Искусство
Эпоха Возрождения принесла в искусство интерес к человеку. В Средние века изображения строились по канону, в них было много символики, условности, отстраненности от земного, художники нередко уходили от внешней красоты, чтобы подчеркнуть красоту духовную, незримую плотскими очами. Художники же Возрождения стали стремиться изобразить человека не условного, а реального с его переживаниями и устремлениями. С одной стороны, они возвращались к античности, где существовал идеал человеческой телесной красоты, с другой — уже обогащенные христианской верой, они вкладывали в эту красоту новый смысл: телесное совершенство стало выражением красоты внутреннего мира. И это касалось в том числе религиозных сюжетов, которые художники хотели приблизить к жизни, чтобы подчеркнуть реальность Евангелия и показать, что священные события происходят с самыми обычными людьми.
Начиная с Раннего Возрождения мастера европейских стран в своих творениях особенное внимание уделяли теме страстей Христовых — Распятию, смерти и погребению Спасителя. И особенно здесь они стремились передать не условность, а реальность страданий Господа, боль и ужас, страх и отчаяние, словом, всю ту гамму эмоций, которую испытал Иисус на Своем пути к Голгофе. Искусство этого времени открыло человека как земное существо, но наделенное богоподобием.
На картинах и в скульптурах художники часто изображали скорбящую Марию, оплакивающую своего Сына. При этом одни видели ее юной и прекрасной, другие, напротив, показывали ее уже состарившейся и утратившей свою красоту. И каждый стремился этот сюжет сделать как можно более драматичным и выразительным. Каждый хотел написать или изваять иначе, чем у других, по-своему интерпретируя текст Евангелия. Тем более что с изобретением книгопечатания книга, и прежде всего Библия, стала более доступной, в народе повысилась грамотность, а гуманистические идеи, распространившиеся по всей Европе, стимулировали изучение Священного Писания и его толкование без оглядки на авторитеты. И это в значительной степени повлияло на искусство, которое становится более свободным и в поиске художественных форм, и в интерпретации священных сюжетов. Современники воспринимали произведения искусства как своего рода наглядную проповедь, позволяющую глубже понять Евангельскую весть. Тем более что каждый мастер стремился посмотреть на известный текст с новой стороны, найти там новые, еще не прочитанные смыслы. В этом можно убедиться, рассмотрев одно из ключевых произведений великого итальянского мастера эпохи Возрождения Микеланджело Буонарроти.
Микеланджело не было и 25 лет, когда он создал одно из своих самых совершенных творений — скульптурную композицию «Пьета», которая сейчас находится в соборе Святого Петра в Риме. «Пьета» по-итальянски значит «оплакивание», хотя никакого плача, рыдания, драматического напряжения мы здесь не видим. Дева Мария держит на коленях тело своего Сына, снятое с креста. Она смотрит на Христа остановившимся взглядом, ее лицо кажется спокойным, умиротворенным, но, если приглядеться, видно, что на нем лежит печать какого-то отстранения, так бывает, когда человек не может вместить то, что ему сейчас открылось. Правой рукой Мария придерживает тело Сына, а левую простерла, как бы вопрошая: как же это? Почему это происходит с моим Сыном? Жест руки, силуэт склоненной головы, звучащий как трагическое вопрошание, — все передает глубоко внутри затаенную скорбь. Может быть, именно в этот момент Мария вспоминает слова, сказанные Богу: «...се раба Господня; да будет мне по слову Твоему» (Лк 1:38), или пророчество старца Симеона: «...и тебе самой оружие пройдет душу...» (Лк 2:35). И вот эти слова исполнились, все сошлось в одну точку, и эта точка — смерть любимого Сына. Мертвое тело лежит на ее коленях невыносимой тяжестью, но еще большая тяжесть лежит на сердце матери.
Обнаженное тело Христа покоится на пышных, богатых складками одеждах матери. И эта ткань кажется погребальными пеленами. Безжизненно повисла правая рука, голова запрокинута. Но лицо Христа также спокойно, на нем нет ни гримасы боли, ни следов страдания. Это прекрасный лик, которым хочется любоваться. Невольно вспоминаешь слова псалмопевца: «Ты прекраснее сынов человеческих...» (Пс 44:3).
Кажется, будто Иисус уснул, а мать охраняет Его сон, как это было в детстве. Сон и смерть внешне так похожи. Вспоминаются слова, сказанные Христом о дочери Иаира: «Она не умерла, но спит». Конечно, мы смотрим на эту скульптуру, уже зная Евангелие, зная, что смертный сон будет побежден и Христос восстанет из мертвых. Но Мария этого еще не знает. Она в оцепенении от горя. Искусный мастер так обработал камень, что мрамор передает одновременно и тепло ее плоти, и оцепенение от случившегося, часто так и говорят: окаменела от горя.
Уже современники отмечали, что Микеланджело здесь изобразил Марию очень молодой, почти юной. Она, как кажется, едва ли не моложе своего Сына. Почему? Что хотел этим сказать художник? Может быть, то, что взаимоотношения Марии и Христа больше, чем отношения матери и сына, ведь, с одной стороны, Мария родила Иисуса и воспитывала Его, с другой стороны, Он — ее Господь и Спаситель, более того, Бог и Создатель. Великий Данте в последней канцоне «Божественной комедии» выразил это так: «Vergine Madre, figlia del tuo figlio» — «Дева Мария, дочь своего Сына».
«Пьета» — оплакивание — является выражением темы непреодолимой скорби, но здесь мы видим также диалог жизни и смерти, встречу времени и вечности, соединение человеческого и божественного, материнской любви и жертвы Сына. Все соединилось в единой точке, все концентрируется и замирает, чтобы потом маятник качнулся в другую сторону и начался новый отсчет времени.
В русской традиции подобная композиция получила название «Не рыдай Мене Мати» — по словам песнопения, которое поется в церкви в Великую пятницу, когда христиане переживают смерть Господа. Так вот это песнопение поется от имени Иисуса, утешающего Свою Мать: «Не плачь обо Мне, моя мать, твой Сын воскреснет через три дня…» Конечно, Микеланджело вряд ли знал это песнопение, но он хорошо понимал, что последнее слово останется не за смертью. Последнее слово — за жизнью, ибо любовь побеждает смерть. И Воскресение Христово явило это со всей очевидностью.
Но, чтобы пережить Христову победу, чтобы прийти к пасхальной радости, к пустому гробу и брошенным пеленам, Марии нужно было пройти через страшную ночь и пустыню, через потерю собственного Сына, оплакать Его и похоронить. А хоронить матери свое дитя — лучше умереть самой. Микеланджело смог выразить это со всей мощью своего таланта: молчание мрамора красноречивее всяких слов.
В заключение хочется привести стихотворение, в котором я попыталась передать то, что чувствовала дева Мария, держа на руках тело умершего Сына:
«Ты помнишь, Мария, как ангел трубил,
Над всею землею был глас его слышен?
И к дому спустился с небес Гавриил,
И эхо как дождь пробежало по крышам.
Ты помнишь, Мария, биенье крыла
Легче дыханья весеннего ветра?
Гудели слова, словно колокола,
А ты все никак не давала ответа.
Мгновенья тянулись, как будто года,
И в сердце смешались и страх, и сомненья,
Но губы шептали: “Я Божья раба”.
Да сбудется слово благословенья!
Бездонное небо отверзлось тотчас,
И воздух наполнился сладостью меда,
А слезы стояли так близко у глаз,
И сердце как птица рвалось на свободу.
Избранница неба, пречистый сосуд,
Тобою Сын Божий на землю приходит.
Ты слышала: ангелы в небе поют
И райскую весть возвещают в народе.
…А ныне, Мария, кругом пустота
И небо скукожилось будто тряпица.
Ты молча стоишь у подножья креста,
И нет больше сил ни рыдать, ни молиться.
И нет больше сил ни стоять, ни дышать,
Ни жить, когда Сын на кресте умирает.
Ни думать, ни чувствовать, словно душа
Как мертвая птица внутри застывает.
Но Слово оставило в сердце Свой след,
И где-то внутри, как на донце колодца,
Как тихий и ровный немеркнущий свет
Голос надежды: Он снова вернется.
Ты веришь, Мария, что дня через три
Твой ласковый Сын тебя снова обнимет.
Он смерть победит на восходе зари,
И радости вашей никто не отнимет.
И будет как прежде, Мария, поверь,
Ведь Ангел к тебе не напрасно был послан.
Но то было прежде, а то будет после…
А ныне над бездной распахнута дверь».
ФОТО: Wikipedia.org
