Тема
Зрелость человека, на мой взгляд, проявляется в его умении прислушиваться к опыту своих предков. А зрелость социума — в способности осмысливать историю, открывать ее закономерности и руководствоваться ими в современной жизни.
В начале ХХ века в научном сообществе наметился разворот от естественных наук к наукам о человеке и обществе. Появились и стали активно развиваться социология, психология, социальная философия и др. Фундаментальные вопросы философии о бытии теперь обрели антропологическое измерение. Кто есть человек? Какова его экзистенция? Чем человек живет и чем определяется его жизнь? Одним из крупнейших мыслителей прошлого столетия, размышлявших над этими вопросами, был немецкий ученый, социальный психолог, философ и психоаналитик Эрих Фромм. Анализируя социально-психологическое состояние современного ему общества (середина — вторая половина ХХ века), Фромм сделал заключение о том, что есть две фундаментальные позиции человеческого существования, два модуса: обладание и бытие1. Они представляют собой сплав ценностей, сформированных индустриальным обществом, и человеческих потребностей. Ученый скрупулезно исследовал разные аспекты этих модусов и пришел к некоторым выводам: во-первых, стремление что-то иметь (тяга к обладанию) не свойственно человеческой природе, вопреки устойчивым представлениям, как это видели, например, философы-позитивисты. На формирование этой тяги повлияли такие явления, как частная собственность, права индивида, получение прибыли и т. д. Ученый настаивает на том, что идеология общества формирует определенные качества личности, которые он назвал социальным характером. Стремление обладать чем-либо как раз относится к социальному характеру. Во-вторых, значение имеют не столько сами объекты, которыми человек владеет, сколько общая установка на обладание, психологический настрой. В-третьих, и это, пожалуй, самое существенное, в модусе «иметь» человек определяется через то, чем он обладает: «Я есть то, чем владею, чем больше имею, тем более я существую»2.
Соответственно, кто ничего не имеет, тот ничего собой не представляет (не существует). А самая значимая вещь, которой мы стремимся обладать, — наше собственное «я». И эта «вещь», увы, не является основой нашего самосознания. Кроме того, ученый делает интересную ремарку: преобладание собственнической ориентации характерно для неполной личностной зрелости, и, если эта ориентация продолжает доминировать, она приводит к психической патологии.
А вот как мыслитель рассуждает о модусе бытия: его важнейшие характеристики — свобода, независимость, критический разум, творческая активность и живой опыт. Само бытие невозможно определить, то есть загнать в рамки конкретных понятий, потому что оно динамично и разворачивается здесь и сейчас. Его способен переживать лишь тот, кто реализует свой потенциал (расточает то, что имеет) во благо окружающим — «он оживляет все, чего бы ни коснулся, он вселяет жизнь в других людей и даже в окружающие предметы»3. Мы можем почувствовать модус бытия лишь символически. В своей книге Фромм приводит пример из области физики: «Синий стакан кажется синим, когда через него проходит свет, потому что он поглощает все другие цвета и, таким образом, не пропускает их. Значит, мы называем стакан синим именно потому, что он не задерживает синие волны, то есть не по признаку того, что он сохраняет, а по признаку того, что он сквозь себя пропускает»4. Таким образом, жертвенность и расточительство — главные спутники жизни в модусе бытия, а оно само неразрывно связано с любовью — активной творческой устремленностью к субъекту любви.
Фромм анализирует исторический контекст, в котором разворачивается и видоизменяется парадигма обладания. Так, для начала индустриальной эпохи была характерна философия и психология накопительства. Постепенно с товарным перенасыщением рынков акцент смещается в сторону пользования. «Я имею» теперь означает приобретение, использование и утилизацию с целью нового приобретения. Этот цикл развивается по спирали, ведь, чтобы я получил удовлетворение от обладания чем-то, оно должно быть лучше, дороже, значимей предыдущего. Для нового удовольствия нужен более сильный раздражитель. Этот порочный круг увлекает человека в бездну потребительства.
Такие выводы ученый сделал более полувека назад. Анализируя их, мы понимаем, что многое изменилось: человечество отказалось от тотальных идеологий и социальных утопий, осудило диктатуру, разоблачило «хищнический лик капитализма», стало более консолидированным и даже гуманным. И тем не менее изменилась ли человеческая природа, или просто произошла трансформация этих двух фундаментальных позиций человеческого существования? В этой статье я хотел бы поделиться аналитическими набросками по мотивам размышлений Эриха Фромма.
Во-первых, какой этап следует за эпохой потребления? Каковы его базовые характеристики? Во-вторых, как он преломляется в психологии современного человека? Через что сегодня определяется человеческое «я»?
В действительности изменилось многое. То, что раньше было признаком статуса, теперь прочно заняло место средства. Советский атрибут счастливой жизни — телевизор-машина-дача — стал странным атавизмом. Владение вещью лишилось своей мистической притягательной силы и стало определяться соображениями функциональности, эргономики и дизайна (стиля). Доступность кредитования сделала даже самые смелые мечты обладать чем-то вполне реальными. Но стремление обладать самой значимой «вещью» — своим «я» — осталось и претерпело трансформацию, теперь на первый план вышло качество моего «я», главным критерием которого, а также узнаваемым маркетинговым девизом стало развитие: я развиваюсь, следовательно, я есть. Личностный, профессиональный и карьерный рост преподносятся как конфетки в обертке креативного авангарда. Модный тренд, который на протяжении полувека занимал психоанализ, теперь принадлежит психологии человеческих возможностей и реализации скрытого потенциала.
Человек стремится получить знания в самых разных областях, благо теперь они как никогда доступны. Полученная информация нужна человеку не столько для практического воплощения, сколько для утверждения в собственном существовании: я узнаю, следовательно, я есть.
Другой не менее востребованный формат обладания — путешествия. Сегодня, пожалуй, единственным барьером для того, чтобы побывать, пожить или поработать в любой точке мира, является просто лень это делать. Что толкает нас путешествовать или менять место жительства? Желание оказаться в обществе бо΄льших политических свобод, социального достатка и профессиональных возможностей? А глубинный мотив этого — положить в копилку достояний своего «я» удовольствие от переживания чего-то нового, что дает иллюзию богатства опыта: я вкушаю разнообразие, следовательно, я есть. Стремление путешествовать тоже можно рассматривать сквозь призму обоих модусов: в одном человек хочет стать человеком мира; он не знает привязанности ни к месту, ни к ойкосу. Даже понятие отечества воспринимается им с долей цинизма. В другом модусе это пилигрим, для него важна встреча с личностью, которая ценит общение с людьми, ищущими истину так же, как и он. Для него «всякая чужая страна — отечество, и всякое отечество — чужое»5. Пилигрим может задержаться и даже остаться там, где будет необходимо его участие. Человек мира не умеет любить, но в любви нуждается и гоняется за ней повсюду. А для человека, любящего по-настоящему, нет нужды идти на край земли: в одном-единственном человеке он видит целый мир.
Феминистическая, ювенальная и сексуальная революции второй половины прошлого столетия поколения спустя принесли свои горькие плоды, уничтожив оставшиеся этические границы, лоббируя то, «что я хочу» или «на что имею право». А социальные институты, оказавшись в плену дошедшей до абсурда человеческой свободы, легализуют ее извращения.
Все эти примеры иллюстрируют стремление человеческого «я» расти вширь, скользя по поверхности бытия, захватывать и присваивать все новые и новые территории. Только это экспансия не материального характера, ведь сегодня главным активом становится информация. Само понятие собственности обрело виртуальные очертания, как мы видим это на примере интеллектуальной собственности.
Все, чего я достиг через саморазвитие, а теперь и то, в чем я творчески проявился, я рассматриваю как свой неотъемлемый капитал и буду его яростно защищать от любых посягательств. Почему? Потому что я продолжаю определять себя через то, что я имею.
В противовес модусу обладания как движению вширь модус бытия — это движение вглубь. Такое направление требует совершенно другой личностной установки и других усилий. Если я развиваюсь вширь, то в конечном счете делаю это ради приращения собственного «я». Но в экзистенциальную глубину я могу проникать, лишь постепенно отказываясь от того, что мне принадлежит, принося в жертву мою самость. Остается вопрос: ради чего? В этом кроется тайна Царства Небесного: «Подлинного бытия человек достигает лишь в том случае, если он проникает через внешнюю оболочку явлений вглубь и познает в реальности саму суть»6.
Актуально ли все это для нас, современных христиан? А разве нас по-прежнему не разрывают два модуса нашего существования? И наше сердце разве не поле битвы, на котором до сих пор происходит сражение за выбор иметь или быть?
1Эту тему развивали в своих трудах также Габриэль Марсель, Бальтазар Штеелин, Виктор Франкл.
2Фромм Э. Иметь или быть. — М.: АСТ. 2006. С. 16.
3Там же. С. 143.
4Там же. С. 139.
5Это высказывание приписывают Иустину Мученнику (100–163).
6Фромм Э. Иметь или быть. — М.: АСТ. 2006. С. 157.
ФОТО: Gettyimages.ru
