Тема
Каждое сообщество, культурное или профессиональное, обязательно создает собственную субкультуру, а значит, и язык, своего рода профессиональный диалект, понятный лишь тем, кто в теме, вхож в эту среду. В студенческой среде речь идет о парах, универе, абитуре, зачетках. Это только самые известные примеры. Не исключение и христианская среда, где обязательно складываются свои речевые стереотипы, основанные либо на цитатах из Священного писания, либо на принятых христианских практиках. Некоторые из библейских выражений вошли в литературный язык в виде крылатых слов. «Фома неверующий», «Валтасаров пир», «Мафусаилов век», «глас вопиющего в пустыне» — это на слуху, это по-русски. Еще есть какая-то группа выражений со славянскими корнями, из славянского перевода Библии: «гробы´ повапле´нные» или «неопали´мая купина´», известные не так широко, собственно, это «гробы окрашенные», как отозвался Иисус о фарисеях (см.: Мф 23:27), и «несгорающий куст», который увидел Моисей (см.: Исх 3:2–4). Начитанный человек с этими выражениями знаком.
Другое дело, что сами эти выражения, отрываясь от библейского контекста, приобретают дополнительные смыслы. Так, уже упомянутый «глас вопиющего в пустыне» может пониматься как «напрасно взывающий о помощи человек». Вот что пишет в связи с этим о своем переводе Евангелия от Марка известный библеист Сергей Лёзов: «Я позволил себе заменить “геенну”… на стоящий за этим словом еврейский топоним “Ге-Хинном”: дело в том, что в русском языке и литературе “геенна огненная” зажила собственной полнокровной жизнью, и смысл этого русского выражения почти так же далек от образа у Марка, как “крещение” — от “боевого крещения”»1.
В христианском сообществе также возникает некая речевая культура с собственными нормами и выражениями, которая позволяет делить людей по принципу свой—чужой, из-за чего, попадая на проповедь или беседуя с верующим, «внешний» порой не понимает того, о чем ему говорят. Вот как описывает свое первое посещение протестантского богослужения Ольга Суворова: «Кто-то из храма, очень внимательный, заметил нашу группу, неуверенно топтавшуюся перед входом, и нас пригласили войти. Вошли — и не поняли, куда попали. Храм ли это? Или концертный зал? За кафедрой молодой человек. Говорит вроде бы на русском языке, но я не понимаю ничего. Отдельные слова узнаю, а фразы, из них составленные, не понимаю. С таким чувством я впервые слушала Михаила Кулакова, молодого ректора только что открывшейся семинарии… Потом я стала немного понимать, о чем говорят с кафедры. Почти иностранные слова начали для меня звучать на понятном русском. И это поражало, волновало, сражало наповал…»2.
В молитвенном доме вы не услышите «здравствуйте» — только «приветствуем», здесь редко звучит «спасибо» — чаще «благодарю» или «примите благодарность». Слова «брат» или «сестра» не должны вводить в заблуждение — так обращаются друг к другу единоверцы, а не только кровные родственники. Есть определенные клише: «мир вам», «рождение свыше», «склоним наши головы и сердца», «преклоним колени», «помолимся через брата» — каждое звучит в свое время и на своем месте. Так, за обедом можно услышать просьбу о том, чтобы «Бог благословил эту пищу и накормил нуждающихся». А при прощании могут сказать: «Я буду за вас молиться». Этому не нужно удивляться, это часть речевой субкультуры.
В небольшой общине одного из волжских городов было несколько студентов-филологов, которые следили за ударениями в речи пастора, записывали неверно произнесенные слова и после богослужения передавали ему эту запись. Он благодарил, обещал не делать ошибок, старался и… снова ошибался. Так они и прощали друг друга, стремясь сделать друг друга и свою церковь лучше, и все это в духе любви.
Акцентологические нормы, то есть правильные ударения в словах, — одно из ярких проявлений речевой грамотности, тем более что в русском языке оно разноместное (не фиксированное, как во французском языке или польском, где ударение может стоять на любом слоге в слове) и подвижное (может смещаться при изменении формы слова: вода´ — воды´ — во´ды — на во´дах). При чтении новозаветных отрывков из Библии возникает некая традиция чтения. Как сказала мне одна сестра в общине: «Да, Утеши´тель правильно, а Уте´шитель как-то ближе». Впрочем, сегодня при чтении Нового Завета может помочь изданный в Российском библейском обществе Новый Завет с ударениями (М.: РБО, 2000. 416 с.). Составители этого полезного издания для читающих вслух священный текст поясняют, чем они руководствовались в тех случаях, когда норма колеблется. Иногда их выбор обуславливался славянской традицией, ведь Синодальный перевод во многом опирался именно на нее. Имя Святого Духа, кстати, они передали как Уте´шитель (см.: Ин 14:16, 26; 15:26; 16:7).
Говоря о речевых ошибках, мы понимаем, что это временная проблема, ведь вырастает новое поколение образованных служителей, которые учились в семинарии или духовной академии, они не приехали из других республик, а выросли здесь, поэтому у них правильная речь и современное мышление. Но церковь — это место, где традиции сильнее новаторства. У верующих обязательно существует законное желание отделить святое, сакральное, от повседневного, профанного. В языке это определенные славянские формы: «Отче!», «Господи!». В современном русском звательного падежа нет, но в старославянском он есть и активно используется в церкви.
Это легко пояснить примером из практики использования того или иного перевода Священного Писания. Протестантская церковь на протяжении всего советского периода и по окончании него читала Синодальный перевод, заучивала его наизусть, что было важно при нехватке печатных Библий, и возникали некие сакральные формулы. Вот, например, известное многим выражение «подать руку общения». Это некая ставшей формулой фраза обязана своим происхождением буквальному переводу на русский язык Гал 2:9 греческого «дексиа´с Эдокан койнони´ас». Вот как передана эта мысль в современном русском переводе Библии под редакцией Кулаковых: «Иаков и Петр с Иоанном… пожали руки мне и Варнаве как участникам общего дела». У В. Н. Кузнецовой та же мысль выражена похоже: «Иаков, Кифа и Иоанн… протянули мне и Варнаве руку в знак того, что мы делаем общее дело».
Можно вспомнить «верхнюю горницу» — это выражение тоже иногда используется в церкви. Имеется в виду комната в верхнем этаже, «горняя», потому избыточно говорить, что она верхняя, она либо «горница», либо «комната наверху».
У нас есть перспективы для говорения на современном языке при наличии некоторых условий. Во-первых, в церкви должна быть молодежь, которая стремится к новому и может меняться и менять все вокруг себя, а во-вторых, это возможно при желании учиться и постигать живую истину Слова Божьего в разных переводах.
Живая церковь обязательно растет, и это происходит при деятельном участии молодых людей или тех, кто ищет новые методы, использует для этого современные средства для проповеди Доброй Вести: социальные сети, музыкальные новинки, непринужденные формы общения.
Живая церковь постигает Библию как Слово Божье, но ни один перевод не может быть совершенным, поэтому, чем больше серьезных и достойных доверия переводов Библии на русском языке, тем лучше. Ведь и Реформация началась с перевода Библии. Сегодня есть возможность читать новые переводы, которые не заменяют любимый нами и привычный Синодальный перевод, но обогащают тех, кто «вникает в себя и в учение, занимается сим постоянно», желая «и себя спасти и слушающих его» (1 Тим 4:16).
Эти два условия не единственные, но без них выйти на диалог с миром, нуждающимся в спасении, но не понимающим верующих, будет очень непросто. Да поможет нам Бог!
1Лёзов С. В. История и герменевтика в изучении Нового Завета / Лёзов С. В. Попытка понимания. — М.— СПб.: Университетская книга, 1998. С. 470.
2Суворова О. Мы только стоим на берегу. — М.: Эксмо, 2012. С. 16.
Фото: gettyimages.ru
