Интервью

По краю смертной тени

Татьяна Горбачева
Журнал/Архив/Номер 68/По краю смертной тени

С Еленой Боголюбовой беседовала Татьяна Горбачева

По краю смертной тени

— Елена, я знаю, что на вашу долю выпала тяжелая ситуация — болезнь и уход ребенка из жизни. Расскажите немного об этом.
— В 2003 году в нашей семье родился третий ребенок — Ева. У нее сразу был обнаружен порок сердца с четырьмя дефектами, и со второго дня ее жизни врачи не давали гарантий того, что она выживет. Однако была перспектива, были назначены три операции, мы ждали их и надеялись, что ребенок поправится и будет здоров. Однако к трем с половиной годам у Евы начались нарушения в координации движения, речи, зрения: то ходит, то не ходит, то говорит, то не говорит, то видит, то не видит. Начались обследования. Хорошо помню один день, когда мы с Евой были в больнице. Была 13-я годовщина нашей свадьбы, муж принес огромный букет, а я жду четвертого ребенка. В этот день генетики прислали заключение, что у Евы редкая и неизлечимая болезнь и до десяти лет она не доживет. В тот момент мы поняли, что вместо скорого завершения лечения нам предстоит долгий путь. Приговор был подписан. Что делать? Как прожить эти годы с четырех до десяти? Наша надежда сменилась состоянием шока. Пришло осознание, что вне зависимости от наших усилий наступит конец. Ожидание смерти хуже смерти. Тогда я впервые столкнулась со смертью, хотя ребенок был жив. Все померкло — муж, другие дети, мы с Евой умирали вместе. Каждая отмена функций ее организма воспринималась как утрата. Путь медленного угасания Евы длился пять лет. Смерть была растянута во времени.

Болезнь Евы была редкой, и врачи мало о ней знали, однако сразу подняли вопрос об аборте четвертого ребенка. Была опасность, что следующий ребенок также будет болен. Это было сложно, может быть, в первый раз я испытывала такое давление, ведь решаешь не за себя, а за своих детей. Было страшно, но моя позиция была определенной: не я даю ребенку жизнь, не мне ее забирать. — Как семья реагировала на диагноз и состояние Евы?

— Каждый член семьи переживал по-своему. Ева была очень жизнерадостным ребенком. Мы играли с ней, она пела, читала стихи. Старшие дети помогали ей восстанавливаться после операций. Они общались с ней, заботились о ней, но по-своему. Старший сын больше переживал, в некоторой степени брал ответственность на себя. Дочка смотрела под другим углом. Показательна ее реакция на уход Евы. Она почувствовала облегчение, что теперь ей намного лучше, а нам нужно отпустить Еву, не держаться за боль расставания. Меня удивило и ободрило такое отношение дочери к смерти, оно было по-настоящему христианским. — Что помогло держать себя в руках, заботиться о ребенке?

— Известие о болезни сблизило меня с дочкой, я вся ушла в заботу о Еве, помню, что муж под окном больницы кричал: «Лена, у тебя еще есть мы!» В такой ситуации много зависит от окружения. Я благодарна за человека, который приехал ко мне в больницу, когда мы осознали, что мы не на финише, а на старте. Елена Пет­ровна, лечившаяся от рака, в тот момент помогла мне переключиться со страшного будущего на настоящее. Она научила меня жить здесь и сейчас, радоваться в каждый момент времени. Она помогла переключиться на мужа и детей, говорила, что есть день сегодняшний, что завтра никто не обещал. Хотя в тот момент я думала: «Как можно радоваться, когда болезнь прогрессирует?!» Она развернула меня лицом к ребенку, а не к болезни. Я ссорилась с ней, но я благодарю Бога за ее присутствие в моей жизни. Она ушла в вечность раньше Евы.

Позже, когда Елена Петровна ушла к Богу, я по-настоящему осознала, чтó она сделала для меня. Когда Ева ушла от нас, я была уже в некоторой степени подготовлена и имела силы это пережить. Когда я только узнала о диагнозе, этих сил не было. Елена Пет­ровна послужила мне в тяжелое время, смогла понести мое бремя. — Чему научила вас дочка?

— Ева научила меня, что человек может любить и принимать любовь в любом состоянии. Медики настаивали, чтобы мы не боролись за ее жизнь и дали ей уйти. Благодаря жизни Евы я поняла, что человек может любить. Любовь — это состояние не ума, а сердца. Ценность человеческой жизни безусловна. Даже если кажется, что человек ничего не понимает, это не так, он все понимает. Я пережила глубокое понимание отцовства Бога: «…если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Лк 7:11). Мы, земные родители, несовершенны. То есть если мы боремся, то тем более Он борется и благословляет. Мы пережили огромное благословение Его отцовства. Я знаю, что Он борется за наши души до конца. — Как вера помогла вам перенести эту сложную ситуацию?

— Для меня Книга Иова стала любимой. К своему удивлению, я открыла, что боль и утрата — это состояние, в котором люди не способны просить о помощи. И если рядом в тот момент оказываются внимательные люди, это очень помогает. Иов просит друзей выслушать и тем самым дать ему утешение. В момент утраты важно выслушать, а не учить и давать советы. Надо помочь человеку высвободить его боль, которая внутри, и отдать ее на крест. Слова Иова отражают агонию чувств в горе, но не нужно судить о человеке по его словам. Что бы он ни говорил, как бы ни жаловался, ему нужен внимательный слушатель, и настает исцеление. Что точно не помогает, так это осуждение, постоянное цитирование Писания, попытка учить жить. В этот момент все обесценивается, кроме малого служения — посидеть рядом и послушать стенания. У меня был такой человек, который слушал и молчал рядом.

Бог помогал мне подняться и наполнял силой. Я была уверена, что умру вместе с дочерью. Когда ты тонешь и ложишься на это дно безвыходности — это конец. В этот момент Бог Воскресения начинает поднимать тебя Своей любовью. Он возвращает вкус к жизни, дает надежду, дает силы. — Что вы могли бы сказать тем, кто переживает сейчас горе утраты любимого человека?

— Тем, кто сейчас скорбит, важно позволить себе пережить все стадии горя. Часто люди, особенно мужчины, запрещают себе эти чувства. Скорбь нельзя выкинуть из сердца или вырезать из памяти. Ее надо пройти, принять, отпустить. Мы утешаемся тем, что у Бога нет мертвых. Отпустите свои мечты о жизни с ушедшим человеком, несбывшиеся планы. Сконцентрируйтесь на тех, кто остался жив. Мне это помогло выжить. Иначе состояние скорби может продолжаться 10–15 лет. Говорят, что время лечит, но это не так. Лечит Божье присутствие, Святой Дух. Бог помог Иову обрести мир, встретившись с ним. Неверующие несут в себе скорбь утраты многие годы. Одна женщина в 80 лет все еще плакала о своем первом ребенке, который ушел в возрасте одного года. В ее семье выросли другие дети, внуки, но ее боль осталась.

Муж говорит, что горе нужно пройти и простираться вперед. Нужно утверждать жизнь, не сдаваться. Бог жив и дает жизнь с избытком.

Один из врачей паллиативной медицины говорил, что пытаться возвращать человека к жизни — эгоизм родителей или родственников. Но это не так. Это протест родителей против смерти, который есть в каждом из нас. Верующий ты или неверующий, ты всегда борешься за близкого человека. Я считаю, что отпустить его нужно в момент переживания утраты. Эгоизм выражается в оплакивании умершего. В действительности мы плачем о себе, о потере отношений. А с Богом человеку реально лучше. В какой-то момент смерть просто разделяет нас с теми, кого мы любим, мы больше не имеем к ним доступа. Как я уже говорила, нужно найти человека, с кем можно поговорить, выпустить боль, отдать ее Богу, выбрать жизнь — не остаться в долине смертной тени. Я знаю по себе, что с Богом можно пережить все!

 

ФОТО: предоставлено Еленой Боголюбовой

Работает на Cornerstone