Тема
Варлам Шаламов в стихотворении 1961 года писал:
«Я думал, что будут о нас писать
Кантаты, плакаты, тома,
Что шапки будут в воздух бросать
И улицы сойдут с ума. <…>
Но город другое думал о нас,
Скороговоркой он встретил нас».
«Скороговорка», которой встречали бывших узников концлагерей, означает особую форму беспамятства, а также утрату милосердия, чуткости к чужому страданию и несправедливости. Трагический опыт человекоубийственного века и по сей день не осознан до конца, вспоминается «скороговоркой». Особенно вдумчивого отношения требуют многочисленные свидетельства о христианском единстве, которые доносят до нас бывшие узники ГУЛАГа.
В условиях тюрем, ссылок и лагерей рушились стены, перегородки и занавеси, разделявшие христиан между собой, христиан и представителей других конфессий, верующих и неверующих. Так, Сергей Фудель вспоминал, что в тюрьмах «совместные страдания срывали все занавеси», открывали новые грани единства и любви. Опыт ГУЛАГа придал христианству Сергея Иосифовича совершенно иное измерение. Впоследствии духовный писатель и мыслитель молился «о рабе Божием Игоре, о рабе Божием Фердинанде (был такой на этапе), о рабе Божием…» и до конца жизни не прекращал этой молитвы.
Сергей Иосифович Фудель
Сергей Фудель с удивлением и радостью открыл живую связь с Христом в молодом лютеранине. Встреча помогла понять библейскую архетипичность эпохи гонений — сходство с правлением царя Ирода: равнодушие, бессмысленная жестокость одних и верность до конца других: «И вот вижу — на противоположном конце камеры у окна стоит во весь рост, точно на трибуне, высокая фигура молодого лютеранина с молитвенно сложенными руками. Слезать на пол нельзя: везде спящие тела. Кругом тишина и храп. Он стоит долго, неподвижно, со сложенными руками. Глядя в замороженное окно. Там, за окном, где-то в темноте пространства… 25 декабря. Рождество, там его лютеранское детство, и где-то там детство Иисуса Христа, “в Вифлееме Иудейском, во дни Ирода царя”. Что до того, что прошли века, что все больше людей Его забывают? Этот человек не только помнит Его — он видит Его». В чужом опыте открывается близкое, понятное, прозреваются невидимые сокровенные связи между христианами. За этим открытием последовал жест человеческого участия — друг Сергея Фуделя пообещал отнести молодому лютеранину мандарин.
Реальность живой Церкви была для Сергея Фуделя явственной во многих протестантских движениях. Например, в протестантах он видел «что-то от семени первоначальной Церкви», если они соблюдают заповеди Божии и хранят «свидетельство Иисусово». Обратившись к истории таинства крещения, он задался вопросом: «… если сектант не перекрещивается, то не означает ли это, что он в каком-то смысле уже прошел эту дверь, что он сохранил и в сектантстве свою связь с Церковью? <…> По Посланию восточных патриархов 1848 года, Церковь — это весь православный народ. После смерти мы, может быть, увидим, что ее границы еще шире».
Сергей Фудель вспоминал также, как ссыльные крестьяне-католики приходили в православный храм помолиться, и это становилось ощутимым свидетельством единства Церкви: «Никто с ними не спорил о догматах, никто не измерял глубину чужих или своих ошибок. В храме без всякой “экуменической” подготовки совершалось соединение церквей. Наверное, и во всемирном масштабе это свершится когда-нибудь так же: вне экуменических съездов, но среди грома исторических событий, в молитве и в ощущении единого прибежища — Духа Святого». И вместе с тем мы знаем, как многие западные христиане содействовали проповеди о Христе в России, зараженной атеизмом: распространяли Библию, Евангелие, поддерживали гонимых.
Соузником православного епископа Афанасия (Сахарова), проведшего в тюрьмах и ссылках тридцать из тридцати трех лет своего служения, был католик Чеслав Красаускас. Их переписка продолжалась до конца жизни. Епископ и после заключения поддерживал Чеслава и его семью, выручал деньгами в трудных обстоятельствах, делился рецептами медицинских снадобий. Сохранилось письмо внука Чеслава Красаускаса Казика Мисюры, в котором он благодарит святителя за помощь дедушке при освобождении (епископ нашел для него одежду и спас от простуды) и поздравляет с Рождеством Христовым. Сам Чеслав Красаускас писал владыке Афанасию: «В жизни так мало хороших людей встречается, но и из встреченных мною Вы — самый хороший, по этой причине я постоянно думаю о Вас и все свои радости и горе сообщаю Вам».
Хорошо известно, что многие трудовые лагеря располагались на территории монастырей или в здании храмов. Такова сталинская шарашка, описанная в романе Александра Исаевича Солженицына «В круге первом». Она располагается в здании семинарии, приспособленном под тюрьму. Предалтарное пространство семинарской церкви стало камерой, а двери, через которые арестанты выходили на работу, стали называть «царскими вратами». Преддверие рая превратилось в круг ада.
Конечно, ад создал особый тип человека — недумающего исполнителя чужих приказов, делающего зло таким банальным. И вместе с тем недумающий человек утрачивает важную часть человеческой природы и достоинства. В романе сообщается, что, к примеру, празднование Рождества не было запретным деянием, оперуполномоченный Мышин, оставшийся на работе в субботний вечер, старательно и методично пишет распоряжение «прекратить этот безобразный религиозный разгул». Герой, как человек с «партийным сердцем», отдает распоряжение из идейных соображений, ведь никакого приказа свыше на этот счет не поступало.
Но и в этой беспросветной тьме загорались огни христианской любви по слову Евангелия: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин 1:5). Так, в романе Солженицына в главе «Протестантское Рождество») рассказывается, как немецкие и латышские протестанты отмечают Рождество. Праздник совершается в обстановке крайней скудости и бедности. Елкой служит «сосновая веточка, воткнутая в щель табуретки», столом — сдвинутые тумбочки, угощением — рыбные консервы, кофе и самодельный торт. Тем не менее праздник возвращает заключенным «горько-сладкое ощущение родины — милой, устоявшейся страны, милой Германии, под черепичными крышами которой был так трогателен и светел этот первый в году праздник». Примиряющий характер Рождества и вместе с тем его связь с будущими страданиями Спасителя ощущаются в этом эпизоде. Участники праздника, среди которых еврей и коммунист Рубин, стараются избегать спорных тем или конфликтных ситуаций. И вдруг в праздновании Рождества объединяются не только верующие и не только зэки, но и преданные слуги государственного режима, как, например, Климентьев, разрешивший елку.
Епископ Афанасий (Сахаров)
Для других героев в романе Солженицына открывается подлинный смысл праздника. Так, Хоробров, раньше никогда не отмечавший ни Рождество, ни Пасху, на шарашке начинает их праздновать «из духа противоречия». При этом герой подчеркивает, что будет праздновать именно Рождество, так как «елка — это Рождество, а не новый год». Для многих Рождество служит путеводной звездой в поисках смысла своего существования и подлинной России. Рождество как начало новой эры человеческого бытия, новой точки отсчета, для которой совесть, милосердие, любовь обретают первостепенное значение, соотнесено с судьбой конкретного человека. Совпадение начала внутренних перемен в советском дипломате Иннокентии Володине с рождественскими днями знаменует начало нового, не советского миропонимания. Далеко не случаен «выход» Иннокентия Володина навстречу своим страданиям накануне Рождества. Как писал выдающийся филолог Сергей Аверинцев, Рождество — это не только идиллия, так как «история Голгофы начинается в Вифлееме».
Само стремление понять смысл невинных страданий нередко сближало заключенных. Вспомним, как баптист Алеша, герой другого произведения Солженицына — «Одного дня Ивана Денисовича», читает Послание апостола Петра: «Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь» (1 Пет 4:15–16).
Среди персонажей Варлама Шаламова (рассказ «Апостол Павел») — протестантский пастор Адам Фризоргер, работающий в заключении столяром. Отмечается, что герои в условиях барачной жизни ни разу не поссорились друг с другом. Пастор встречал «мирной улыбочкой» насмешки и остроты арестантов, далеких от веры, а самым большим грехом считал забвение имен и жизнеописаний апостолов. Он своим живым примером являл Христа, поэтому герой Шаламова вспоминал его, «пока были силы вспоминать».
Рассказ Бориса Ширяева «Пасха на Соловках» также служит удивительным свидетельством об очагах единения, возникавших «для всех без различия, даже чекиста с биноклем». В рассказе говорится, как владыка Иларион, взяв с собой несколько помощников, вопреки воле охранников и лагерного начальства, вызволил из плена разгулявшейся стихии людей, не раздумывая, кто они, какой веры, друзья или враги. Он сделал это «во славу Божию, на спасение душ человеческих». В душе наблюдателей события развернулась настоящая борьба веры и сомнения. Как только все увидели, что спасатели и спасаемые благополучно возвращаются, «все, кто был на пристани, — монахи, каторжники, охранники, — все без различия, крестясь, опустились на колени». И совсем необычна история военкома Сухова, покаявшегося разбойника, когда-то стрелявшего в распятие: «В наползавших белесых соловецких сумерках смутно бледнел лик распятого Христа, русского, сермяжного, в рабском виде и исходившего землю свою и здесь, на ее полуночной окраине, расстрелянного поклонившимся Ему теперь убийцей».
Свидетельства о Христе в жесточайших условиях XX века как свидетельство о реальности Церкви, которую не способны разрушить «врата адовы», и есть важная составляющая опыта, не осознанного нами до конца. Благодаря мемуаристике, дневникам, письмам художественный опыт сохранился в нашей памяти. В сознательном отношении к этому опыту, возможно, кроется источник нашего возрождения движения к единству.
Письма разных лиц к святителю Афанасию (Сахарову). В 2 кн. Кн. 1. А — Н. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013.
Солженицын А. И. В круге первом. Роман. — М.: Наука, 2006.
Фудель С. И. Воспоминания. У стен Церкви // Фудель С. И. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. — М.: Русский путь, 2001. С. 13–108, 109–220.
Шаламов В. Т. Апостол Павел // Шаламов В. Т. Колымские рассказы: Кн. 1. — М.: Русская книга (Сов. Россия), 1992. С. 44–48.
Ширяев Б. А. Пасха на Соловках // Пасхальные рассказы русских писателей. — М.: Никея, 2013. С. 438–443.
Автор: Светлана Мартьянова
Фото: gettyimages.ru, wikipedia.org
