Тема
Труднее всего объяснять вещи, кажущиеся очевидными. Всем известно, как непросты детские вопросы: что такое хорошо? зачем я живу? почему я — это я?.. Вопросы о счастье — из этой категории. Что такое счастье? Возможно ли его достичь? Надо ли?..
Кажется очевидным, что люди жаждут счастья. Несмотря на некоторую неуловимость этого ощущения, люди хотят быть счастливыми. Желают друг другу счастья, поют о нем в песнях, говорят как о самом вожделенном. Кажется, что эта потребность вшита в нас как изначальный и неотъемлемый код. Причем мы стремимся к счастью не только для себя. Пожелание счастья другим воспринимается как некоторая абсолютная добродетель. В свое время на меня большое впечатление произвела книга братьев Стругацких «Пикник на обочине». Главный герой, контрабандист и достаточно жесткий человек, в конце всех своих поисков и стремлений произносит знаменитый монолог у Золотого Шара: «Загляни в мою душу... Вытяни из меня сам, чего же я хочу... ведь я ничего не могу придумать, кроме этих слов: “Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!”»1. В этом монологе слышится многое. Иррациональная уверенность, что ответ на все нужды — счастье. И мучительное противоречие: с одной стороны, он жаждет счастья, а с другой — не может расшифровать, что же оно такое. О чем конкретно просить того, кто может исполнить любую просьбу? Эта трудность отражена во многих мифах и сказках в виде самого заветного желания, которое в решающий момент очень трудно сформулировать.
Можно спросить человека, произносящего тост или здравицу, чего именно он желает. Что подразумевается под этим стандартным «и самое главное, счастья!»? Здоровья, достатка, крепкой семьи, уважения коллег? Обязательно ли здоровый (богатый, уважаемый) человек будет счастлив? Интуитивно мы понимаем, что можно иметь все перечисленное, но не быть счастливым. И наоборот, правда ли, что без здоровья, достатка, семьи человек непременно будет несчастлив?
Толковый словарь Кузнецова дает такое определение: «Счастье — состояние высшей удовлетворенности жизнью, чувство глубокого довольства и радости». Состояние, чувство... Нетрудно заметить, насколько это субъективные вещи. Как сильно это самое состояние зависит от человека, его начинки, ценностей. Вот как говорит о счастье Николай Бердяев: «Человек стремится совсем не к счастью. Такое стремление было бы беспредметным и бессодержательным. Человек стремится к предметным благам и ценностям, обладание которыми может дать счастье и блаженство, но само счастье и блаженство не может быть сознательной целью. Когда философ или ученый открывает истину, то он стремится к самой истине, а не к счастью, хотя открытие истины может дать счастье. Когда любящий стремится к соединению с любимой женщиной, то он стремится совсем не к наслаждению и счастью, а к обладанию этой женщиной, которое представляется ему ценностью и благом, счастье же и наслаждение могут быть лишь последствием этого обладания, как, впрочем, может быть и страдание, и мучение, и даже в большинстве случаев так бывает. Слово “счастье” — самое бессодержательное и ничего не значащее из человеческих слов. Никакого критерия и мерила счастья не существует, и никакого сравнения не может быть счастья одного человека со счастьем другого»2.
То есть, с одной стороны, удовлетворение человек получает, когда реализуются его цели. И у каждого эти цели свои. Один почувствует глубокое удовлетворение от порока, другой — от подвига. Викинги полагали счастьем поражать врагов и проводить время в оргиях, религиозные фанатики — в терроре во имя своих убеждений, любящий — в жертвовании собой ради любимого. Но и само достижение цели может быть также связано с болью, страданием, лишениями, потерей здоровья, достатка, уважения окружающих... И тем не менее люди идут на это. Так к чему же стремится человек? Что является его движущей силой? Приведет ли она его туда, куда он хочет? Будет ли он там счастлив? Опыт греховного человечества говорит нам: отнюдь. Чаще всего человек не знает, что ему нужно, не понимает последствий своих устремлений, ранит близких, а подчас и разрушает их жизни. И к концу жизни нередко бывает разочарован. И это несмотря на то, что в глубине самой эгоистичной натуры есть проблеск, догадка: я не могу быть счастлив в одиночку. Каким-то непостижимым образом именно разделенная с кем-то радость — самая глубокая. В самых простых вещах мы ищем тех, кто так же чувствует мгновение жизни, как чувствуем его мы. Неважно, дружеская ли это трапеза, рев восторженных трибун или молчаливый понимающий взгляд близкого человека. Именно поэтому герой Стругацких неожиданно для себя выкрикивает не «счастья мне!», а «счастья всем!».
Вся сложность таких понятий, как «любовь», «счастье», «смысл жизни», в том, что они не объективны, а субъективны. Они связаны непосредственно с внутренним миром человека, его самоощущением, и человек определяет окружающее и окрашивает в тона своего сердца. Он создан быть творцом, быть головою: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое...»3. И с момента грехопадения нет полностью добрых и нет полностью злых. Блез Паскаль в «Мыслях» говорит о величии и ничтожестве каждого человека4. По меткому выражению Бердяева, «человек есть существо свободное, духовное и творческое... Но человек есть также существо больное, раздвоенное, определяющееся темным бессознательным. И потому он не есть существо, стремящееся во что бы то ни стало к счастью и удовлетворению»5. Большой наивностью было бы полагать, что христиане избавлены от этой двойственности. К сожалению — и нередко — движущей силой нашей «добродетели» является не Любовь и Покой, а больное самоутверждение. Отсюда неприятие инакомыслия — бытового, религиозного, политического. Отсюда невосприимчивость критики. И снаружи трудно отличить, что движет человеком — светлое творчество, исходящее из горнего мира, или мука Каина, питаемого страхами и завистью, исходя из которых он строит города. Бывает нелегко отличить нелюбовь к миру от нелюбви к жизни: «Человек сплошь и рядом совсем не любит себя, даже питает к себе отвращение... И когда человек не любит себя, то никому не может этого простить, вымещает на других горькое чувство от себя. Самые злобные люди — это люди, которые себя не любят. Люди же, которые себя любят, нравятся себе, обыкновенно бывают добрее, снисходительнее к другим людям. Это один из психологических и нравственных парадоксов»6.
Не секрет, что кричать о болезни не то же самое, что исцелять болезнь. Действительно, из истории и житейского опыта узнаваем этот типаж человека раненого, ущербного, недовольного собой и, как следствие, ненасытимого и разочарованного. Того, кто непрестанно говорит о язвах окружающей жизни, бичует чужие пороки, находит утоление своей боли в критиканстве. Того, кто, пережив насилие, видит во всех насильников. Недомужчин, из-за детских травм принижающих женщин. Женщин, презирающих мужчин и точно знающих, какими те должны быть. Таким людям все что-то должны. О каком счастье можно говорить для такой души? Для нее оно неопределимо и недостижимо. Ад внутри непрестанно отравляет всякую реальность.
Но все осложняется кое-чем еще, а именно конфликтом между личным счастьем и коллективным, всеобщим. С одной стороны, человек неудовлетворенный нередко злобен и тщедушен. С другой — вызывают подозрение люди очень довольные и благодушные. Для плотского человека на полюсе, противоположном озлобленности, находится самодовольство. Ведь не секрет, что обыватель в своем изолированном мирке может чувствовать себя достаточно неплохо. Самодостаточно. И тогда отсутствие внутренних терзаний свидетельствует не о цельности натуры, а об инвалидности души. Об элементарном эгоизме и нечувствительности к чужой боли. О некоторой житейской мудрости: всем не поможешь, надорвешься. И эта «граница отчуждения» передвигается в весьма широких пределах. Кто-то и котенка взять не готов, с ним ведь придется повозиться. Кто-то усыновляет многих. Где грань?
Все, что связано с человеческим сердцем, неуловимо и не определяется объективными критериями. Оно живое и дано нам в муку, скорбь. Ту самую, которой входим в Царство Небесное. Все Евангелие — сплошные противоречия и антиномии. Их нельзя разрешить абстрактно, вообще, без применения к живому человеку. Поэтому фарисеи где-то позади мытарей. Мечта о счастье, о блаженстве — из этой категории. Не отмахнешься и не ухватишь. Ищи, стремись. Не для себя только, но и для тебя тоже...
С одной стороны, человек внутренне изломанный, пытаясь изменить мир, лишь проецирует на других свою пустоту и нецельность. Вряд ли он кого-то осчастливит. Пока не будет удален осколок из сердца Кая, его «правда» будет Каиновой. А с другой — можно ли вообще говорить о цельности того, кто главной задачей видит лишь устройство самого себя?
Счастье недостижимо вне нас. Райский свет приходит внутрь свыше, наполняет покоем и требует излиться на все неуспокоенное и неисцеленное вокруг. Пусть душа встретится с Тем, кто Сам примирение, и впустит в себя Его жизнь. Пусть примет себя прощенной и любимой. Пусть успокоится в Отце. А затем пойдет к чужой боли, вместит ее, заболеет и вновь вернется к Исцеляющему. Уже не одна...
1Стругацкие А. Н. и Б. Н. Пикник на обочине. Электронный ресурс: www.litra.ru/fullwork/get/woid/00298541221134241456/page/11/ (дата обращения 12 февраля 2019 года).
2Бердяев Н. О назначении человека. Ч. 1. Гл. 1. Электронный ресурс www.odinblago.ru/filosofiya/berdyaev/o_naznachenii_cheloveka/ (дата обращения 19 февраля 2019 года).
3Евангелие от Луки (6:45).
4См.: Паскаль Блез. Мысли. Электронный ресурс https://azbyka.ru/otechnik/konfessii/mysli-paskal/ (дата обращения 19 февраля 2019 года).
5Бердяев Н. О назначении человека. Ч. 2. Гл. 1. Электронный ресурс www.odinblago.ru/filosofiya/berdyaev/o_naznachenii_cheloveka/ (дата обращения 19 февраля 2019 года).
6Там же. Ч. 1. Гл. 3.
ФОТО: Gettyimages.ru
