Тема
Отношение к церкви может быть разным, и причины, по которым человек идет в церковь, тоже могут быть различными. Вопрос «Зачем я пришел в церковь?» — один из важнейших, и хорошо хотя бы время от времени его себе задавать.
Если вникнуть в него как следует, то чаще всего ответом может быть примерно следующее: «Я надеюсь здесь найти или получить…» А дальше вместо многоточия можно подставлять самые разнообразные вещи: поддержку, Божье покровительство, помощь некоторой Высшей силы во множестве моих бытовых проблем, проблем с деньгами, семьей, работой здоровьем и так далее.
Ветхозаветное представление о том, что у праведника (а в нашем облегченном случае — у человека, посещающего церковь) все земные дела должны складываться успешно, носится в воздухе. И большинство верующих, пришедших в церковь в начале, скажем, перестройки, шли туда чаще всего именно по этим причинам, не считая, конечно, того, что церковь стала модной. Такого в государстве еще не было: прибавились новые праздники и обряды — венчание, крещение, празднование Пасхи… И все эти новые стороны жизни были так или иначе связаны с чем-то таинственным, запредельным, не всегда понятным. И что особенно влекло в храм, так это сила, которая может изменить твою жизнь, которая может наказать или даровать богатство, возвеличить или защитить.
Было в этом что-то знакомое, но тогда еще почти незаметное, неуловимое.
Дело в том, что парадоксальным образом именно это отношение, отчасти правильное, отчасти соответствующее действительности, тем не менее было каким-то странным образом связано с не забытым еще отношением к земному владыке, к Сталину (и последующим руководителям), к человеку, которого пришедшие в церковь люди или обоготворяли сами или получили это чувство в наследство от родителей. В обоих случаях это было отношение к Силе, которая может быть на твоей стороне, а может и не быть, но, скорее всего, будет, потому что она добрая, хоть и жестокая. Произошел неуловимый, но столь частый перенос смыслов.
Церковь для многих стала территорией, на которой с Силой можно было договориться, и она могла за это дать тебе премию или отобрать у тебя эту премию. Многие шли в церковь договариваться. Многие, если не большинство, думали, что это та область жизни, которая прибавит им комфорта, в основном в материальном исчислении. С тех пор многое осталось без изменения.
Слова Евангелия, которые не совпадали с таким взглядом на вещи, предпочитали не замечать, что было нетрудно благодаря хотя бы непривычному и непонятному звучанию отрывков из Благой Вести на церковнославянском языке.
А что же именно там звучало и продолжает звучать? Во многом это высказывания Христа, на первый взгляд пугающие, странные, неожиданные для того, кто пришел получить свою дозу комфорта: «…кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк 8:34–37). И таких мест в Евангелии много. Например, слова о плачущих и гонимых или о том, что Христос принес не мир, но меч, о том, что Он пришел низвести огонь на землю.
О чем эти слова? Что мне предлагает «собрание верующих»? И разве есть хоть что-то в этих словах притягательного для среднего бытового сознания, как никогда занятого сегодня «самореализацией», погоней за успехом, за деньгами, за путешествиями, машинами и яхтами?
Удовлетворение основных инстинктов, потакание своему животному началу все более и более выходит на первый план. Ведь именно животные живут прежде всего инстинктами. Однако все яснее становится, что человек в обществе, где критериями стали успешность, борьба и безудержный бег в никуда (по сути, к смерти), становится все несчастнее, все ожесточеннее, все менее живым, все более оторванным от чего-то самого главного в жизни, от самой ее основы.
И вот тогда многие идут в церковь, хватаясь за нее как за последнюю соломинку. И в их жизни, если они не свернут с пути поиска, происходят удивительные вещи: слова, которые совсем недавно были способны оттолкнуть, насторожить, напугать, вдруг меняют свой смысл на прямо противоположный, становятся словами утешения, любви и надежды. Человек начинает прозревать. Он, как заново обретший зрение, обнаруживает, что в мире все не так, как ему недавно казалось. И тогда начинается самая захватывающая часть его жизни.
Он приходит к пониманию, что до сих пор он еще не обрел себя, не встретился с собой. Что тот социальный конвейер, на который он некогда ступил, основан на чудовищной иллюзии естественной и благополучной жизни, к которой он якобы ведет.
Но здесь, в церкви, ему не предлагают жить жизнью естественной, тут ему предлагают сверхъестественную жизнь.
Есть в человеке то, что отличает его от всех многочисленных существ, обитающих на земле, то, что не подчиняется естественным земным законам, то, что жаждет простора, полета, творчества, любви, жертвенности. Тот дух, что вложил в человека Бог, тот свет, которым Он просветил любого из нас, пришедших в мир, — только Он может сделать меня счастливым, потому что только Он приобщает меня к моему бесконечному началу и источнику реальной жизни.
«Труднее всего, когда жизнь реальна…» — сказал один английский поэт. И я много раз в юности возвращался к этому стиху Т. С. Элиота, не понимая, что же он мне хочет сказать. Неужели он хочет сообщить мне, что моя жизнь нереальна? Но как такое может быть? Ведь вот я, вот люди, идущие по улице, вот дома, стоящие на ней, — какими же еще они могут быть, как не реальными? Но через некоторое время мое внимание привлекли другие стихи поэта, в которых говорилось: «Между влечением И содроганием Между возможностью И реальностью Между сущностью И проявлением Падает Тень». «Какая же тень падает между моим восприятием мира и самим миром, как он есть? — спросил я себя тогда. — Что стоит между мной и настоящей реальностью мира?» Ответ пришел намного позже, когда я уже начал посещать церковь, когда стал ее несовершенной, но живой частью.
Между мной и Богом, между мной и другим человеком, между мной и миром находится мое ложное «я» — та самая тень, которая делает меня слепым, потому что на все вещи мира я смотрю глазами своего иллюзорного и эгоистического «я», не существующего нигде, кроме как в моем воображении, «я», перекрывшего свет, исходящий от Реальности, который на меня ежесекундно льется и меня оживляет.
Именно про это ложное «я», живущее в мире фантазий и иллюзий, сказаны страшные на первый взгляд слова — «отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». Но когда начинаешь понимать их смысл, то в тебя входят радость и предчувствие полета, потому что вот он — путь к свободе.
Это непросто — выйти из омраченности, из эгоистического мира, проснуться, реализовать себя не как существо, подверженное животным инстинктам, а как сына Бога, призванного к жизни сверхъестественной, которая одна только и может утолить неизбывную человеческую тоску по своей настоящей родине, расположенной тут же, где я живу, и все же открывающей передо мной абсолютно новое измерение.
И это бесконечное измерение настолько весомо, что может уравновесить все мои несчастья и все горести мира, превзойти все его болезни и даже саму смерть. Более того, на чаше весов это измерение всегда перевешивает.
Я хочу сказать, что для того, чтобы обрести себя истинного, нужно мужество, нужен труд, нужна вера и те люди рядом с тобой, которые этот путь совершают ежедневно, которые могут подсказать тебе, куда идти и как не заблудиться. Ты должен меняться. И не о такой ли перемене, мучительной и блаженной, писал в свое время Пушкин: «Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим На перепутье мне явился… … И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли…» И тогда у меня, как у героя пушкинского стихотворения, открываются новые рецепторы, я вижу мир таким, какой он есть в своей сути: «Моих ушей коснулся он, И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье». Вы скажете, не слишком ли много поэзии в статье, посвященной церкви и жизни в ней? Но стихами ведь говорят как раз про то, что тебя поразило, взволновало, проникло в глубину сердца. Именно туда, где начинается наша реальная жизнь, которая столь трудна, но не заменима никакими другими ценностями. Потому что человеческое сердце создано бесконечным, и ничто конечное удовлетворить его не может.
ФОТО: Gettyimages.ru
