Тема

Два вектора мира

Андрей Суздальцев
Журнал/Архив/Номер 56/Два вектора мира

Два вектора мира

Я часто себя спрашивал: если, творя мир, как это описано в Книге Бытия, Создатель, видя дела Своих рук, говорил, что то, что сотворено, хорошо, или, точнее, «хорошо весьма», то откуда в мире во йны? Почему мир, сколько его нам показывает история, занят в основном тем, что одна часть людей истребляет другую часть под каким-нибудь возвышенным предлогом? Никогда в истории не было столько людей убито, замучено, уничтожено в лагерях, как в XX веке. Если мир устроен хорошо, то откуда взялись непрекращающаяся война в этом мире, непрекращающийся раздор, постоянная вражда человека против человека, народа против народа, государства против государства? Если он устроен как надо, вышел из Божьих рук, то откуда взялось «злобное разделение мира», которое, кажется, так никому и не удалось преодолеть? Мир не воевал, как кто-то подсчитал, считаные дни — остальное время шли малые или большие войны. Да и в эти дни, думаю, все равно кто-то кого-то убивал или пытался убить…

Заинтересован ли мир в войнах? На словах нет. Но, говоря о мире, мир проговаривается в нелепых формулировках о природе своих действий, об абсурдном понимании миротворчества. «Операция по принуждению к миру» — я помню такую формулировку. То есть для того, чтобы мир наступил, одна сторона должна с помощью легализованного массового убийства заставить другую сторону прекратить нападать. Мир добывается с помощью войны, и если это единственно доступное для политики средство установления мира, то, наверное, не надо объяснять, насколько абсурден такой мир и насколько он шаток.

«Мир мой… даю вам, не так, как мир дает», — говорит Иисус Своим ученикам. И здесь речь идет о том, что существует два способа умиротворения, установления мира. Первый способ, к которому прибегали, прибегают и, похоже, собираются и дальше прибегать цивилизации, народы, семьи, люди, — это мир, достигаемый при помощи внешних сил: договоров, угроз, пактов, войн, страха, гонки вооружений, союзов мафиозных кланов, брачных договоров и т. д. Это стремление удержать кислоту в таре, которую кислота по природе своей разъедает. Идеи такого мира могут быть самыми прекрасными, но на практике они не подтверждаются. Более того, практика показывает, что кровь лилась, льется и будет литься, несмотря на самые прекрасные идеи. Более того, уничтожение одних существ другими осуществляется на всех уровнях природы, не только среди животных, но даже среди растений. Об этом прекрасно писал Заболоцкий:

«И то был бой травы, растений молчаливый бой,
Одни, вытягиваясь жирною трубой
И распустив листы, других собою мяли,
И напряженные их сочлененья выделяли
Густую слизь. Другие лезли в щель
Между чужих листов. А третьи, как в постель,
Ложились на соседа и тянули
Его назад, чтоб выбился из сил».

Такое ощущение, что раздор встроен в программу мира. Что все восстает против всего, начиная с простейших инфузорий и кончая мировыми войнами. Про такой мир как-то нелепо говорить, что он устроен «хорошо весьма», скорее, он устроен убийственно. И греки это понимали, говоря словами своих великих поэтов, что лучше человеку не родиться на свет, а Иов, вторя великим трагикам, проклял день, когда появился на свет…

Но вот Иисус говорит: даю вам другой мир, не тот, неверный и сомнительный, который может с трудом осуществлять сообщество людей, не тот, в который уже встроена программа насилия, другой…

Какой же?

Знаете, в жизни бывают удивительные моменты. В эти минуты с миром происходит что-то непонятное, что-то волшебное. Наше зрение по ряду причин вдруг обретает редкую способность видеть то, что раньше от него было скрыто. Оно как бы обретает дополнительную оптику, подключенную к обычно не задействованным уровням человеческого существа, словно бы что-то делается с ним, и оно постигает то, что прежде от него было скрыто. И тогда мы можем видеть глубинную и непреходящую красоту обыкновенного куста, который мы видели уже тысячу раз, в случайно прочитанном стихотворении словно раскрывается трещина, из которой струится свет, радость и неодолимый мир. Или мы смотрим в глаза человеку и видим там, что смерти нет. Или слушаем птицу и прозреваем за ней вечность. Адский мир начинает на наших глазах трескаться и пропускать свет рая.

Я никогда не забуду, как в одну непростую пору мы с женой пошли пройтись по вечернему парку и там запел соловей. Он был какой-то особый, он пел, казалось, всей дикой мощью, которую дала ему природа, — в этом пении трескались камни, плескали волны, шли ледники, хрустели сучья вековых деревьев. Но в нем было еще что-то. Неизреченное. Словно в птице говорила не только сама жизнь, но говорящая и поющая жизнь каким-то чудом указывала еще и на свой источник. И тогда я понял — раз есть такое пение, мир не погибнет, потому что в мире есть то, что выше смерти, вообще выше оппозиции жизнь—смерть, есть иное качество, в котором этой оппозиции не существует, в котором существует Жизнь с большой буквы, и она прекрасна, она «хороша весьма».

Неужели эта жизнь находилась в птице? И да, и нет. Она находилась в птице тогда, когда мое сердце углубилось настолько, чтобы эту Жизнь воспринять. Эта Жизнь находилась в птице одновременно с моим сердцем, в котором она жила.

Когда Иисус говорил «мир Мой даю вам», Он говорил о мире внутреннем, мире, расположенном не в наружных инструментах и концепциях, а внутри человеческого сердца, в самой его глубине — там, где царит Бог, источник всякого подлинного мира. Не зря поэтому в Послании к Ефесянам (2:14) Бог назван миром.

Человеческий «мир», мир политики и договоров, состоит из частей — договоров, внутренней политики, партии, находящейся у власти, экономических условий… — вся их совокупность влияет на такого рода мир. Но самое главное, мир не может возникнуть из вражды, в которую погружены люди, настроенные на то, что жизнь — борьба, что выживает сильнейший, что конкуренция — эхо условия существования, что деньги имеет тот, кто окажется сильней или умней. Из таких составляющих мир просто по их природе появиться никак не сможет. Из гнилых кирпичей хорошего здания не выстроить.

Мир, о котором говорит Христос, не из чего «не состоит». Он просто есть. Можно было бы сказать, что он состоит из любви или божественной природы, но они тоже не из чего «не состоят». И поэтому они не могут распасться, уничтожиться, исчезнуть. Распасться они не могут, потому что им в силу их простоты распадаться не на что, а для того, чтобы исчезнуть, чему-то нужно время — природа же мира, о котором говорит Иисус, вневременная, божественная.

Именно об этой вневременной природе мира и говорят слова Создателя — «мир очень хорош».

И все же парадокс остается.

Такое ощущение, что мир все же плох, и только где-то там, на отдельных своих островках, на отшибе, он «весьма хорош».

Но что если нам сменить масштаб и оптику, как к тому призывает Евангелие? Что если эти островки мира — и не островки вовсе, а верхняя часть безмерного айсберга Царства, а наш мир, полный злобы и вражды, — это, скорее, ржавчина, скорее, плесень, покрывающая прекрасную статую?

Что если нам допустить, что внутри сердца есть инструмент, что-то вроде реостата, который регулирует степень освещения? И что, не сходя с места, а просто осуществляя внутренне путешествие в сердечную глубину, можно переместиться из ада в рай? Святой человек и в тюрьме способен пребывать в Царстве, а человек слепой, человек, живущий внешним, находящийся на злой поверхности мира, живет в аду и продолжает укреплять ад. Потому что от «избытка сердца говорят уста» и совершаются другие действия, формирующие мир: от избытка злого сердца — злые, доброго — добрые.

Блаженны миротворцы… Как же они творят этот мир, эту гармонию? Да в силу самого своего положения в раю, в Царстве. Даже в плаче и скорби от того, что творят люди внешние — убийства и раздор, люди Царства, люди глубины продолжают выносить из сокровищницы сердца сокровища вечной жизни, транслировать покой в мир ожесточенной борьбы. Они не хотят по-другому, не могут больше по-другому, потому что они проснулись, они воскресли для вечной жизни. И, конечно же, их слова и дела творят тот мир, который, может быть, с поверхности войн, обмана и раздора и не разглядеть, однако именно их поступки, их бытие, их дела и слова идут в невидимый и нераспадающийся фундамент нового мира, формируя новое его качество.

Воскресение Христово прошло волной по всей Вселенной — от атома до Галактики, от рыбы до человека — и высветлило ее изнутри. Царство Божье живо внутри каждого человеческого сердца, хоть и не для каждого внятно. И мир, «всяк ум превосходящий», расположен тут, в глубинах человеческой природы, в глубоком сердце и начинается отсюда. Этот мир расположен глубже уровня слов, глубже уровня концептуального мышления — основного источника раздора и непонимания человека человеком, потому что многое знание, особенно концептуальное, порождает печаль и раздор. Мир этот возвещает о себе пением птицы, струится из человеческих глаз, входит к людям благодаря сострадательным поступкам, делам милосердия, благодаря красоте Вселенной. Его, этот мир, творят словно бы заново человеческие сердца, осознавшие свою внутреннюю природу, сердца, укрепленные на камне, в Боге, в Бытии.

Конечно, в мире их не так много, и всегда стоит вопрос: а сумеют ли они хоть что-то изменить? Но мое сердце всегда со мной, и это поле моего влияния. Я могу начать с себя, и, кажется, это лучшее, что я могу сделать для мира, если только не буду останавливаться и постараюсь действовать из глубины в том мире, в котором все еще пытаются выстроить мир с помощью раздора.

 

Автор: Андрей Суздальцев
Фото: gettyimages.ru


Работает на Cornerstone