Тема
В современных условиях, когда секуляризованное общество сделало основной, постоянной и довлеющей претензией к церкви упрек в лицемерии, очень трудно вести разговор о подлинности веры. То есть сегодня для многих любой верующий, особенно священнослужитель, — это априори лицемер и фарисей, использующий церковь и веру ради своей выгоды.
Такие обобщения являются болезненными и абсурдными и именно поэтому вызывают желание отстраниться или оправдаться. Но несмотря на это очевидно, что каждый верующий должен иметь мужество ставить подобные вопросы перед самим собой: насколько я искренен в своей вере? является ли моя жизнь подлинно христианской? могу ли я быть уверен, что те слова, которые Христос обращал к фарисеям, не относятся ко мне и к моей жизни?
Я задавался подобными вопросами практически с первого дня моего обращения в веру. Стоят они и сейчас.
С самого начала меня тревожило предупреждение Христа: «Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие!» (Лк 12:1) — и другие подобные этой цитаты из Евангелий, обличающие внешнюю показную веру. Но особенно лишали покоя слова из третьей главы Второго послания Тимофею: «Знай, что в последние дни наступят тяжкие времена… Благочестие будет для них (людей. — Р. У.) лишь внешней формой, но его реальную силу они отвергнут» (Новый русский перевод). Этот отрывок из Писания звучал как предостережение от выхолощенной умственной веры, от обрядового христианства и призывал к вере в чудеса, в реальное действие Бога в жизни. Значит, подлинным христианством надо считать веру действенную, уповающую на помощь Бога. Ведь о чем же еще могут предупреждать слова «его реальную силу они отвергнут», как не о пустых богословских рассуждениях, формальных ритуалах, не подкрепленных чудесами? Я и сейчас считаю это понимание верным, но недостаточным.
К тому же позже я стал догадываться, что угодил в ловушку, в которую попадали многие неофиты. Неосознанно я поставил знак равенства между силой и ощущением силы, настоящим христианством мне казалась жизнь, наполненная переживаниями «Божьего присутствия». Это прекрасно, когда Господь являет Себя нам в сверхъестественных проявлениях или переживаниях, но подлинность христианской жизни должна присутствовать и в те моменты, когда мы ощущаем внутреннюю пустоту, в ситуациях неудач и потерь.
Интересно, что эти же строки из Послания Тимофею в одном из современных переводов звучат так: «… будут держаться внешней набожности, но откажутся от ее внутреннего смысла». Не мне судить, насколько правомочен такой перевод, ведь в греческом оригинале стоит именно слово «дунамис», которое переводится как «сила, мощь, крепость, могущество; способность, возможность; чудо, чудотворение». Из логики всего Писания очевидно, что обрести подлинную веру невозможно, не углубляясь в ее суть, оставаясь в пределах «внешней набожности», пусть даже мы и охвачены сильными переживаниями и видим в жизни сверхъестественные проявления.
Следующим очень важным этапом различения подлинности моей христианской жизни был момент, когда я обнаружил себя поглощенным обыденностью. В том, чтобы быть сфокусированным на материальном и временном, нет ничего плохого, если только это не становится смыслом и сутью существования: «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф 6:31–33). Эти слова Христа являются компасом для христианина в современном мире, который поглощен материализмом и потреблением. Современная цивилизация предлагает огромное количество способов избежать беспокойства о том, «что мы живем как-то не так».
Впрочем, попытка бегства от сути жизни в нечто внешнее и временное — проблема совсем не новая и ставилась еще в XVII веке великим математиком, философом и богословом Блезом Паскалем. Читая монографию «Смысл тревоги» американского психолога и психотерапевта Ролло Мэя, я наткнулся на такой текст: «Для Паскаля тревога была не только лишь его личным переживанием, но и тем, что лежит за поверхностью жизни его современников, проявляясь в “вечном беспокойстве, в котором люди проводят всю свою жизнь”. Он говорит о ненасытном стремлении человека отвлечься, убежать от томления, пока беспокойство не растворится в бурной деятельности. Большое количество развлечений и занятий, по его мнению, на самом деле выражает стремление людей избежать “размышления о самих себе”, поскольку, если человек остановится и задумается о своей жизни, он почувствует печаль и тревогу»1.
Получается, что чаще всего мы задаемся вопросами о подлинности нашей жизни именно в тех ситуациях, когда совесть начинает нам свидетельствовать, что в данный момент мы живем не подлинной жизнью, что сами мы неподлинны, не соответствуем Божьему призванию и достоинству, назначенному нам свыше, не соответствуем самим себе.
Многие философы ХХ века, и в частности Мартин Хайдеггер, остро поднимали тему подлинности человеческой жизни и подлинности бытия самого человека. По их представлениям, путь к подлинному себе лежит через тревогу, это понятие становится ключевым и для богословов прошлого столетия.
Тревога, в отличие от страха, который имеет объективную причину, безотчетна, связана с ощущением небытия и конечности существования. Но именно благодаря тревоге у человека появляется возможность преобразить свое бытие из не-подлинного в подлинное. Тревога у нас появляется тогда, когда мы осознаем, что одиноки, не причастны к Целому. Причем мы не осознаем эту тревогу постоянно, она присутствует в нашей жизни как фон.
Тревога свидетельствует нам, что мы не можем раз и навсегда обрести подлинную жизнь, и в каждый момент времени у нас есть выбор — быть подлинным или нет. Сквозь тревогу мы видим: наша жизнь не такова, какой она должна быть, а подлинность жизни требует ежедневного напряженного труда, восхождения к настоящему смыслу бытия! Препятствием к обретению себя становится стремление спрятаться от самого себя в толпе. Доктор философии и доктор психологии из Англии Эмми ван Дорцен, рассуждая о вызовах подлинности, утверждает, что отказ от подлинности происходит тогда, когда жизнь заполняется праздными разговорами, любопытством и поверхностностью. Именно эти качества считаются характерными признаками состояния «провала в не-подлинность»: «Праздные разговоры — способ бессмысленного “вращения” среди других, говорение о том о сем зачастую без какого-либо осмысления предмета беседы, бесполезного следования моментальному интересу. Любопытство — то, что заставляет нас следовать по пути многих, раскрывать все и ничего, это то, что оставляет нас всюду и нигде. В этот момент вещи теряют определенность, они более не являются тем или другим, но представляют собой все сразу. Пребывание в таком состоянии подавляет нашу истинную способность Быть, прячет ее среди всего и ничего. Притом что болтовня и любопытство все более погружают нас в растерянность и смятение, мы не можем устоять перед искушением и все дальше уходим от себя по этой дороге»2.
Говоря о проблеме ненастоящей, неподлинной жизни в Боге, стоит затронуть тему масок, или личин, как их назвали в христианской антропологии Восточной церкви. Эта тема глубоко и детально разработана, например, у выдающегося русского богослова отца Павла Флоренского. Он разделял в человеке лик как образ и подобие Божьи в нас, лицо, соответствующее нашей индивидуальности, и личину, то, какими мы стремимся предъявить себя этому миру. Личина — это маска, которая срослась с человеком так, что он сам не может различить, где он сам, а где его проекция.
Стремясь убежать от своей сути, прячась в толпе, человек создает ложные представления о себе, и неважно, они ложно плохие или ложно хорошие. Жизнь такого человека — игра, театр. Не случайно же в средневековом манускрипте «Кармина бурана» антиподом Христа предстает Протей, герой древнегреческих мифов, способный менять свое обличье, становясь то диким вепрем, то драконом, то львом, то огнем или водой. Таким Протеем подчас становится современный человек, зараженный болезненным желанием носить и постоянно менять маски, подстраиваясь под окружающую среду, так до конца и не поняв, кем он является в действительности.
В 21-й главе Евангелия от Матфея описывается известная история, как Христос проклял смоковницу, на которой было множество листьев, но не было ни одного плода. Это страшный образ бесплодной внешней жизни. Но есть в этой истории и другая сторона: «Иисус же сказал им в ответ: истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что [сделано] со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет; и все, чего ни попросите в молитве с верою, получите» (Мф 21:21, 22).
Вера, которой нас наделил Христос, способна наполнять наши дни смыслом, а жизнь — подлинностью. Ведь именно подлинная вера открывает путь к Божьему присутствию в нашей жизни, поднимает нас над обыденностью и разбивает любые маски, с которыми мы срослись.
1Мэй Р. Смысл тревоги. — М.: Независимая фирма «Класс», 2001. С 37.
2Ван Дорцен Э. Вызов подлинности по Хайдеггеру. Электронный ресурс http://hpsy.ru/public/x2740.htm (дата обращения 25 сентября 2020 года).
ФОТО: Gettyimages.ru
