В основе мира лежит тайна. Верующие люди, художники, поэты и музыканты всегда это чувствовали. Достаточно вглядеться в работы Леонардо да Винчи, перечитать Пушкина, поглядеть испытующим взглядом на звездное небо, и мы ощутим ее присутствие. Что-то глубокое в нас оживает в ответ на эту тайну, что-то в нас стремится задержаться в ней, постигнуть ее полнее, прочитать внимательнее ее послание.
Тайна, живущая в мире, обладает двумя свойствами — она влечет и отталкивает. Она влечет, потому что мы чувствуем с ней родство, и отталкивает, потому что главные тайны жизни нельзя использовать, ими нельзя овладеть, их нельзя выразить, ими нельзя управлять. В конце концов, тайну невозможно приручить, пока она тайна, и поэтому она опасна.
Но современный мир, становящийся все более рациональным, все настойчивее утверждает свое господство над доступными ему природными, экономическими и социальными ресурсами и областями при помощи научных методов, применяемых в самых различных жизненных сферах. И, кажется, он заинтересован в том, чтобы таинственное можно было рационально деконструировать, привести к простым понятиям и в итоге, может быть, избавиться от тайны вообще.
Еще активнее, чем прежде, люди XXI века хотят сделать жизнь понятнее и логичнее. Сделать ее более «защищенной», более контролируемой, более предсказуемой. «Но разве нет в этом правды? — спросите вы. — Разве человек не создан как существо, познающее мир и разгадывающее его загадки?»
Давайте здесь немного задумаемся.
Мы окружены тайнами. Сама жизнь — великая тайна, которую наука пока что не в силах разгадать. В школе нам говорили, что жизнь — это форма существования белковой материи. Кажется, с тех пор наука не особенно продвинулась в ее определении по сути. Более того, она все более упирается в область тайны, даже несмотря на то, что имеет дело, казалось бы, с научными методами познания мира. Такие ученые, как Нильс Бор или Дэвид Бом, вплотную подошли к той области микромира, что не поддается обычной логике и требует при изучении каких-то иных методов.
Мы боимся тайн, и все-таки прожить без них у нас не получается.
Но как же осуществить контакт с сокровенной стороной жизни, познавая ее, но при этом ее не разрушая и не искажая, потому что она, как это мы со временем понимаем, лежит и в основе мира, и в глубине человеческого сердца? Как это осуществить, если даже великие умы останавливаются перед ней и признают, что она непознаваема? И возможен ли вообще такой контакт?
Да, возможен.
Тайна жизни не оставила нас в неведении о себе. Вестники и пророки, духовные писатели, подвижники, евангелисты и авторы Библии сумели запечатлеть на человеческом языке ее присутствие. И постигнув или расслышав духовным слухом то, как устроена жизнь в своей целостности, они записали ее правила, ее условия, все то, что нужно для того, чтобы войти с жизнью и ее Творцом в гармоничные отношения. Однако парадокс заключается в том, что эти великие правила, заповеди, запечатленные в Библии, делались со временем все менее значимыми, все менее важными.
Казалось бы, почему?
Потому что они шли вразрез с требованиями эгоистического человеческого начала, плодящего мир иллюзий, заблуждений и ложных утверждений, которые, однако, самому их носителю, как правило, кажутся очевидной и несомненной истиной, даже в тех случаях, когда следование им ведет к болезни или смерти. Так устроен наш эгоизм — ложная форма человеческой личности, — так он работает.
Я хочу рассказать об одном из таких сокровенных правил, или условий, насыщенной, полноценной жизни. Читающий Евангелие внимательно, скорее всего, обратит внимание на то, сколько раз на его страницах предлагаются действия, никак не соответствующие правилам «практического» поведения человека в социуме.
Действительно, вчитываясь в евангельское повествование, мы видим, что Христос, призывая нас быть полезными людям и Высшему, не только акцентирует на этом наше внимание, но еще и добавляет при этом удивительные, невозможные слова: то, что вы сделали ближнему, то сделали Мне (см.: Мф 25:40). Из этого следует, что в любом моем действии, направленном в сторону другого человека, Бог становится парадоксальным образом таким же адресатом и получателем этого действия, что и человек. Через человека Бог ощущает нашу любовь или наш эгоизм, через глаза человека Он смотрит на нас, через нашу любовь или ненависть к людям таинственно говорит с нами, словно бы подставляя Себя в человеке, нашему доброму или злому поступку. И прежде, чем мы ударим кого-то, или прежде, чем кому-то придем на помощь, мы уже приходим на помощь Богу или ударяем Его. Это звучит невероятно, но это так. Потому что Тот, для Кого все открыто, Сам сказал про это.
И нам, хоть и с трудом, но приходится признать, что все наши поступки по отношению к другому человеку — бомжу, другу, жене или вовсе незнакомцу — священны, сакральны, потому что они направлены на Бога, потому что в них участвует Бог. И если мы понимаем Бога слишком по-человечески и слишком по-человечески понимаем человека, то понятно, что в таком мире нам жить неудобно, понятно, что мы стремимся скорее забыть то, что узнали.
Но Бог не объект, не надзиратель и не полицейский, Он — любовь. И Он — жизнь. И поэтому мы можем до какой-то степени перефразировать это место примерно так: как ты относишься к другому человеку, так ты относишься к любви и жизни в себе самом и любви и жизни в другом человеке. Ты можешь прибавить жизни себе и ему, поддержав его, и ты можешь ее в себе и в нем убавить, оскорбив его или отвергнув. Ведь сказано: «Я есмь жизнь».
Даром получили — даром отдавайте, говорит апостол Христов. Отдавайте рубашку, если попросят, идите по чужим делам, помогайте друг другу, какой мерой мерите, такой и вам будет отмерено, — этими словами переполнено Евангелие. Конечно, мало кто способен соответствовать этим высоким идеалам, но ведь это не приказ, за нарушение которого нам грозит кара, это призыв, причем призыв к тому, чтобы, следуя глубокому духовному правилу и устройству нашей жизни, мы обретали все новые и новые силы. Чтобы, плывя навстречу свету духовного маяка, мы не разрушали себя и других, но созидали.
Это правило отдачи, служения другому и есть формула глубочайшего жизненного порядка, которую мы можем проследить не только для человека, — она, эта формула, универсальна. Расточают себя для других солнце, отдающее свой свет и тепло всему живому на земле; мать — своему ребенку; зерно, умирающее для того, чтобы выросло дерево; учитель, отдающий свои знания ученику; человек, прыгающий в воду для того, чтобы помочь тонущему; деревья, отдающие нам свой кислород и, наконец, Тот, Кто отдал жизнь на кресте за каждого из нас.
Обыкновенная здоровая клетка организма большую часть своей энергии направляет вне себя, обслуживая потребности других клеток, — это условие ее «хорошего самочувствия» и нормальной жизнедеятельности. Когда же она по ряду причин начинает работать лишь на себя, как бы моделируя деятельность эгоистичного человека, она становится раковой, и такая перемена вектора ее действий приводит к гибели всего организма.
Однажды мы с друзьями-писателями поехали в командировку в один из красивейших городов мира — Амстердам. Там нас поселили в крошечной квартирке с крошечной кухней. Это было время, когда я уже несколько лет не курил, а оба моих коллеги были заядлыми курильщиками. С утра за завтраком я был вынужден дышать табачным дымом, и даже красоты великолепного города не могли компенсировать ту досаду, которую я испытывал и утром, и вечером. Но больше всего меня раздражало то, что пепельницы, забитые окурками, никто не чистил, и они так и стояли на столе и подоконниках, благоухая вовсю. Я ценил свою «чистоту», ценил свое достижение по поводу бросания курить и свою возможность дышать чистым воздухом. Поэтому я злился все больше. «Неужели, — думал я, — не понятно, что в такой тесной квартирке не стоит курить одну за одной и еще к тому же одновременно в две трубы! Неужели так трудно взять и вычистить эти вонючие пепельницы и вдобавок вымыть грязную посуду в раковине!» Мне делалось все хуже и хуже. И тут я вспомнил. Я вспомнил насчет служения, я вспомнил то правило, которое уже не раз срабатывало в моей жизни. Я отправился на кухню, вычистил пепельницы и вымыл накопившуюся посуду. Еще прежде, чем я закончил свои труды, я почувствовал себя намного лучше. Меня словно обновляли изнутри, в меня втекали новые силы, и настроение довольно быстро сместилось от злобы в сторону полноты и радости. «Отдавая, мы получаем» — эта фраза, ставшая действием, сработала почти мгновенно. Это было похоже на настоящее чудо.
Но это было еще не все, последовало продолжение. Мне больше ни разу не пришлось чистить пепельницы. Удивительным образом с того самого дня они регулярно опорожнялись и содержались моими друзьями в чистоте. Грязная посуда также перестала накапливаться в раковине. Мои коллеги, правда, не перестали курить, но я почему-то этого уже почти не замечал. И мы по-прежнему ходили любоваться каналами, выступать в университете и заглядывать в музеи с потрясающими Ван Гогом и Рембрандтом.
Конечно, можно сказать, вы так хорошо начали — о несказанной тайне жизни, о великих пророках, о звездах в небе, а заканчиваете какими-то грязными пепельницами. Но знаете что, а не свидетельствует ли эта история о том, что высокие идеалы, запечатленные в Книге, работают и помогают в самых что ни на есть практических делах, вовсе не оставаясь отвлеченными правилами, красивыми, но неисполнимыми?
И потом, поверьте мне, за этой «табачной историей» мне видится настоящая тайна, которую я не берусь формулировать, но которую в те же дни я почувствовал в картинах Ван Гога, который мог так изобразить старые ботинки или пустой стул в своей бедной комнате, что они доставали смыслом до звезд и уходили еще выше. А ведь вся его работа была служением, которому он отдал себя сполна. Служением Богу и людям, про которое сказано, что это одно и то же. И знаете, он впустил в себя тем самым такой поток жизни и ее силы, что за несколько лет создал сотни картин, которые теперь сияют солнцем во многих музеях мира. И они тоже говорят о тайне.
Фото: Gettyimages.ru