Свидетельство
История одной судьбы
Весь мир на ладони!
Ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых
Вершина еще впереди.
В. Высоцкий
Был майский вечер. Скользящее к горизонту солнце еще дарило ласковое тепло, но от воды веяло прохладой — не так давно сошел лед. Легкий ветерок чуть колыхал зеркальную гладь речной акватории. Он едва надувал парус небольшой спортивной яхты, отчего та шла неспешно, почти не создавая волн за кормой. Берег медленно отдалялся. Было так интересно наблюдать за берегами с яхты! Они выглядели совсем по-другому, не как с суши, в другом ракурсе, что ли. Степан думал об этом, всматриваясь в стоящие на берегу дома. Степан был капитаном этой яхты. Точнее, он назывался рулевым, но так приятно было думать о себе как о капитане целого судна! Степану было двенадцать. Он только в начале весны стал посещать секцию парусного спорта и сегодня, этим майским вечером, вышел на воду в пятый раз. Рядом покачивались белоснежные корпуса других яхт. Ими управляли ребята постарше и поопытнее. Они шутили, перекрикиваясь друг с другом; слов было не различить, отчего создавалось ощущение странной птичьей трескотни. Степан молчал. Он не знал ребят так хорошо, да и не хотелось ничего говорить: он наслаждался умиротворением момента. Тем временем ветер стих окончательно, и в воцарившемся штиле безжизненно повис парус. Яхта замерла. Она уже достаточно отдалилась от берега, на котором были едва различимы серебристые купола ангаров яхтклуба. Ребята на других яхтах стали разворачивать носы своих судов по направлению к дому. Они не в первый раз попадали в штиль и умели заставить двигаться яхты в безветренную погоду. Поднявшись к мачтам и нелепо раскачивая их, ребята стали подмахивать парусами. Степан такими приемами не владел. Он попытался повторить, но чуть не свалился за борт. Он вновь и вновь дергал парус, но судно оставалось на месте. Тем временем расстояние между ним и другими яхтами становилось все больше. Вскоре Степан понял, что он один посреди всей акватории. От осознания этого холодок ужаса пробежал по телу. А может, это был сырой холод от воды в тот момент, когда солнце скользнуло за вершины деревьев. Противоположный берег еще пылал в лучах заката, но по воде медленно и неуклонно ползла дымка вечернего сырого сумрака. Степан с надеждой посмотрел в сторону базы, но там уже не было видно парусов: ребята сложили их в ангары и затянули яхты на берег. Мальчика пронзило чувство одиночества и отчаяния, такое острое, что защемило сердце. Он представил свою уютную теплую квартиру, где он мог бы быть, пить горячий чай, но он здесь, в холодной неизвестности. Постепенно чувство самосожаления отошло на второй план и вернулась способность рассуждать здраво. Помощи ждать неоткуда, надо что-то придумывать самому. Аварийным веслом яхта укомплектована не была. Остается одно — перевесившись через борт, грести вручную. До ближайшего берега метров пятьсот. А оттуда, толкая яхту перед собой, идти в сторону базы. Так Степан и сделал. Мокрый, замерзший и беспредельно уставший он уже в глубокой темноте доковылял до пирса. Потом была ругань тренера, который вынужден был ждать незадачливого яхтсмена, были разборки с родителями, готовыми уже обзванивать морги и больницы. И страх перед новым и неизвестным, который сумрачным туманом опустился куда-то в глубины Степиной души.
Он не бросил яхтклуб. Но, каждый раз идя на тренировку, отходя от берега, борясь со штормовым ветром или ремонтируя сломанную оснастку посреди воды, Степан вновь вступал в схватку с самим собой.
Два года спустя Степан встретил христиан, таких же подростков, как он сам, и пришел с ними в церковь. Он с головой окунулся в новую для него жизнь. Еще не до конца понимая, кто такой Христос, подросток почувствовал в сердце непреодолимую тягу служить Ему. В своих молитвах он многократно говорил Богу о своем решении посвятить служению всю жизнь. И Бог услышал его. Однажды Степана пригласили посетить следственный изолятор, чтобы проповедовать Евангелие заключенным. Компания туда собралась авторитетная: пастор церкви и его помощник. Степан согласился, хотя в душе шевельнулся знакомый холодок смущения перед неизвестным. Смущение усилилось и переросло в дрожь, когда на следующий день они стояли перед невысокой серой дверью в глухой стене. Лязгнул замок позади проповедников. Проверка документов, и снова двери и замки уводили их все дальше от привычной жизни. Камера с небольшим зарешеченным окошком под потолком. Двухъярусные шконки по стенам. И жаркий, спертый, неприятный воздух ударил в нос. Пастор с помощником говорили заключенным об отеческой любви и прощении, которое дарит Христос. Степан сидел на табурете чуть поодаль и украдкой смотрел на лица слушавших. Уф. Все. Дорога назад через двери и засовы, быстрее на свободу улиц! На следующей неделе визит в изолятор повторился. Все стало уже немного знакомым, и напряжение Степана значительно спало. Он даже вставил после проповеди пастора несколько фраз.
Накануне очередного посещения СИЗО позвонил пастор и сказал, что ни он, ни помощник не смогут прийти и что, если Степан хочет, он сам может пойти и свидетельствовать о Христе… Стоп! Он? В одиночку? В это адово нутро?! Вспомнилось чувство одиночества и обреченности, которое захлестнуло его тем майским вечером посреди реки. Только тогда он был невольным пленником случившегося. А теперь к нему обращен вызов. И ответить на него можно только добровольно. Конечно, легко найти десяток причин, чтобы не идти в эту тюрьму. Но как тогда он сможет смотреть в глаза другим, а главное, как потом предстать пред Богом? И те ребята, заключенные, которые могли бы услышать Евангелие, но не услышат? Однажды такие же ребята оставили его одного. Сегодня он должен поступить по-другому — идти к ним. Должен? Да, перед собой, своей совестью.
Вот она, серая железная дверь в глухой стене. Над ней — рваные облака колючей проволоки. Они накрепко пленили кого-то. Но не его, не его сердце. Вызов принят. Каждая закрытая позади дверь будто отсекает что-то от души. Каждый новый коридор — длинный, словно путь на Голгофу. Вот она, камера. Освещенные тусклым светом, смотрят на него лица арестантов. Царапают своими острыми глазами. Усмехаются наивности шестнадцатилетнего подростка. Но вот: «Может, за кого помолиться?» — «Да, я не слышу на одно ухо. Уже несколько месяцев. Сможет твой Бог мне помочь?» Степан родился свыше и веровал в то, что Бог творит чудеса по молитве: «Давай я возложу руки на твое ухо! Смущаешься? Не бойся!» Короткая молитва и… что это? «Я слышу? Да! Я слышу и тем, и другим ухом одинаково!» «Да ладно тебе! Загибаешь же!» — не верят сокамерники. «Нет же! Нормально я слышу! Не слышал ничего. Теперь слышу!» «Бог жив, и Он здесь сейчас, рядом с вами, посреди этой камеры. И он любит каждого и хочет помочь вам независимо от того, как вы до этого жили и что совершали…» — продолжил Степан свою проповедь.
Что-то произошло в тот день. Степан впервые переживал странную, необычную радость. Не просто торжество победителя. Это была радость словно от того, что он стал причастником великой битвы и великой славы, которая принадлежит одному Богу, и сегодня Он разделяет ее с ним, Степаном.
Потом было еще много вызовов, жизненных, Божьих, что-то рушилось и шло наперекосяк. И Степану приходилось строить заново и на новом месте. Что-то, наоборот, вдруг открывалось свежей, нехоженой тропой. Только звала она с другого берега. И, чтобы добраться до нее, нужно было рискнуть сделать шаг по водной глади.
Нет, страх перед неизвестным не ушел. Он поднимается сырым сумраком откуда-то из глубин подсознания Степана всякий раз, когда он слышит Божий призыв. Но наш герой научился воспринимать этот страх как свидетельство того, что наступило время дерзать!
Фото: gettyimages.ru
