Тема
Ситуация кризиса испытывает на прочность общество в целом и каждого человека в отдельности. В истории много примеров, когда судьба народа зависела от умонастроений и состояния духа граждан. Стихийные бедствия, эпидемии, катастрофы или войны могли сломить нацию или закалить ее и вывести на качественно новый уровень. Важным критерием в этом можно назвать меру ответственности обывателей, проявленную в тех или иных событиях. Эта мера определяется какой-либо позицией, которую они занимают, либо ее отсутствием. В этой статье я хочу поговорить об уровнях ответственности и об их влиянии на ход кризисных ситуаций. Но сначала приведу один пример.
Прошлым летом мы с семьей оказались в Москве в День Военно-морского флота. Гуляли по набережной Тушинского водохранилища. А на обратной дороге в наш троллейбус вошла пожилая пара. Мужчина был в форме адмирала ВМФ. На рукаве его офицерского кителя необычно смотрелся матросский шеврон с аббревиатурой К-19. Да, это был командир одного из экипажей той самой подводной лодки! В этой приподнятой атмосфере пассажиры троллейбуса подходили к пожилому офицеру, жали ему руку, обнимали, поздравляли с праздником. Мне вспомнился фильм американского режиссера Кэтрин Бигелоу о трагедии, разыгравшейся на этой лодке из-за аварии ядерной силовой установки. Прокручивая в голове фабулу картины, невольно вспоминаю кадры, когда матросы К-19 вот-вот должны войти в аварийный зараженный отсек. Впервые они столкнутся вживую с радиацией: шел 1961 год, и про опасность лучевой болезни мало что было известно, в основном это были теоретические наработки, да и то среди ученых. А до младшего плавсостава доводились скупые инструкции, да вспоминались фантастические слухи о коварстве новой чудо-технологии. И вот в такой атмосфере аварийная команда должна была спуститься в двигательный отсек. А пока им дали подышать свежим морским воздухом и покурить на палубе. Матросы, двадцатилетние ребята-срочники, перед лицом неизвестности… шутили. Шутили о своем неопределенном будущем. Щурились на яркое тихоокеанское солнце, подставляли лица соленому ветру.
Через час их, обессиленных, с обожженной кожей, оттаскивали от злополучного отсека. Никто из них не выжил. Но поставленную задачу они выполнили: заглушили вышедший из-под контроля реактор. Сохранили лодку, спасли экипаж. Предотвратили возможные международные последствия.
Что ими двигало? Приказ? Чувство долга? А может, наивность неведения и надежда на «авось»? Думаю, и то и другое. А еще — чувство ответственности за свой экипаж. Наверное, именно это помогло им преодолеть страх, переходящий в ужас, от которого цепенеет сознание и отказывается подчиняться тело.
Такой первой реакцией животного страха мы бываем захвачены, когда подсознательно, на уровне инстинкта самосохранения вдруг ощущаем угрожающую нам опасность. Бежать, замереть или нападать — аффект адреналинового импульса одинаково работает как в психике отдельного человека, так и на макроуровне социальной психологии. Мы говорим о феномене паники. Люди, охваченные ею, не способны руководствоваться сознанием и желают лишь одного — выйти из зоны поражения. Они бегут не разбирая дороги, давя друг друга, подчас в направлении большей опасности. Порой панику провоцируют всего лишь слухи, но их оказывается достаточно, чтобы бежать в магазины и сметать с полок все без разбора.
В этой ситуации ни отдельный человек, ни толпа не могут взять адекватную ответственность за свои действия и поступки. Единственно возможным остается воздействие извне, которое в умелых руках может быть спасительным или, наоборот, превратиться в искусную манипуляцию массовым сознанием. Здесь перед нами пример психологической неспособности ответственного поведения, а значит, потребность во внешней воле для стабилизации в ситуации кризиса.
В конце марта средства массовой информации стали нагнетать напряжение относительно ситуации с заражением. Новостные ленты походили на вести с фронта, а сухая статистика причудливо переплелась с фантастическими версиями. Тогда я поймал себя на мысли: насколько люди вокруг много шутят о происходящем! Шутят о вирусе, о реакции людей, о действиях властей, об «эффектах» самоизоляции. Шутят в социальных сетях, пересылая шутливые посты, шутят в семьях, с друзьями и коллегами.
Психологический эффект смеха давно известен: смех снимает напряженное восприятие реальности, делает несерьезным происходящее или ожидаемое. Человек так устроен, что непредсказуемое будущее рождает в нем тревожность, которая лишь усиливается от множества предполагаемых пессимистичных сценариев. Если подобной тревожности не противостоять, она перерастет в психоз. И тогда на помощь приходит шутка, которая убивает внушающую страх реальность. Смех лишает ее опасного статуса, делает ненастоящей, дистанцирует ее от человека. Но, как у любого средства, у шутливого отношения к тревожащей реальности есть две грани: одна — профилактическая, положительная. Другая наоборот: делая происходящее несерьезным, шутка притупляет чувство ответственности за настоящее и будущее. Успокоившись, посчитав, что беда обойдет нас стороной, мы становимся невосприимчивыми к боли тех, кто с бедой все-таки встретился. Их переживания оказываются для нас будто по ту сторону телевизионного экрана.
Порой мы впадаем в другую крайность, когда виним в происходящем других — эгоистичных и недальновидных граждан, завезших вирус; власти, чересчур мягко или, наоборот, жестко на это отреагировавшие; врачей, не готовых оказать адекватную медицинскую помощь, и т. д. Обвиняя, пусть даже заслуженно, других, мы перекладываем на них ответственность за наши собственные поступки. Этим мы маскируем наше отчаяние от разрушенных планов и неосуществившихся желаний, нашу неспособность принять свою судьбу.
В Италии не до смеха. Статистика эпидемии выкрашена в цвета боли соотечественников и траура похоронных процессий. Необходимость жестких карантинных мер для жителей этой страны не что-то навязанное сверху, а осознанная насущная потребность выжить самим и не допустить дальнейшего заражения. В этом — проявление зрелой ответственности за свою жизнь, которую люди берут на себя. Такая позиция побуждает их сознательно поступиться собственными правами, отказать себе в удовлетворении привычных желаний, изменить образ жизни. Ответственность, взятая человеком за свою жизнь, — отклик, способный остановить смертельное действие болезни.
Говорят, что по улицам итальянских и израильских городов течет музыка — люди, запертые в своих домах, выходят на балконы и играют для соседей. Играют музыку скрипичную и духовую, классическую и современную, тревожную и жизнеутверждающую.
И все же взятая на себя ответственность не спасает от отчаяния, ведь люди продолжают оставаться наедине со своим страхом. В этот момент нам как никогда нужна надежда. Мы не можем без нее. Наши души истаивают. Вдохновить на борьбу не способны обещания светлого будущего, в котором нас уже не будет. Без надежды все святыни превратились бы в кладбища*. Нам нужны те, в чьей жизни мы сможем увидеть нечто большее, чем просто стоическое мужество. Нам важно чувствовать, что перед лицом опасности мы не одиноки. Что есть те, кто пройдет с нами хотя бы часть нашего пути. Но кто они? Кто же сможет принести людям такую надежду? Те, в ком Божья любовь победила страх за самих себя и кто стал способен сопереживать страху и боли окружающих. Те, кто не только взял ответственность за себя, но и не согласился на роль стороннего наблюдателя. Таких людей называют подвижниками. Нам часто незнакомы их имена, но мы видим след, оставленный ими в истории. Они были сестрами и братьями милосердия во время войн, давали приют беженцам, помогали волонтерами при ликвидации последствий стихийных бедствий и катастроф. И во многих других ситуациях просто не оставались безучастными к бедам и переживаниям окружающих. Ответственность за ближних, взятая на себя, приносит восстановление в обществе и исцеление для страны. И мы, как христиане, призваны к такой мере ответственности.
В заключение мне хотелось бы предостеречь от одного искушения, в которое нам свойственно впадать: становиться экспертами-демагогами и присваивать себе право рассуждать о правомочности тех или иных решений властей. Бог не уполномочивал нас их критиковать и не возлагал на нас бремя принимать такие решения. Единственное, к чему мы, как христиане, призваны, — молитвенно предстоять за правительство, за структуры, которым дано право действовать в сложившихся обстоятельствах, за страну, за свои города, за родственников, соседей и коллег. Мы — единственные, кому Бог доверил ходатайственную молитву за ситуацию, и многое меняется благодаря нашему предстоянию. Молитвенный труд энергозатратный. Неразумно тратить оставшиеся силы на бессмысленное ворчание. Не лучше ли их отдать заботе о ближних, чтобы подарить надежду тем, кто в ней отчаянно нуждается?
*См.: Аверинцев Сергей. Поэты. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1966. С. 28.
ФОТО: gettyimages.ru, wikipedia.org
