В этом номере мы представляем вам финского пастора и миссионера Матти Сирвио. С детства он был увлечен художественным творчеством — с ним связана вся его жизнь. Сегодня он не только пастор, но и профессиональный художник. Кроме того, Матти пишет стихи и сценарии, которые воплощает на театральной сцене в церкви. Он много работает на миссионерском поле в мусульманских и коммунистических странах Азии. Нина Копцева — тоже миссионер. С Матти она познакомилась возле Первой московской баптистской церкви еще в советское время. Их дружбе почти 40 лет. По нашей просьбе Матти согласился дать Нине Копцевой интервью, которое мы и публикуем.
— Когда проявился ваш художественный талант?
— В детстве я много рисовал карандашами и красками. Погружаясь в мир разноцветных впечатлений, я искал образы, случайные соединения цветов во всем, что меня окружало. Но это было особое творчество — оно помогало мне убегать от трудностей жизни в неблагополучной семье.
— Расскажите немного о своей жизни. В юности вы окончили художественную гимназию в городе Савонлинна и собирались учиться в Англии на арт-терапевта. Как случилось, что вы решили оставить путь художника и полностью переключились на церковное служение?
— В пятнадцать лет я уверовал в Христа, и все изменилось. Сразу после этого я уехал из дома, чтобы изучать искусство в единственной в Финляндии специальной средней школе в старинном городе Савонлинна. Это озерный город, один из красивейших в Финляндии.
Школа была очень политизированной и либеральной, и сначала мне казалось, что я единственный верующий среди 120 ее студентов. То обстоятельство, что я публично рассказал о своей вере в первые же дни обучения, вероятно, избавило меня от множества соблазнов и неприятностей. Вскоре у нас образовалась группа из тридцати верующих.
Я видел пустоту и искажение красоты в мире искусства, но все же надеялся исправить это и найти работу, где бы мои художественные навыки могли послужить кому-то. Однажды летом я работал ассистентом арт-терапевта и подумал было, что, возможно, я мог бы работать в этой престижной области. Но вскоре мне стали очевидны ограничения и противоречия этой профессии.
В то же время я стал ходить в церковь, где люди читали Писание и верили в то, что Христос на кресте совершил все необходимое для спасения людей и теперь мы можем испытывать благодать обновленной жизни и общаться с Ним. Я обрел веру в то, что я — новое творение, и мне стало неинтересно копаться в своем подсознании с помощью психоанализа.
Я продолжал работать в психиатрической клинике с подростками и поступил учиться в Библейскую школу.
Моя голова была полна вздора, но библейское учение очистило мой разум. Я стал слышать голос Бога в Писании. И Бог призвал меня к миссионерскому служению.
— Почему же в 2006 году вы снова взялись за кисть? Что подтолкнуло вас к этому?
— Много лет я жил и работал в странах с очень яркими культурными традициями — в Азербайджане, Узбекистане, Китае и Турции. Я был полон красочных впечатлений. И, когда вновь живопись пришла в мою жизнь, я понял, что не должен этому сопротивляться. Работая на миссионерском поле, я всегда испытывал финансовые проблемы, для того чтобы продолжать служение, мне нужен был какой-нибудь источник дохода. И я подумал: а почему бы не продавать свои картины? Хотя продажа произведений искусства — нелегкий бизнес, он помогает мне обживать новые места и обеспечивает поддержку в расширяющемся служении. — Кто ваш любимый художник? Чье творчество вновь направило вас в мир профессионального искусства?
— Не могу не упомянуть Марка Шагала. Он пленительно использует цвет, у него потрясающая фантазия. Сквозь его живопись просвечивает радость. Мне также нравятся Пауль Клее, Ротко, Кандинский, Твомбли. Каждый по-своему хорош.
— Я знаю, что вы любите музыку, сами прекрасно поете, пишете стихи, поставили много спектаклей в церкви по собственным сценариям. Хотелось бы узнать, что вы думаете о роли искусства в жизни христианина.
— Я думаю, что нет такого понятия, как христианское искусство. Есть просто искусство — хорошее или плохое, творчество — искреннее или не очень. Да, искусство может использоваться в пропагандистских целях, поскольку обладает силой воздействия. Однако первейший дар Бога человеку — это свобода. Без свободы нет хорошего искусства. Я согласен, что свобода открывает двери для большого количества плохого искусства, но это цена, которую приходится платить. У нас, рожденных свыше верующих, есть величайший источник вдохновения для творчества, мы можем рассказать о вечном Боге с помощью искусства. Сатана хочет уничтожить способность людей любить Бога, все искажая, называя грязь красотой. Верующие же, не замкнутые на религиозности, могут вернуть миру искусства красоту.
— Хотя вы исключили само понятие христианского искусства, я все же спрошу: надо ли преподавать историю христианского искусства в библейских институтах и колледжах?
— Я думаю, что мы не должны классифицировать христианское искусство как отдельное движение. Необходимо изучать историю искусства и прививать творческое, абстрактное мышление в любом образовании.
— В одном интервью вы назвали свой стиль полуабстрактным экспрессионизмом*. Что это такое?
— На самом деле мне все больше нравится работать над чисто абстрактными картинами. Такой стиль — это вызов самому себе и, надеюсь, тем, кто будет взаимодействовать с моими картинами. В них очень важны цвет и композиция, которые дают простор размышлениям и открытиям. Хорошая абстрактная живопись не утомляет, а увлекает. — Ежегодно проходит около десятка выставок ваших работ в разных странах мира — от Омана до США. Интересно, как вы организуете пространство выставки? Стремитесь ли вы подвести зрителя к определенным мыслям? Вы, конечно, догадались, к чему я клоню: является ли ваша выставка своего рода благовестием на языке образов и красок?
— Мне нравится проводить выставки, это нейтральная платформа для встреч с людьми. Многие художники неохотно говорят о своих работах, а я люблю рассказывать о них. Более того, я люблю, когда люди делятся со мной своими впечатлениями. Я даю названия всем своим картинам. Иногда и название может рассказать человеку о замысле Божием. Мне нравится выставлять работы в так называемых закрытых странах. Сами названия картин — Rapture (англ.), Harpazo (греч.; «Восхищение»), Agnus Dei («Агнец Божий») — приглашают людей к разговору. Они подходят и спрашивают меня, что означают эти слова.
— Сейчас, когда вы много сил отдаете профессиональному искусству, удается ли все это сочетать с пасторской работой? Как относятся к вашему искусству в церкви? — Моя жизнь состоит из многих часов, минут и секунд. Я пытаюсь реализовать их в Божьем Царстве и отдыхаю в вере. Мне кажется, моим братьям тоже интересно мое искусство. — В настоящее время вы живете, работаете и много выставляетесь в арабских странах. Многие считают этот мир непонятным и пугающим. Как вы строите отношения с людьми? Как относятся к изобразительному искусству в арабском мире?
— Западное искусство мало известно в арабском мире. Им интересуются в основном образованные, культурные люди, и это открывает возможность для контактов с местной элитой. Многие арабские страны, например Оман, являются чрезвычайно дружественными и комфортными странами, в которых прекрасно можно жить. В Омане несколько миллионов христианских эмигрантов, и они свободно исповедуют свою веру и духовную традицию, но лишь до тех пор, пока не начинают благовествовать местному населению. И хотя мы не тайные христиане, но в нашей повседневной работе нужна мудрость. — Этот номер журнала посвящен пророчествам. Что бы вы могли сказать читателям о пророчествах как пастор и как художник?
— Укрепленные словом Божьим, мы живем в удивительное время. Без слова Бога все становится страшным и неустойчивым. Этот мир все более отторгает христианские ценности, убеждения и образ жизни. Новый мировой порядок, «глобальная деревня», — это тонущий корабль. Настало время дойти до последних пределов, «до краев земли», к тем, кто никогда не слышал о Боге. «Арабская весна» сменилась «зимой», но еще есть время для работы, «доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (Ин 9:4).
*Экспрессия — красочное воплощение чувства.
Иллюстрации предоставлены Матти Сирвио.