Тема

Хроника одного сна

Яков Шельский
Журнал/Архив/Номер 59/Хроника одного сна

Хроника одного сна Я вижу небо в прозрачной дымке. Лучи солнца расцвечивают ее бледно-розовым и светло-оранжевым. Легкий ветерок играет листьями диковинных растений, разнося повсюду сладковатые ароматы спелых плодов.
Похоже, что я сплю.

На лесной опушке происходит нечто странное: в траве сидит человек. Мужчина. Его волосы спадают на сильные плечи. К нему подходят существа. Даже присмотревшись к ним, сложно разобрать, кто это. Они будто не имеют лиц. Человек смотрит на них, гладит разномастную шерсть, говорит с ними. Потом он четко произносит слово — каждому свое. И в этот момент существа преображаются. Уже можно различить, какие они, заглянуть в их глаза. Человек называл их. И каждое существо получало вдруг смысл своего существования, обретало свою уникальность.

Следующая сцена. Сквозь листву пробиваются багровые лучи заходящего солнца. Они падают на лицо мужчины, пробуждая его от сна. К нему подходят двое. Один — в блистающей одежде. Он под руку ведет девушку. Темные вьющиеся волосы скрывают ее лицо. Мужчина пленен ее красотой и исходящей изнутри гармонией. Все вокруг наполняется мелодией славы и света. Мужчина подходит к девушке и, отодвигая волосы, заглядывает в ее глаза. «Женщина… жена», — произносит он. В этот момент музыка будто сливается в один торжественный финальный аккорд…

Я пробуждаюсь. Да, это был лишь сон. Но в сердце я переживаю его вновь и вновь. Хочется остаться в этом сне. От него веет чем-то гармоничным, завершенным, славным. Я хочу удержать чувство, которое говорит мне, что так и должно быть. Что у этой пары точно есть прекрасное, нескончаемое будущее. Так замыслено.

Однако пробуждение постепенно возвращает меня к реальности. Память выстраивает цепь предстоящих событий, в сознание вторгается суета. Снова всплывает боль, напоминая о натянутых отношениях с каким-то человеком, и сладкое чувство пережитого сна постепенно сменяется щемящей тоской об утраченном рае: «Нет! Я не хочу этого забывать! Всеми струнами своей души я чувствую, что это истинно! Это настоящее! Я хочу, чтобы так было в моей жизни! Господи, открой мне эту тайну!»

Завариваю крепкий кофе и открываю Библию. Терпкий вкус постепенно разгоняет остатки сна. «…и уже не я живу, но живет во мне Христос», — читаю я в Послании к Галатам (Гал 2:20). «…и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша...», — вспоминаю я параллельное место (Кол 3:3). Вдруг мысль (а может быть, чувство) посещает меня, будто тонкий мост был кем-то переброшен ко мне из реальности моего сна: служение Христа позволяет мне найти самого себя, обрести лицо! Моя способность жить полной жизнью возможна тогда, когда кто-то ответственно и дерзновенно утверждает мое бытие: «Я любим, следовательно, я существую»*.

Ведь Адаму было дано два удивительных дара: видеть уникальность каждого Божьего творения и утверждать каждого в его уникальности, называя по имени. И это служение Адама — придавать форму тому, что было у Бога Отца в мысли, — сродни служению Святого Духа. Характер этого служения отражал характер взаимоотношений Ипостасей в Божественной Троице. Каковы же эти взаимоотношения?

Многие богословы сходятся в том, что нам не дано узнать ни одного Лица Троицы по отдельности: наше знание о каждой Ипостаси приходит через свидетельство о Ней другого Лица.

Иисус Христос Своим служением, всеми Своими словами и действиями раскрывал характер Бога Отца, безусловную глубину Отчей любви. Христос проявил Его лик: «Видевший Меня видел Отца…» (Ин 14:9). В свою очередь, Отец утверждает сущность Христа: «Сей есть Сын Мой…» (Мф 17:5), «Меня прославляет Отец Мой» (Ин 8:54). Служение Духа Святого — в том, чтобы явить Христа воскресшего и вознесенного здесь, на земле: «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и даст вам...» (Ин 16:14). При этом лик Самого Святого Духа сокрыт — Он Сам Себя не проявляет и не утверждает. Это будто противоречит Его сути: не утверждаться, но расточать Себя, утвердить другого, позволить ему обрести свое лицо. Разные учители церкви говорят, что прославленная Церковь в своей чистоте и устремленности к Жениху проявляет третье Лицо Троицы, что Оно открывается в отношениях любви между братьями: «По тому узнают все, что вы Мои ученики…» (Ин 13:35). Дух Святой дает пережить верующим нежную любовь Отца и помогает воплотить ее в отношениях друг с другом.

Созерцать такие отношения в Троице можно лишь в изу­млении и трепете.

Если человек создан по образу Божьему, значит, все сущностные черты каждого Лица Троицы и качество отношений между Ними отпечатаны в человеке. Таинство отношений возможно только между Лицами. Я способен к общению лишь тогда, когда признаю другого, почитаю его уникальность, даю ему свободу быть таким, какой он есть. Тем самым я утверждаю его личность. Даю проявиться его лику.

Хроника одного сна Грехопадение перевернуло все с ног на голову. Адам посчитал себя оставленным. Это была ложь, так как изгнание не означает отвержения. Адам продолжал быть возлюбленным Божьим творением. Настолько любимым, что ему было обещано восстановление. Но ставшее уязвимым человеческое сердце все больше пропитывалось ядом обмана: «Теперь ты одинок. Теперь ты сам за себя. Теперь вся твоя жизнь зависит исключительно от твоего самоутверждения. Если нужно, ценой унижения и уничтожения других. Потому что они также хотят занять свое место под солнцем, даже если для этого нужно принести тебя в жертву. Сам себя не похвалишь — никто не похвалит». Трепет перед небытием толкнул человека использовать другого как средство для утверждения собственного существования. Зеркало греха до неузнаваемости исказило Божий замысел: вместо того чтобы наполнять смыслом материальный мир, человек стал определять собственное бытие по своему социальному статусу, по своему имуществу (своему автомобилю, качеству и количеству своего жилья), по своему хобби, своим животным и, что самое уродливое, — по своему супругу или своей супруге.

Идея самоутверждения отозвалась во всем творении. В животном мире теперь выживал сильнейший. Человек смог существовать, лишь отбирая жизнь у кого-то другого. Стабильность общества стала зависеть от подавления одних другими.

Все эти мысли проносились в моем сознании и, словно пазлы, складывались в цельную картину.

Пора поднимать семью и ехать на работу. Одна за другой в дверях появляются заспанные физиономии детей. И мысль моя повернулась к ним. Ведь у родителя всего два предназначения в отношении детей — родить их и создать условия, в которых дети смогли бы личностно сформироваться. То есть я как родитель не могу присвоить себе своих детей, «родить их для себя» или воплотить в их жизни свои несбывшиеся мечты. В разных свадебных традициях есть одинаковый обряд: отец подводит к жениху свою дочь-невесту и оставляет ее, доверяя будущему мужу. Дальше прежней родительской власти уже нет. Дочь или сын вольны идти по жизни самостоятельно. С собой они понесут лишь тот елей самосознания, который им помогли собрать родители. Поэтому я как отец должен позволить ребенку рисковать в поисках себя, ограждая его от крайностей. Дать ему возможность быть смелым, опираясь на мою любовь. Стать для него примером веры, которому он хотел бы подражать: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин 3:30). А родительское счастье я переживаю тогда, когда становлюсь соучастником роста его веры, самостоятельности и ответственности.

Мы в машине едем на работу. Темное зимнее утро. Навстречу бегут усталые фонари. В морозном воздухе парят проезжающие автомобили. Рядом со мной жена. Смотрю на нее. Как я на нее смотрю? Какая она? Какой я хочу ее видеть? В клятве, которую мы произносим перед Богом во время совершения таинства брака, мы обещаем друг другу быть вместе в радости и горе, здравии и болезни, в бедности и богатстве. Мы исповедуем наше стремление искать и исполнить Божью волю о нашей семье. Но есть еще одно не высказанное вслух обещание: сделать все от меня зависящее, чтобы она стала такой, какой Ты ее задумал. Чтобы она реализовала положенные Тобой в ее сердце дары. Чтобы она состоялась как служитель и как профессионал. Чтобы она была счастливой. Это обещание дается легко, потому что я будто вторю голосу Твоей воли. Это обещание дается непросто, потому что в нем приносится в жертву желание состояться самому, сделать себе имя. Мое служение мужа должно стать служением Иосифа, который позволил Марии стать матерью Бога, а Иисусу — Христом. Наверное, муж мудрой жены из Книги притчей известен у ворот, потому что прежде он распознал в ней, молодой девушке, некий дар и позволил раскрыться ее талантам. Счастлива ли эта мудрая жена? Думаю, да.

Мы приехали. Я на мгновение закрываю глаза. Вновь я вижу знакомую лесную опушку. В высокой траве — мужчина. Я знаю, кто он. Это я. Это через мою жизнь проходят разные люди, в судьбах которых я призван оставить след.

Кто же я? Не мне дано ответить на этот вопрос. Я не смогу, да и не должен этого делать. Ставить вопрос должен. А ответят на него другие. Свидетельствовать обо мне перед лицом Бога будут те, кому я служил, в ком смог разглядеть скрытые таланты. Чьи ошибки я покрывал, вдохновляя продолжать действовать. Кого поощрял быть дерзновенным, о ком молился. Кого утешал. Кого люблю. Те, в чьей жизни мне удалось оставить след. Те, кто обрел однажды свое лицо.

*Иоанн Зизиулас. Личность и бытие. — http://lib.cerkov.ru/preview/2980

 

Фото: Gettyimages.ru

Работает на Cornerstone