Тема
Мне бы хотелось сказать о некоторых составляющих благовестия.
В конце 80-х годов, когда атеизм перестал быть «государственной религией» и на страницах журналов стали появляться фотографии священников и монастырей, фирма «Мелодия» выпустила пластинку, на которой звучали голоса, начитывающие библейский текст Книги Экклезиаста. Один из них принадлежал гениальному актеру Иннокентию Смоктуновскому, другой — человеку с не очень хорошей дикцией, переводчику библейских текстов, филологу и академику Сергею Аверинцеву. Смоктуновского я тогда очень любил и считал лучшим актером страны, его «Гамлет» стал той работой, которая во многом определила мои поэтические и жизненные пристрастия в юности. Я и пластинку-то с «Экклезиастом» купил только из-за того, что сам великий актер начитывает на ней библейский текст. Но произошло неожиданное.
Артистическое чтение было прекрасно, выразительно и драматично, но почему-то не трогало душу. Вернее, не проникало в те ее глубины, в которых располагался ответ души на слова Экклезиаста. Я поставил диск на воспроизведение еще раз, и результат оказался еще менее удачным: великолепная артикуляция и драматические паузы существовали сами по себе и даже немного раздражали, а скрытая мудрость текста — сама по себе. Более того, авторское чтение мешало заглянуть в глубины мудрости, тянуло внимание на себя, было слишком индивидуалистическим. Великолепие театрального исполнения было столь ярко, что как бы перегораживало доступ к глубинным смыслам и сверхсловесным тайнам, содержащимся в словах книги.
Я почувствовал удивление и разочарование. Библия не говорила. Вместо нее говорил человек, пусть прекрасный, пусть гениальный, но все-таки лишь человек, а я уже тогда знал, что Библия содержит в себе не только тексты библейских авторов, но и Божественную составляющую.
Ее-то я и не слышал.
Разочарованный произошедшим, я почти машинально перевернул винил и поставил пластинку с другой стороны, там, где текст читал не актер, а исследователь и переводчик. Чтение его было несколько монотонным, он немного картавил, не держал никаких драматических пауз, вообще, исполнение (если только это можно было назвать исполнением) было очень скромным. Но, вслушиваясь в этот почти невыразительный голос, я вдруг почувствовал, что меня повели. Этот голос, это чтение сдвинуло мое восприятие с внешних впечатлений и тихо, но настойчиво повело внутрь, в сокровенные пласты текста, в его святая святых, в его не выразимое внешними словами содержание. Речь Аверинцева именно благодаря своей скромности не тянула одеяло на себя, не привлекала к себе особенного внимания слушателя — она обладала как раз той степенью незаметности, прозрачности, которая давала возможность войти в текст, освоиться там, прислушаться и пойти вослед за автором Книги Экклезиаста. Парадоксальная ситуация исполнения, в которой скромному филологу удалось сделать то, что не удалось гениальному исполнителю, запомнилась мне навсегда, и я часто возвращался к ней впоследствии.
Что же тут произошло? В чем крылась загадка?
Кое-что я уже назвал. Аверинцев не мешал тихому голосу Бога. А исполнение Смоктуновского было человеческим, слишком человеческим, и заглушало внешним безупречным мастерством этот тихий Голос, который и был сутью повествования, который один и нес ту сверхсловесную весть для души, к ней прислушивающейся и ее ищущей, а слова и исполнение лишь помогали (не мешали) восприятию слушателя.
Ибо Божье слово не актерское слово. Это слово Бытия.
Замечательный духовный поэт Зинаида Миркина писала, что в своих стихах она осуществляет процесс перевода — перевода с Божественного языка на человеческий. Мне кажется, что и в любых духовных книгах, а особенно в пророческих книгах Библии, в той или иной степени присутствует работа по переводу с Божественного на человеческий. Дух входил в пророка, иногда почти вопреки его воле (Книга пророка Ионы), и диктовал ему то содержание, которое пророк укладывал в строки и строфы, написанные на родном исторически сложившемся языке. Божественное содержание переводилось на конкретную человеческую речь. Позже Иисус скажет, что ничего не говорит от Себя, но говорит лишь то, что слышит от Отца.
И вот Сергею Аверинцеву удалось создать высочайшего класса перевод с Божественного, заложенного в Библии, используя минимальные возможности дикции и даже ее недостатки, а выдающемуся актеру работа переводчика не далась, да, верно, он и задачи такой себе не ставил.
А еще одно отличие было определяющим — смиренная вера Сергея Аверинцева и акцент на собственное мастерство Иннокентия Смоктуновского.
В связи с этим позвольте мне рассказать вам еще один эпизод из жизни. Несмотря на то что это было давно, я его хорошо запомнил.
Я тогда сотрудничал с группой самопомощи, работающей по освобождению больных от смертельной зависимости (алкогольной и наркотической). В основе действия группы лежали евангельские принципы, один из которых предполагал как раз донесение Благой Вести до все еще страдающих этой страшной болезнью. Для этого-то мы и собрались однажды с товарищем и поехали в один далекий город, куда нас позвали, чтобы попробовать в нем организовать такую же группу. В городе было много случаев смерти от алкоголя и наркотиков.
Поездка оказалась нелегкой. В поезде мы не выспались, под моим другом ломалась спальная полка, проводники весело проводили время ночью, не давая нам спать, а когда мы приехали в городок, то пастор, который обещал нам поддержку и помещение для выступлений, куда-то исчез. Поселили нас в квартире с хозяином — действующим алкоголиком, шумным и недружелюбным. Одним словом, все шло достаточно нескладно и даже коряво. Не буду описывать подробности, скажу лишь, что в конце концов помещение было найдено, появился другой пастор, нам сочувствующий, аудитория заполнилась зависимыми людьми и их женами, и мы с другом выступили, передавая опыт духовного выздоровления, освобождающего человека от страшной зависимости. Мы рассказывали о применении христианских принципов как о пути в свободу и трезвую жизнь.
Все происходило совсем не так, как мне представлялось. Кажется, и говорил я весьма коряво, сильно волновался, не мог собрать воедино главные мысли, и мне казалось, что меня не очень-то внимательно слушали.
Однако, когда на другой день мы сидели в довольно-таки скромном привокзальном буфете, ожидая своего поезда на Москву и прихлебывая жидкий чай, я вдруг испытал такое счастье, которое посещало меня несколько раз в жизни. Словно в меня вошли нездешняя чистота и огромная радость. И никаких внешних причин на тот момент для этого не было. А через несколько лет ко мне подошел мой друг, с которым мы ездили в тот дальний город, и сказал: «А знаешь, группа там работает, мне сегодня звонили оттуда».
И, вспоминая этот эпизод, вот к какому выводу я прихожу. И духовный поэт, и благовестник действительно в какой-то мере переводят с Божественного языка на язык Благой Вести, выраженный человеческими словами.
Но этот процесс не односторонний. Существует, при условии твоей веры и опоры на Бога, и обратное течение. Бог делает твои корявые, нескладные, сбивчивые слова для слушателей проникновенными, обладающими силой, обладающими убедительностью послания от сердца к сердцу. К человеческому усилию прикладывается Божественное участие в благовестии. Бог делает мой обычный человеческий голос отчасти да, Божественным. Как это происходит, я не знаю, это Божья тайна. Я лишь знаю, что мое дело, моя функция — это посредничество. Поэтому, прежде чем говорить с людьми, я всегда прошу Бога использовать меня как посредника. Я говорю: это Твои страдающие больные, и я ничем не могу им помочь, потому что у меня нет для этого сил, я слабее их болезни. Но эти силы есть у Тебя. Убери мои мысли, убери мой эгоизм, убери мои ограниченные взгляды и дай мне сказать то, что Ты считаешь нужным. Я всего лишь проводник, я всего лишь ржавая труба, но даже такая труба годится для того, чтобы донести живую воду до страдающих и жаждущих.
Так или примерно так я каждый раз напоминаю себе, кто я такой в этой ситуации.
Ведь главный благовестник — Бог. А мне лишь не надо Ему мешать.
И иногда случаются чудеса. Незнакомые люди подходят и говорят: «А помните, пять лет назад, когда я еще пил, вы выступали и сказали то-то и то-то? Именно тогда я и начал трезветь…»
Иногда я не могу вспомнить те ситуации, о которых идет речь, да это и не важно.
Важно то, что мы можем быть друг для друга проводниками Его силы, Его мудрости и Его непобедимой чистоты.
Важно то, что мы участвуем в незримой Богочеловеческой работе, исцеляющей землю.
Знаю, это звучит высокопарно, на практике все по-другому, на практике думаешь, что все вообще должно быть по-другому, и слушать должны внимательнее, и говорить ты должен куда более убедительно и красиво.
Но, как мы видели, в таком разговоре, когда ты всего лишь посредник, красота речи не самое главное и скромный переводчик звучит выше гениального актера.
А что главное?
Я думаю, вы уже знаете.
Фото: gettyimages.ru
