«Большинство современных философов готовы пожертвовать счастьем ради прогресса, тогда как только в счастье и заключается смысл всякого прогресса»* — это критическое замечание в адрес повальной и безрассудной увлеченности техническим прогрессом принадлежит перу английского писателя и публициста Гилберта Кита Честертона. Написано это было в начале XX века. Потребовалось целое столетие, прежде чем политологи, социологи, экономисты и политики смогли договориться и с 2006 года для определения благосостояния той или иной страны наравне с экономическими и финансовыми показателями стали использовать международный индекс счастья.
Люди хотят быть не просто богатыми и здоровыми, но и счастливыми. Именно счастье придает смысл и здоровью, и богатству. Без счастья здоровье и богатство дают лишь сносный уровень биологического существования, но не способны обеспечить той полноты, без которой жизнь не столь привлекательна. Люди отчаянно ищут счастье, и эти поиски очень часто напоминают безуспешную охоту из песни «Машины времени» «Синяя птица». Но этот факт не отменяет, а лишь доказывает, что люди созданы, чтобы быть счастливыми!
Попробуйте ответить себе на простой вопрос: была ли у меня встреча с счастьем? Почти всех такая попытка унесет во времена юности и детства. Именно там нам удавалось переживать встречи с этим диковинным гостем по имени счастье. Тогда, в этом далеком детстве, мы переживали безмятежное спокойствие, волнующую надежду и внезапный восторг. Эти переживания казались нам незабываемыми и делали жизнь многоцветной и насыщенной. В более ранние годы жизни люди обычно гораздо чаще бывают счастливы.
Но разве счастье — это удел только неразумных детей или наивных юнцов? Конечно же нет. Но почему так редко мы встречаемся с ним в зрелые годы? Ответ прост: с годами нашу жизнь до отказа заполняют рутина, бессмысленность, страх и разочарование. Они как незваные гости вламываются в наше личное пространство и вытесняют из нашей компании дорогого нашему сердцу друга.
Люди разыскивают утраченное счастье в разных направлениях. Одни усердно работают над укреплением материальной базы, считая ее основой счастья, не замечая, как становятся ее рабами. Другие ищут встречи с счастьем в угаре разгульных вечеринок, путая настоящую радость с искусственно вызванным весельем. Третьи стараются не озадачиваться ничем, чтобы ни в коем случае не связать себя какой-либо ответственностью. Они полагают основанием для счастья свободу, но фатально путают ее с безответственностью.
И первые, и вторые, и третьи в своих действиях по реализации поиска счастья опираются на фундамент, который называется верой. Каждый из них верит в свое. Проблема в том, что у их веры слишком ограниченный и маленький объект. А значит, и результат будет соответственным.
Царь Давид верил во всемогущего и безграничного Бога, сотворившего небо, землю и человека. Он верил Тому, Кто точно знает, что нужно для счастья созданному Им человеку. Давид оставил нам удивительные строки 22-го псалма. При чтении их невольно замечаешь, что сердце начинает биться медленнее и ровнее, с жадностью впитывая образы, которые наполнены миром, радостью и покоем.
Вот с чего начинает свое лирическое повествование библейский певец: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на зеленых пастбищах и водит меня к тихим водам…» (Пс 22:1–2). Два первых стиха этого псалма заполняют сердце такой глубокой надеждой, что ее оказывается достаточно для того, чтобы успокоить волнения по поводу материального благополучия или по поводу рутинности бытия. Эти строки как лекарство от одиночества и напоминание о Том, Кто всегда находится рядом и полон заботы.
Дальше мы видим, откуда Давид черпал силы для собственной честности и справедливости: «Он душу мою оживляет и ведет меня по путям праведности ради имени Своего» (Пс 22:3). Бог не только обеспечитель, но и неподкупный страж правды. От осознания этого у автора этих строк в душе прибавлялись жизненные силы для исполнения своего долга, когда это требовалось. Это помогало ему побеждать собственную безответственность, когда хотелось свернуть в сторону и избежать возможных неприятностей. А вместе с безответственностью Давид побеждал и неминуемо следующую за ней бессмысленность.
А вот как Давид справлялся со страхом: «Пусть пойду в темноте долины смерти, не устрашусь я зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил мне пир на виду у моих врагов…» (Пс 22:4–5).
Одна из версий описания долины смерти представляет эту самую долину как весьма коварное место. Находящийся в этом месте путник не мог и подозревать о подстерегавшей его опасности. Долина была небольшой и располагалась между горных вершин, с протекавшей посередине рекой. Выглядела она как очень укромное и весьма спокойное место. Беда настигала в тот момент, когда проходил сильный ливневый дождь. И довольно небольшая речка наполнялась потоками с гор и превращалась в смертоносную стремнину, заполнявшую крохотное пространство долины между скал в считаные минуты, не оставляя никаких шансов на спасение. Обычно дождь шел вдалеке от самой долины, высоко в горах, а само урочище могло дезориентировать светлым небом над головой. Из-за ограниченной видимости даже заподозрить смертельную опасность в этом месте было невозможно.
Конечно, место, зарекомендовавшее себя как ловушка, будет вызывать трепет и ужас. Но Давид говорит, что даже если ему в случае необходимости придется проходить это место, присутствие идущего рядом Пастыря будет помогать преодолевать леденящий душу страх.
Еще одна картина победы над страхом — это пир на виду у вражеского войска. Празднично накрытый стол вызывает приятные ощущения сам по себе, но предложение наслаждаться кушаньями перед расположившимся напротив неприятелем вызывает переживание невероятное по своей глубине. И вызвано оно не только удивлением от такой неожиданной заботы, но и осознанием, что видимая опасность не способна причинить вред.
И завершается псалом аккордом оптимизма: «…умастил мне голову маслом, и чаша моя полна. Так, благо и милость да будут со мною все дни моей жизни…» (Пс 22:5–6).
В древности на Востоке помазанные маслом волосы подчеркивали хорошее настроение и свидетельствовали окружающим о переживаемой радости. А чаша — это еще один образ веселья и полноты. Давид вещает нам, что он не сам натирает себе волосы и наполняет чашу до краев. Это Бог вызывает в нем воодушевление и восторг. Он наполняет его сердце надеждой, что вся жизнь будет окутана заботливой добротой.
У Честертона есть высказывание о смысле религии. Ее смысл не в том, чтобы поселить человека на небесах, а в том, чтобы поселить небеса в душе человека. По 22-му псалму легко заметить, что это песня счастливого человека. Человека, у которого детская безмятежность и позитивное состояние вызваны не обстоятельствами жизни или ситуациями, а верой в Бога, доверием тому, кто эту жизнь подарил. К этой песне хочется присоединиться…
Для того чтобы это сделать, нужно не так уж много. Во-первых, перестать себя тешить иллюзией своей независимости и честно признать свою уязвимость и неспособность справиться с множеством вопросов. Во-вторых, смиренно попросить Господа позволить быть частью Его семьи, чтобы «…пребывать в доме Господнем многие дни». И в-третьих, открыть свое сердце Христу, признавая Его первенство и господство и делая Его центром своей жизни, фокусируя на Нем свое внимание. Тогда новая реальность наполнит сердце и зазвучит внутри песней, подобной песне Давида.
Господи! Будь рядом со мной. Помоги мне замечать и чувствовать Твою заботу, чтобы переживать покой. Дай мне силы, чтобы исполнять свой долг. Наполни меня миром, чтобы я побеждал страх. Наводни меня радостью. Помоги мне быть счастливым!
*Афоризмы. Электронный ресурс https://dic.academic.ru/dic.nsf/aphorism/2398/Честертон (дата обращения 22 марта 2019 года).
ФОТО: Gettyimages.ru