распни!», и для людей, слишком занятых своими делами, чтобы прислушаться к словам Иисуса или пойти за Ним, для всех тех, кто ушел после непонятных слов о Теле и Крови, которые Он произнес после чуда с хлебами.

И в результате Он оказался настолько чужим, что был отправлен властями и толпой на Крест.

Одним словом, Иисус прошел путь жертвы ксенофобии, чувства, которое знакомо большинству из живущих на Земле. Вочеловечившийся Бог прошел и сквозь это знакомое многим свойство человеческого эгоизма, и страшное, и уродливое.

Теперь отойдем немного в сторону.

Поговорим, сопоставляя их, о двух правдах, Божественной и человеческой. Я постараюсь сделать это как можно проще и нагляднее.

Вместе с воплощением Бога на Земле на нашей планете появилось богочеловечество, которое Иисус явил самим фактом Своего бытия среди людей. Сквозь пропасть между Богом и человеком был перекинут мост, потому что Отец так возлюбил Сына, что послал Его к нам, чтобы Он воплотился от девушки по имени Мария. И Слово стало плотью. Второй Адам привил к человеческой природе природу Божественную.

…Я приехал в этот город и из-за беспечности своей и моего друга, который пригласил меня в гости в незнакомую страну, заблудился ночью в его лабиринтах. Мне казалось, что я знаю путь, который мы проделали днем на машине, и сумею найти тот дом (старую фабрику), в котором мы остановились у русского художника, но не тут-то было. Я блуждал среди домов уже несколько часов, я очень устал, но никак не мог найти нужный адрес. Мне становилось не по себе. В чужом городе, ночью, со средним знанием языка. И почему-то никто не хотел со мной разговаривать. Возможно, из-за того, что я был слишком типичный пришелец, от которых лучше держаться подальше. И вот я, измученный долгими поисками среди незнакомых мест и людей, иду по улице, и мне приходит идея о том, что надо зайти в кафе и попросить телефон, чтобы позвонить своему товарищу. И я бреду к кафе…

А тут давайте немного перенастроим слух и послушаем, что же происходит за кадром, за силуэтом этого чудака, который не взял с собой адреса и неприкаянный бродит по улицам, освещенным скудным фонарным светом, в надежде, что ему кто-то поможет. Но никто его не слушает и даже все полицейские куда-то подевались. Так что же звучит в более высокой реальности? Что же звучало тогда — за этим планом с улицами и потерявшимся человеком и теми, кто не хотел помочь чужаку?

Прислушаемся.

И, возможно, мы услышим этот вневременной, почти бесшумный голос:

 

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

Оно было в начале у Бога.

Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.

В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».

 

Потерявшийся и очень уставший человек входит в кафе, заказывает чашку кофе и говорит бармену на языке бармена: «Нельзя ли от вас позвонить?» Вид у него напряженный, одет он так, как в этой стране одеваются бродяги и наркоманы, но он этого не знает, и он спрашивает: «Можно мне от вас позвонить?»

Бармен смотрит на него с сомнением, он не хочет общаться с чужаком, пригревать его в своем заведении и тем более давать ему телефон. Он хочет, чтобы этот иностранец, скорее всего наркоман, ушел из его приличного заведения. И он говорит: «Телефонные будки во дворе. У меня нет телефона».

А тихий голос, пронзающий вселенную, и звезды, и улицы этого города с их фонарями, неблагополучными кварталами, и стойку кафе и сердце бармена, которое его не слышит, потому что ему сейчас не до него, и заблудившегося человека, который тоже его не слышит, потому что напуган, — этот почти неслышный голос продолжает:

 

«Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир.

В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал.

Пришел к своим, и свои Его не приняли.

А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими,

которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились…»

 

И еще долго блуждал я, чужак и пришелец, по негостеприимным улицам, пока не наткнулся на того, кто этот голос, возможно, даже не осознавая этого, слышал. Это был Френк, актер, он вышел выбросить мусор, и он не испугался чужака и не спровадил его, отделавшись парой вежливых слов, но стал слушать. И в это время слова Евангелия звучали в нем, и совершалась настоящая, обычно никем не замечаемая мистерия сострадания и любви. Точнее говоря, совершалось таинство, совершалась Благая Весть, и этого не заметил бы ни бармен из кафе и никто из прохожих, настолько все было скромно и обычно. Красивый парень с мусорным мешком слушал уставшего и измученного человека — вот и все, какая там мистерия! Какое там таинство!

И он выслушал, и помог, и вызвал моих товарищей, позвонив им из телефона-автомата, и за мной приехали… Все было обычным, обыкновенным, все было наполнено незамечаемым богочеловеческим присутствием.

Бог, хранящий пришельца, призывает быть милостивым к своим и чужим на этой земле. И поэтому, когда я или сильно устал, или зол и еду в метро среди чужих мне людей в моем городе, я ловлю себя на этом и говорю себе: очнись… Помнишь, спрашиваю я себя, добрых соседей своего детства — Татьяну Ивановну, киномеханика Витю, женщину-доктора по фамилии Юфит? Они, эти люди, — их братья и сестры. Они такие же, они тебе родные — все те, кто сидит напротив тебя в этом неуютном вагоне.

И происходит чудо. Лица людей начинают меняться. Неизвестно откуда (известно!) взявшаяся любовь согревает меня, и я становлюсь на некоторое время опять доверчивым и любящим мальчиком давних лет. Я реализую в себе любовь своего богочеловечества — и все это, несмотря на высочайшие слова второго плана и тайну их звучания, происходит обыденно, повседневно, незаметно, и никто в мире об этом не догадывается.

Но чужаков больше не остается.

И сам себе я больше не чужак.

И я встречаюсь со своей истинной природой.

«И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца… И от полноты Его все мы приняли…»

И тут в поле восприятия возникают две реальности, созидающие одну — богочеловеческую, исполненную любви, превозмогающую отчужденность, преодолевающую инстинкт ксенофобии, выстраивающие силой Божьей мир заново. Каплю за каплей. Шаг за шагом.

 

Фото: gettyimages.ru

Работает на Cornerstone