Тема

«Гармонии таинственная власть»

Светлана Мартьянова
Журнал/Архив/Номер 59/«Гармонии таинственная власть»
художественная литература и духовная жизнь человека

«Гармонии таинственная власть» Совместимы ли чтение художественной литературы и подлинно христианская жизнь? Можно ли читать Евангелие и при этом ценить произведения А. С. Пушкина, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова и других классиков русской и мировой литературы? Не лучше ли бросить занятия искусством, если художник не может излечить пороки и искоренить зло? Думаю, нет христианина, который не сталкивался бы в своей жизни с подобными вопросами. У русского духовного писателя С. И. Фуделя нередко спрашивали, можно ли на одной полке держать и Пушкина, и Макария Великого и что лучше — писать хорошие романы или колоть для близких дрова1. Сам Сергей Иосифович считал такие вопросы неправильно поставленными. Попробуем в первую очередь поразмышлять вместе с ним над этим вопросом.

Сергей Фудель сам был поэтом, хорошо знал многих деятелей Серебряного века и считал отрицание искусства проявлением «псевдодуховности». При этом он отрицал каузальную связь между мировоззрением, вероисповеданием писателя и творчеством.

В основе мироздания лежит строй, порядок, лад. Этот строй мы называем красотой, и художник, отыскивая ее, совершает прославление Создателя: «Утверждая красоту Строя и Строй красоты, он как бы способствует сохранению мира, его спасению»2. «Правдивое слово», по мнению Сергея Фуделя, может прозвучать везде, поскольку любой человек заключает в себе образ Божий и вмещает творческое начало.

В письмах С. И. Фуделя можно найти множество суждений о подлинных, правдивых словах русских писателей, вера которых не всегда была «правильной». Так, в творчестве А. С. Пушкина он ценил мудрость, простоту и покой, в творчестве М. Ю. Лермонтова — стихотворение «Молитва» — ожидание «мировой души», скрытое за внешним «печоринством». А в творчестве символистов Фудель находил «ощущение реальности духовного мира, утверждение правды невидимого бытия»3.

Говоря о Льве Толстом, Сергей Фудель (и многие другие его современники) сомневался в правильности отлучения писателя от Церкви: «Достаточно сказать, что Толстого Синод отлучал, а Распутина не только не отлучал, но этот человек находился где-то около самого центра высшей православной иерархии».

При этом Сергей Фудель не уставал повторять, что «богословие должно быть смиренным», и писал о восполняющей функции искусства: «Человеку в искусстве могут посылаться какие-то откровения божественной правды. Больше того, надо честно признать, что благодаря великому оскудению религиозной жизни слова и художественные образы некоторых писателей — ну, скажем, Тютчева, Лермонтова, Лескова, Пастернака или Экзюпери — как бы возмещают это оскудение».

Таким образом, художественная литература не противоречит духовной жизни, а является одним из ее инструментов. От воспринимающего требуются особая осторожность, взвешенность суждений. Человек должен обладать интуитивным даром распознания «правдивого слова», умением понимать, на какую сторону реальности откликается поэт или писатель как личность в своем творчестве. Если этот дар будет использован верно, христианин найдет среди писателей настоящих друзей и спутников своей жизни.

Опыт православного мыслителя XX века глубоко созвучен опыту других христиан. Так, основатель католического движения «Общение и освобождение» Луиджи Джуссани писал о «христианском послании» в стихотворении «К своей донне» атеиста Джакомо Леопарди. Крупнейший протестантский теолог XX века Пауль Тиллих говорил о «творческих проявлениях отчаяния» как выражении «тревоги отсутствия смысла» и в качестве примеров называл произведения Томаса Элиота («Бесплодная земля»), Жан-Поля Сартра («Нет выхода»), Уистена Одена («Век тревоги»), Артура Миллера («Смерть коммивояжера»), Теннесси Уильямса («Трамвай “Желание”»). При этом Пауль Тиллих писал: «Современное искусство — это не пропаганда, а откровение. Оно говорит правду о действительности нашего существования. Оно не скрывает реальности, в которой мы живем».

Подлинным талантом распознания истинного и ложного в искусстве обладал протоиерей Александр Шмеман, чьи дневники совсем недавно стали достоянием широкого круга читателей. Все явления культуры, по его мнению, имеют религиозное основание. Александр Шмеман писал: «“Духовность”, “церковность” — какие это двусмысленные и потому опасные понятия. Удивительное дело, но почти все те, кого я знал как искателей “духовности”, были всегда узкими, нетерпимыми и скучными, безрадостными людьми, при этом всех всегда обвинявшими в “недуховности”».

Христиане в XX веке все больше стали говорить о поэзии как об особом пути освоения реальности. «Воображение не порождает безумия — его порождает рационалистический ум», — писал Гилберт Кит Честертон. Современный поэт и мыслитель Ольга Седакова определяет поэзию как «счастливую тревогу глубины», то есть предельного смысла окружающей нас реальности. Художественные произведения способны вызывать у человека чувство эстетического удовлетворения формой, гармонической соразмерностью, завершенностью и в то же время приобщают к познавательным, нравственным, философским и религиозным ценностям.

«Гармонии таинственная власть» Весьма часто произведения искусства оказывают влияние на социальную и культурную жизнь, помогают изменить ее формы. Творческий огонь вдохновения сродни пророческому дару. Так, романы Чарльза Диккенса в немалой степени способствовали развитию системы школьного образования в Англии. Антиутопии XX века (Джордж Оруэлл, Евгений Замятин, Олдос Хаксли) помогли современникам увидеть механизмы и принципы тоталитарных систем и государств. В странах бывшего социалистического лагеря во многом благодаря независимой литературе люди смогли выстоять в бесчеловечных условиях, она дарила им надежду и защищала милосердие.

Опыт независимой литературы в коммунистическом обществе особенно интересен. Коммунистический режим предлагал своим адептам прочтение литературы в духе классовой идеологии, сужавшей и искажавшей реальность. Вспомним, как герой романа Александра Солженицына «Раковый корпус» Ефим Поддуев, узнав о смертельном диагнозе, начинает читать рассказ Льва Толстого «Чем люди живы». Прежде всего он отмечает особую точность названия. С таким вопросом он столкнулся, пережив близкую реальность смерти, в то время как служебные инструкции и «Краткий курс истории ВКПб» об этом молчали или предлагали эрзац-ответы. В глубинах психологической жизни героев Солженицына происходит возвращение к антропологической реальности, открытой Львом Толстым.

Эти немногие примеры можно было бы умножить. Но даже они показывают, что художественное слово не противоречит духовной жизни, а является ее важным подспорьем. В рассуждениях о художественной литературе и духовной жизни крайне нежелательны формализм и рассудочность. В наш постсекулярный век, когда религиозные сообщества активно вступают в социальную и культурную жизнь, это соотношение нуждается в дальнейшем богословском, философском и литературоведческом осмыслении.

1См.: Фудель С. И. Письма // Фудель С. И. Собрание сочинений. В 3-х тт. Т. 1. Воспоминания. У стен Церкви. Воспоминания об отце Николае Голубцове. Моим детям и друзьям. Письма. — М.: Русский путь, 2001. C. 289.
2Там же. С. 480.
3Там же. С. 378.
4Там же. С. 163.
5Там же. С. 482.
6Джуссани Л. Рискованное дело воспитания. — М.: Христианская Россия, 1997. С. 37.
7Тиллих П. Мужество быть // Тиллих П. Избранное: Теология культуры. — М.: Юрист, 1995. С. 104.
8Шмеман А., прот. Дневники. 1973–1983. 2-е изд., испр. — М.: Русский путь, 2007. С. 73.
9Честертон Г. К. Ортодоксия // Честертон Г. К. Вечный человек. — М.: Изд-во политической литературы, 1991. C. 364.


Работает на Cornerstone