Тема
Один из выводов, к которому пришел Екклезиаст в своем размышлении над жизнью, был таковым: смерть обесценивает результаты любого труда, которым человек занимается под солнцем. Под трудом проповедник понимал деятельность ради приобретения различного богатства: благосостояния, значимости, статуса. Увеличивает трагизм и то обстоятельство, что человек, достигая желаемого своей мудростью и расторопностью, в конечном счете должен оставить нажитое на смертном одре. Екклезиаст видит в этом онтологическую драму жизни — бессмысленность любой человеческой деятельности. Он усиливает это мыслью, что плоды своего труда невозможно «закрепить» в последующем поколении: «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем» (Еккл 2:18–19). Грехопадение исказило замысел Божий о труде: его результаты должны были пребывать вечно и умножаться с каждым новым поколением, ведь смерти и разрушения как категорий бытия не было и время ничем не ограничивалось. Человеческая деятельность обретала смысл в воплощении Божьей воли распространять Эдем по всей земле. Теперь труд проклят, он потерял конечный смысл. Библейское представление о труде теперь ассоциировано со страданием и скорбью. Слово «труд» (включая его синонимы) в еврейском языке семантически связано с чем-то мучительным, изнурительным, болезненным. Именно так Бог говорит Адаму, предопределяя драматическую основу человеческой деятельности: «…со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей…» (Быт 3:17). Впоследствии Иов повторит: «…человек рождается на страдание…» (Иов 5:7).
Пытаясь разрешить проблему предельной бессмысленности труда, Екклезиаст приходит к выводу: если нет вечности, всякая деятельность под солнцем тщетна и подобна непостоянному ветру (так можно было бы перефразировать знаменитое «томление духа»). Остается понять, зачем нужно трудиться в этой жизни. Мудрец утверждает: если человек добр, Бог дает ему наслаждаться в трудах своих: есть, пить, иметь власть пользоваться нажитым богатством (см.: Еккл 5:17–18, 2:24). Там, где измерение вечности закрыто, нужна мудрость, чтобы научиться радоваться всему, что Бог дает в этой реальности. Человеку тесно в рамках своего ограниченного бытия, потому что в нем заложено стремление открывать смысл (а смысл — вневременная категория) и суть вещей. И Бог дает ему своеобразную поддержку — дар «услаждать душу от труда своего».
Но остановиться на том, что труд совершается в скорби, приносит страдание и вообще тщетен, было бы неправильным. Да, земля и все дела на ней сгорят. Что же останется? Что же будет достойно вечности? Прежде всего — отношения. Это хорошо иллюстрирует притча о неверном управителе (см.: Лк 16:1–9). Распоряжение вверенным тебе богатством, пусть даже «используя свое служебное положение в личных целях», — все это однажды закончится. А жизнь продолжится. Что же в ней останется? Отношения, которые были обретены ранее. Искупление труда состоит отчасти в том, чтобы от приобретенного трудом быть щедрым на всякое доброе дело. Что значат слова Христа в этой притче «чтобы они (друзья), когда обнищаете, приняли вас в вечные обители»? «Обнищание» — это смертный одр, на который мы восходим нагими, не имеющими возможности взять накопленное с собой. А за его пределами — вечность, где нас встречают и принимают те, с которыми мы были милостивы. Об этом и говорит Екклезиаст, подводя итог своим размышлениям: «…ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (Еккл 12:14).
Итак, скорбь и страдание онтологически связаны с потерей смысла всех трудов человека. Точнее, происходит некая подмена, смешение главного и второстепенного, цели и средства.
Но человек страдает не только от бессмысленности своих трудов. Австрийский психиатр Виктор Франкл, прошедший фашистские концлагеря (в том числе и лагеря смерти), хорошо понимал, какую огромную роль в жизни человека играет потеря и обретение смысла страдания как такового. В ситуации унижения, травли, физического и душевного истощения, близкого дыхания смерти самым серьезным испытанием становилось отсутствие будущности: «Если бы знать, сколько продлятся мучения, их можно было бы потерпеть. Но этот ад никогда не закончится. Такое существование теряет смысл. Зачем тогда жить?» Психиатр говорит, что выживали те, кто смог зацепиться хоть за что-нибудь, ради чего стоило бы бороться. Кому-то нужно было сказать родителям или детям, что он их любит. Кто-то заучивал наизусть текст книги, которую хотел написать впоследствии. А кому-то было важно просто не потерять человеческое достоинство, ради этого узник лагеря тщательно следил за своим внешним видом. Но были и такие, кто встречал смерть с не замутненным от страха сознанием, так как понимал смысл своего страдания. Они шли в газовые камеры, давая возможность выжить другим*. Были и такие, кто воспринимал страдание как горнило для очищения своей души.
После освобождения из концлагеря у Франкла была богатая психиатрическая практика, в частности его пациентами становились неизлечимо больные люди. От чувства безысходности их душа умирала раньше, чем измученное болезнью тело. Почему? Потому что вдруг перечеркивались планы, оказывались тщетными стремления. Сердце такого человека пронзает острое чувство несправедливости жизни, которое затем сменяется смертельной апатией. Суть терапии, предложенной Франклом, заключалась в том, чтобы открывать смысл не столько будущего, которого может и не быть, сколько прошлого, ретроспективно осмыслить его. Когда человек оглядывается назад, он начинает вспоминать, как много доброго было в его жизни, сколько замечательных людей его окружало и оставило след в его душе. Тогда его сердце размягчается и наполняется благодарностью Тому, Кто давал благо все это время. Ведь Бог забирает того, кто совершил течение, которое должен был совершить, чья душа уже готова к вечности. Увидеть таким образом прожитую жизнь — значит открыть для себя ее смысл. Равно как и уразуметь смысл смерти, у порога которой человек стоит. Тогда сердце успокаивается, а скорбь сменяется светлой грустью расставания и сожалением о том, что смерть как враг еще не побеждена.
Екклезиаст писал: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него» (Еккл 7:14). *Есть предание, что так поступила мать Мария Скопцова, которая пошла в газовую камеру вместо беременной женщины за несколько дней до освобождения концлагеря.
ФОТО: Gettyimages.ru
