Мы все хотим контролировать свою жизнь. Этому умению посвящены сотни и тысячи психологических семинаров, обучающих программ, книг, бизнес-классов. И кажется, что достаточно как следует заняться собой, и мы действительно обретем способность эту жизнь контролировать, полагаясь на те рецепты, которые нам преподносят в книгах или статьях, а иногда и просто в беседе успешные люди. И если посмотреть вокруг, то мы увидим, что такой контроль во многом возможен: поезда уходят по расписанию, люди строят свою жизнь от престижной школы до высокого положения в обществе, как и задумывали, правила дорожного движения работают, мы вовремя ложимся спать, вовремя просыпаемся, идем на работу, женимся, заводим детей, добиваемся… Удается ли нам контролировать свою жизнь? Конечно! Кто осуществляет контроль над ней? Да я сам!
Но так ли просто обстоят дела, как нам кажется?
Когда мне было восемнадцать лет, я впервые наткнулся на высказывание классика англо-американской литературы нобелевского лауреата Т. С. Элиота: «Труднее всего, когда жизнь реальна»¹. Слова эти, однажды прочитанные, не отпускали. Они возвращались по какому-то неумолимому сюжету день за днем. Я начал спрашивать себя: а что он, собственно, имеет в виду? Что та жизнь, которая у меня сейчас есть, — она может быть нереальна? В школе и университете нас учили, что есть единственная реальность — материальная — и что мы в ней живем. Я, помню, гулял по Страстному бульвару, смотрел на зеленые летние деревья и спрашивал себя: что же, эти деревья могут быть нереальны? И отвечал: конечно же, они реальны. А как же иначе? Я не понимал, что имел в виду поэт. Но слова эти по-прежнему не отпускали, они жалили, жгли, не давали покоя.
В то же примерно время, читая шекспировскую «Бурю», я наткнулся на высказывание мудреца Просперо: «Вот так, подобно призракам без плоти, Когда-нибудь растают, словно дым, И тучами увенчанные горы, И горделивые дворцы и храмы, И даже весь — о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок, От них не сохранится и следа. Мы созданы из вещества того же, Что наши сны. И сном окружена Вся наша маленькая жизнь»². Я понимал, что эти стихи говорят о том же самом, о том, что жизнь, кажущаяся реальной, на самом деле может обернуться сном, сновидением. Но я, услышав эту идею с чужих, пусть и гениальных слов, никак не мог соотнести ее со своей жизнью, распознать ее правду, полагаясь на свое зрение, на свои мысли, на свои чувства. У нее не было «практического» применения. Это меня мучило.
Когда я пришел в церковь и стал регулярно читать Библию, я обнаружил ту же мысль, но выраженную по-другому. Новый Завет — книга невероятной интенсивности и предельной реалистичности — буквально был начинен призывами проснуться. «…наступил уже час пробудиться нам от сна» (Рим 13:11), — говорит апостол. «Встань, спящий, и воскресни из мертвых…» (Ефес 5:14), — продолжает он уже в другом послании. А в притче о девах, ждущих жениха, было рассказано, как они уснули и не попали на пир. И везде лейтмотивом звучал призыв Иисуса: «Бодрствуйте!»
Так я постепенно двигался к пониманию модели жизни как сновидения, которую предлагала Библия. Разумеется, речь здесь шла о «недолжной жизни».
И тут начиналось самое интересное. Я стал задавать себе примерно такие вопросы: может ли спящий человек усомниться в реальности происходящего с ним во сне? Нет конечно. Даже если во сне происходят вещи нелепые, невозможные, они всегда воспринимаются с полнейшим убеждением, что так оно и должно быть.
Может ли спящий человек, глядя на дерево, как я тогда на бульваре, осознать, что он спит и дерево это ему снится? Вряд ли. Он, как и я, будет утверждать, что это дерево реально.
И последний, контрольный вопрос: может ли спящий человек контролировать свою жизнь во сне? Понятно, что нет. Во сне события с нами случаются. Можно сказать, что с нами случается все то, что происходит во сне. И если мы во сне делаем выбор, опираясь на свою волю, то, проснувшись, мы обнаруживаем, что никакого выбора у нас не было — выбор за нас сделало наше сновидение. Все это нам приснилось — и выбор, и сновидческая реальность происходящего.
И если наша жизнь нам снится, то ей свойственны те же самые особенности восприятия, что и во сне физическом. А следовательно…
А следовательно, продолжал я размышлять, происходит вот что: гигантские города, мегаполисы на самом деле спят, спят правительства, спят президенты, спят воюющие армии, спят суды, спят финансовые империи и концерны, спят политики, спят участники политических шоу, спят журналисты, освещающие события в мире, спят великие мира сего и малые, и все, что с ними происходит, им снится. Я понял, что стихи: «Мы созданы из вещества того же, Что наши сны. И сном окружена Вся наша маленькая жизнь» — эти стихи являются не только поэзией, они говорят о реальности.
Картина мира, в котором правят спящие, посылая людей на смерть или страдание, казалась устрашающей.
Конечно, речь идет не о физическом сне, продолжал я догадываться, речь идет о некотором изменении сознания, сходном с гипнотическим состоянием, в котором человек утрачивает возможность воспринимать реальность такой, как она есть. Например, нас вызывает начальник в пору всеобщего сокращения, и мы идем в кабинет в тревоге и страхе, думая, что этот недобрый человек мог бы учесть мои заслуги и стаж и уж меня-то не сокращать. Мы вспоминаем его неприятное лицо и злимся. И вот мы входим и оказываемся с ним один на один. «Учитывая все обстоятельства, — начинает он; и мы смотрим на его несправедливое, нечестное лицо, — учитывая их… — продолжает он, — …я решил повысить вас в должности», — заканчивает он свою фразу. И как же он сразу становится прекрасен, добр, красив, умен! Замечали такие перемены в сознании? Думаю, что да. Так каков же он, наш начальник, на самом деле? Когда именно мы видели реальность? По дороге в кабинет? Или на обратном пути? Вопрос сложный. Думаю, что ответ таков — ни в том ни в другом случае мы ее не видели, ибо воспринимали ее сквозь мощный эмоциональный фильтр, подпитанный страхом.
И вот тут мы вплотную подходим к природе нашего сна наяву. В этот сон погружают нас наши недостатки, среди которых одним из сильнейших является страх, или, говоря языком Библии, грехи. И чем больше их у меня и чем активнее тот или иной мой недостаток сейчас включен и работает, тем у меня меньше возможности распознать реальность, ибо страх, гнев, ревность, зависть, эгоизм, будучи активированы, могут изменять реальность до неузнаваемости.
И когда я нахожусь под влиянием страха или гнева, я слепну, я засыпаю в «сне греховном», по выражению одного молитвенника. Но, конечно же, сам я так не считаю. Я буду, движимый гневом или ревностью, яростно (или с помощью корректной логики) доказывать свою правоту. И, как и в настоящем сне, нет у меня возможности увидеть ее нелепость, усомниться в ней — в состоянии обоих «снов», физическом ли сне или сне наяву, — я не сомневаюсь в своей правоте и в реальности происходящего. Мне кажется, что это я сделал выбор — так разговаривать, приводить те или иные доводы, разумно доказывать то, что так очевидно. Но в том-то и фокус, что выбор сделал не я. Выбор за меня сделало мое измененное состояние сознания, опирающееся на мой недостаток, на мой грех. Жизнь, таким образом, не контролируется, не творится мной, она со мной случается.
Итак, мы спим в той мере, в какой нами владеют в данный момент наши недостатки. И в этом смысле, к сожалению, мои размышления оказались правильными. Правительства, армии, мегаполисы, финансовые империи — спят. Они спят настолько, насколько люди, участвующие в их деятельности, на сегодня подвержены своим недостаткам, своему «греховному сну» наяву. И можно сказать, что и с мегаполисами, и с концернами, и с армиями жизнь случается, а не творится, не выбирается. Современные социологи пришли к неутешительному выводу — сегодня никто ничем, по большому счету, не управляет. (На эту тему можно почитать книги, скажем, Жана Бодрийяра по поводу реальности симулякров.)
Мы стоим на пороге великого выбора. Нам предстоит либо пробудиться, либо войти в трагический период земной истории, описанный в Откровении Иоанна.
Хорошая весть в том, что мы все-таки спим не беспробудно. Всякий раз, когда в течение дня в человеке вспыхивает любовь к природе, дереву, ребенку, жене, людям, — он пробуждается; когда в нем поднимается искренняя молитва — он пробуждается; когда он стремится оказать бескорыстную помощь человеку, порой незнакомому, — мы тоже пробуждаемся. Словом, когда, отодвинув собственный эгоизм, я впускаю в себя Бога, я пробуждаюсь. Задача в том, чтобы эти пробужденные состояния делать все более и более продолжительными. И это возможно. Потому что помощь свыше в этом труде нам обещана. Потому что мы видели или читали о таких людях, чья жизнь стала пробужденной реальностью. Они — такие же, как и мы. И о них можно сказать, что они «познали истину, и истина сделала их свободными». И хоть это трудно, мы можем постараться повторить их путь, обретая способность выбора в пользу высшей Реальности, обретая пробуждение и оставив сон позади.
Но первый шаг в этом направлении — это задать себе вопрос: «Не сплю ли я?» И честно на него ответить: «Да, пока что я сплю. Да, я вижу, что я сплю». И в этот момент вы просыпаетесь.
1Томас Стернз Элиот. Четыре квартета. Электронный ресурс: http://www.classic-book.ru/lib/sb/book/508 (дата обращения 1 августа 2018 года).
2Шекспир Уильям. Буря. Перевод М. А. Донского. Электронный ресурс: https://predanie.ru/shekspir-uilyam-william-shakespeare/book/218157-burya-per-mihail-aleksandrovich-donskoy/#/toc16 (дата обращения 1 августа 2018 года).
Фото: Gettyimages.ru