Тема
Один ли я съедал кусок мой, и не ел ли от него и сирота?
Ибо с детства он рос со мною, как с отцом…
Иов 31:17–18
«Нет другой святости, кроме социальной святости» — эти слова отца методистского движения Джона Уэсли навсегда запали мне в сердце и во многом сформировали мое понимание духовной жизни и святости. С тех пор как я впервые испытала встречу с Господом, очень многое изменилось в моей жизни, миропонимании и духовных устремлениях. В начале своего духовного пути, как свойственно неофитам, заповеди и наставления Писания я воспринимала с энтузиазмом, как прямой призыв к действию, а библейских персонажей — как пример для подражания. В моей голове сложилась упрощенная картина мира, в соответствии с которой я и жила. Однако со временем я начала понимать, что христианская жизнь — это не просто исполнение библейских призывов, а зарождение внутри меня божественной жизни, из которой проистекает все остальное, и все, что я делаю, становится отражением того, кто я есть.
Я благодарна Богу за встречи с людьми, которые сыграли важную роль в моем духовном становлении. Они жили, если можно так сказать, очень просторной жизнью, в ней ощущалось радушное принятие и искреннее приглашение стать ее частью. Дом одних всегда был полон гостей, другие шли к людям, живущим в скудости и тесноте, третьи недолго думая становились родителями приемных детей. В жизни этих людей всегда было место другому, и я жаждала такой жизни. Мне кажется, все жаждут ее, но довольствуются чем-то меньшим, потому для них христианская жизнь начинается (а порой и заканчивается) исполнением библейских призывов, как, в частности, и в вопросе заботы о сиротах.
Все христиане знают слова Писания о том, что Бог — Отец сиротам (см.: Пс 67:6; Притч 23:10), и о том, как Господь обличал Свой народ за то, что он пренебрегал сиротами, ведь ему надлежало заботиться о них, как это делает Он Сам (см.: Иак 1:27). Церковь на протяжении всей истории христианства старалась исполнять Его повеление, окружая сирот заботой. Но зачастую эта забота понималась односторонне: христиане (благополучные люди) восполняют нужды сироты (неимущего), веря, что таким образом меняют его жизнь, дают будущее. Но свидетельство одного 30-летнего сироты заставляет нас пересмотреть это убеждение: «Когда я рос в детском доме, именно христиане пришли и отремонтировали наше здание, христиане покупали нам кровати, одежду и давали деньги на еду. Именно христиане удовлетворяли наши физические и материальные потребности, но именно они и пренебрегли нашей самой большой нуждой… Я оказался сиротой не из-за того, что потерял дом или пропитание, а потому, что я потерял своих родителей. Мне нужна была семья. Христиане восполняли мои временные нужды, но так и не исцелили мое сиротство. Я все еще сирота».
Мне кажется, что эта самая глубокая потребность сирот является отражением самой глубокой потребности человечества в целом. Ее-то и восполняет Господь, приглашая человека в Свою Божественную жизнь. В середине двухтысячных в ходе написания диссертации я погрузилась в текст Евангелия от Иоанна и обнаружила в нем прекрасный образ Троицы — сообщества Отца, Сына и Духа Святого, излучающих удивительную открытость и радушие друг к другу и к этому миру. Евангелие от Иоанна изобилует словами, ассоциирующимися с гостеприимством: «принять», «пребывать», «обитель», «слушать», «любить», «давать», «знать», а также множеством ссылок на трапезу, которая практически в любой культуре сопряжена с общением. Отец пребывает в Сыне, а Сын — в Отце (см.: Ин 10:38), Дух — в Сыне (см.: Ин 1:33), а Иисус — гостеприимный дом для Духа. И все, что говорит и делает Сын, — слова и дела Отца, живущего в Нем (см.: Ин 14:10). Отец слышит Сына, а Сын — Отца, глагол «слышать» здесь означает «присутствовать поистине», «отдать себя в распоряжение другого».
Бог приглашает людей войти в Божественную жизнь и остаться в ней («пребудьте во Мне», Ин 15:4), как Ии сус пришел в мир и остался в нем (см.: Ин 1:14). Это образ верной, глубокой привязанности к другому и радушное приглашение быть вместе, разделяя друг с другом жизнь. Так Бог относится к этому миру. Иисус говорит, что в доме Его Отца много комнат, которые готовы для нас, а Они с Отцом придут и поселятся у нас (см.: Ин 14:2, 23). Нельзя не упомянуть и об обилии в Евангелии от Иоанна слов «любовь» и «любить»: Отец любит Сына, а Сын — Отца, Бог любит мир и приглашает его войти в эту любовь и жить в ней. Любовь у Иоанна тесно переплетена с гостеприимством, она всегда означает поступки, являющие привязанность. Любовь подразумевает самоотдачу. Бог любит мир и дает ему Сына (см.: Ин 3:16), Бог любит Сына и дает Ему Свою славу (см.: Ин 17:24), Сын любит творение и отдает за него жизнь (см.: Ин 13:1). Иисус говорит: «Пребудьте во Мне» и «Пребудьте в Моей любви», потому что любовь невозможна без близких, открытых отношений, без взаимного участия.
Ту же близость подразумевает Иис ус, говоря, что знает Отца, а Отец — Сына, отражая библейский образ отношений завета и приглашая в них учеников: «Я… знаю Моих» (Ин 10:14), «да знают Тебя» (Ин 17:3). Знать Бога значит знать Его сердце: радушное, принимающее, сердце Отца, Сына и Духа, открытое, зовущее к общению всех, кто готов принять призыв. И несмотря на то что Иоанн, в отличие от других евангелистов, не так часто описывает трапезы Иисуса с людьми, текст Евангелия изобилует образами трапезы, подразумевающими в той культуре радушный прием и общение. Приглашенный на трапезу чужак превращается в гостя, враг — в друга.
Именно такой образ Бога и Божественной жизни, в которую мы приглашены войти, отображен в известной «Троице» Рублева — открытом к радостям и боли этого мира круге Божественного сообщества, радушно приглашающего нас войти в этот круг, приглашающего к столу, к взаимному общению. Обретая свою жизнь и сущность в жизни и сущности Троицы (см.: Ин 5:40; 17:21; 13:14, 34), мы начинаем осознавать, что призваны не к созданию отдельных мероприятий и жестов доброй воли по отношению ко всем сиротам, а к тому, чтобы побороть свой страх и впустить в свой круг конкретного ребенка, разделить с ним его жизнь и открыть для него свою.
Наша семья, казалось, не боялась сделать этот шаг, но жизнь была настолько заполнена (в том числе служением), что времени катастрофически не хватало ни на что, кроме того, что уже в ней было. И нам пришлось сказать себе «стоп!» и переставить приоритеты, чтобы от абстрактной готовности принять ребенка сделать реальные шаги в этом направлении, которые радикально изменили нашу жизнь, мировосприятие и понимание Бога.
В нашем доме и раньше было немало гостей, но у нас было свое пространство, ведь гости приходили и уходили. Теперь мы навсегда разделили наше пространство и время с маленьким человеком. Мы потеряли свободу спонтанно пойти куда-то, мы больше не принадлежали себе, от многого привычного пришлось отказаться. Но, чем дольше мы делили жизнь с нашей приемной дочерью, тем больше осознавали Божественную жизнь Троицы, о которой я писала выше. Люди часто выражали свое восхищение нашим поступком, нас же это удивляло. Ведь мы не совершили какого-то подвига по спасению ребенка, мы отправились в удивительное путешествие, и отправились в него благодаря дочери. Мы менялись на каждом шагу и переосмысливали свои отношения с Богом и друг с другом, нашу веру и жизнь. Многое из того, что я знала о жизни с Богом теоретически, теперь обрастало кровью и плотью.
Мне намного глубже открылась суть доверия. Дочь не имела оснований нам доверять, ее уже предавали взрослые, но мы оставались рядом с ней, и доверие пришло. Мы продолжаем укреплять его, не скрывая от дочери ни ее истории, ни истории нашей встречи с ней. И нам приходится всецело доверять Богу, мы не знаем, что может проявиться в жизни дочери, чего нельзя изменить или исправить, ведь столько неизвестного в ее истории. Но доверие Богу освобождает от страхов и неизвестности. Я также прочувствовала, насколько близость делает человека уязвимым. Привязанность делает нас открытыми друг для друга, видно и все наше несовершенство. А это очень уязвимое состояние для взрослого, ведь оно вынуждает меня признаваться, что я не идеальная мать, что я не знаю всего и не всегда справляюсь, но я стараюсь с Божьей помощью. Дочь порой вскрывает во мне не лучшие стороны характера, и я прошу у Бога (и у нее) прощения и помощи. А зачастую в ней обнаруживаются черты характера, которым я хочу подражать. Не только я, взрослый человек, формирую ее, но и она формирует меня.
Не зная, какой вырастет наша дочь и какие решения примет в будущем, я понимаю, что могу лишь всегда оставаться в ее жизни, слушать ее, ободрять, помогать принимать трудные решения, если упадет, помочь подняться, отряхнуться и пойти дальше. А разве не об этом говорит Иоанн, описывая Троицу, открывающую Свою жизнь, чтобы впустить нас, разве не это предлагает нам любящее сообщество Отца, Сына и Святого Духа, призывая «становиться для других тем, кем Бог Отец является для нас во Христе силой Духа»*?
Мы не можем просто подражать этой Божьей любви, как-то внешне исполняя Его повеления, в том числе в отношении сирот, мы можем лишь участвовать в Божественной жизни и, преодолевая страх, впускать в свою жизнь другого, давая ему место в нашем сердце, решая идти по жизни рядом, слушая, делясь, открываясь, становясь уязвимыми и готовыми не только давать с позиции сильного, но и принимать, учиться, открываться и преображаться. И наверное, ни в чем так ярко не проявляется сердце Божественного гостеприимства, как в приемном родительстве, готовом принять раз и навсегда со всеми недостатками, страхами, травмами, болью и сказать: «Ты теперь наш навсегда… что бы ни случилось», как это сделал с нами Бог: «Я сиротами вас не оставлю, снова к вам возвращусь» (Ин 14:18. Радостная Весть).
*Tanner Kathryn. Jesus, Humanity and the Trinity. — Minneapolis: Fortress Press, 2001. P. 79. (Пер. мой. — Т. К.)
ФОТО: предоставлены автором статьи
