Интервью

Древний текст для нашего современника: опыт нового перевода Библии

Журнал/Архив/Номер 51/Древний текст для нашего современника: опыт нового перевода Библии

Интервью с литературным редактором Заокского перевода Библии Иваном Лобановым

Древний текст для нашего современника: опыт нового перевода Библии

Официальная презентация вышедшего весной этого года нового перевода Священного Писания, который был выполнен Институтом перевода Библии в Заокском, состоялась в конце сентября в Москве. Главным редактором этого проекта до самой своей смерти в 2010 году был Михаил Петрович Кулаков. Перевод был завершен командой переводчиков во главе с сыном Михаила Петровича Михаилом Михайловичем Кулаковым. Вышедшее издание — третий по счету национальный перевод всего Писания на русский язык, сделанный в России с языков оригинала1. О том, зачем россиянам новые переводы Библии, мы спросили литературного редактора Заокского перевода Библии Ивана Лобанова.

— Синодальный перевод более ста лет был единственным полным русским переводом Библии. В советское время в силу особых условий он бытовал нелегально, что придало ему особый статус среди других книг. Так или иначе, этот перевод стал межконфессиональным и тем самым дал христианам всех конфессий и тем, кто с ними спорил, платформу для диалога. Его даже называют каноническим переводом. И вот — новый перевод! Насколько он необходим? Будет ли он востребован?

— Я согласен, что у Синодального перевода в нашей стране статус уникальный. Это авторитетный перевод, но каноническим его можно назвать весьма условно, поскольку официально никаким собором или церковным решением он таким статусом наделен не был. Однако в сознании верующего человека он предстает как некий незыблемый факт истории, как, скажем, английский перевод XVII века, санкционированный королем Яковом, или немецкий перевод, сделанный Лютером в начале XVI века. При этом рядовой читатель Библии, которая сегодня доступна каждому, упускает из виду несколько фактов: то, что любая русскоязычная Библия, в том числе и Синодальная, — это перевод Писания с оригинальных языков (это кажется трюизмом, но напомнить об этом надо), и то, что национальные переводы, о которых мы упомянули выше, подвергаются постоянно ревизиям, поновлениям, чего мы с вами, как люди, говорящие на русском, были лишены.

— И к какому выводу должны привести нас эти два факта?

— К этим двум мы добавим еще несколько важных соображений, а потом сделаем первый предварительный вывод. Библия на русском появилась не благодаря, а вопреки воле государственной церкви. Если вспомнить историю, то окажется, что Синод был одним из тех учреждений, которые затрудняли перевод Священного Писания на русский язык. Поэтому то обстоятельство, что перевод носит название Синодального, — это некий исторический курьез. Пожалуй, есть лишь одна личность, благодаря которой настоящий перевод увидел свет, — это митрополит и святитель Московский Филарет (Дроздов). Он стоял у истоков перевода в начале XIX века, и Бог продлил ему жизнь, чтобы во второй половине того же века под его руководством этот замечательный перевод был окончен.

— А в чем причина, на ваш взгляд, такого, если можно так выразиться, противления переводу Библии на русский язык?

— Вы ведь знаете, что богослужение в Русской церкви велось и ведется на церковнославянском языке, и русский перевод — уже после того, как он появился, — был рекомендован для домашнего чтения, не более. Некая «темнота» текста, некая, по мнению Ивана Евсеева, профессора Санкт-Петербургской духовной академии, «искусственная сближенность со славянским» была на руку тем, кто отстаивал господство церковнославянского перевода в жизни верующих. Заметим, что и этот перевод, восходящий к Кириллу и Мефодию, не имеет у нас канонического статуса. А кроме того, непонятность текста необходима и для того, чтобы мирянам его могли объяснять специалисты-профессионалы, то есть священники. Не понимает что-то прихожанин — он идет с вопросом к священнику. Это положение вещей многих устраивало. Если каждый будет понимать и толковать Писание так, как ему вздумается, то начнут возникать секты и расколы — так рассуждали традиционалисты, противники русского перевода.

— Но ведь текст может быть непонятным и по другим причинам?

— Конечно. И одна из основных причин — развитие языка. Современный русский язык далеко отстоит от словаря того же Пушкина, который назван родоначальником русского литературного языка. Вот классические примеры. Сегодня не всем понятны слова «ветрило», «стогны». Или возьмем пушкинского «Пророка» (1826): серафим касается ушей пророка, и тот начинает внимать звукам неба, ему слышны и полет ангелов, и плаванье морских гадов, и «дольней лозы прозябанье». Современному человеку нужно заглядывать в словарик или, если угодно, переводить на русский это понятие примерно — так, как он понимает смысл слова.

И вывод напрашивается сам собой. Перевод не просто нужен, он необходим, поскольку этого требует и развивающийся язык, и отношение к самому тексту Писания, который для протестантских церквей есть основа богослужения и повседневной духовной жизни.

— Вы упоминали о Иване Евсеевиче Евсееве, который в своей известной речи «Собор и Библия» достаточно нелицеприятно высказался в адрес Синодального перевода. Согласны ли вы с его оценкой?

— Его оценка — это, на мой взгляд, риторическое преувеличение, обусловленное той целью, которую преследовала его речь на Соборе 1917 года. Профессор Евсеев настаивал на необходимости нового перевода Священного Писания, он мечтал о «художественном, творческом переводе, притом с постоянным попечением о его усовершении. Ценности национального и общецерковного значения требуют к себе самого бережного и постоянного внимательного отношения»2. Собор 1917 года — это, можно сказать, отправная точка для всех духовных чаяний верующих людей в России. Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. И вот теперь, после открывшихся возможностей 1990-х годов, мы получили два серьезных перевода Писания, на которые у переводчиков ушло по двадцать с лишним лет труда.

— Вернемся к вопросу о востребованности. Наверняка не лишены основания опасения, что современный перевод опрощает священный текст, делает его более плоским, бытовым, что ли.

— Такого рода опасения небеспочвенны по той простой причине, что мы свыклись с Синодальным переводом, прикипели к нему душой, преодолели трудность его понимания работой души, копанием в словарях в те времена, когда все это было и сложно, и небезопасно. И ведь все это не отвратило нас от веры, а наоборот, работа души стала для нас привычкой и необходимостью. Этот опыт постижения кажется нам непременным условием для всех тех, кто будет обращаться к тексту Библии после нас. А вдруг они — те, последующие — что-то важное упустят?

Но не надо переживать за грядущие поколения верующих, у них есть и будут свои потребности и средства постижения, сегодня сам способ получения информации у молодежи другой. Сегодняшняя реальность предлагает нам новые условия. А потом, нынче есть несколько способов перевода одного и того же текста: буквальный — передающий особенности текста оригинала — и более свободный — естественно звучащий на языке перевода.

— Но Библия не просто образец древневосточной литературы. Для многих современных людей, как и для людей, живших прежде нас, она — священный текст.

— Именно поэтому мы в Заокском институте рассуждали о том, что в нашем случае форма перевода имеет смыслообразующее начало, и у читателя есть свои ожидания: он ожидает, что перевод Священного Писания — сейчас я откажусь от стилевого деления текста на возвышенный и просторечный — будет звучать литературно.

— Неожиданное определение. Что вы имеете в виду?

— Литературность — это критерий текста письменного и, как правило, авторского. Иностранец, говоря о русской литературе, назовет вам три фамилии: Толстой, Достоевский, Чехов. Литературным можно назвать богатый по смыслу и по стилистике текст. Все эти определения могут быть приложены и к тексту Священного Писания. У каждой книги Библии был автор, поэтому у каждого текста есть своя интонация и повадка. Эти литературные особенности текста мы и стремились передать в своем переводе. И если в Книгах Нового Завета и в Книге псалмов (это была первая переведенная нами Книга Ветхого Завета) наш перевод все еще «оглядывается» на Синодальный, то в Ветхом Завете мы уже погрузились в освоенную нами стилистику полностью. Работая над переводами Книг от Бытия до Второзакония, мы набирали новый опыт. При редактировании пророческих и поэтических Книг мы этот опыт использовали.

— А в чем главная особенность вашего перевода, на ваш взгляд?

— Писание — текст многослойный. Передать эту многомерность перевод не в состоянии, особые приемы отчасти исправляют эту ситуацию. В нашем переводе мы используем курсив и разные сноски.

Курсивом выделены слова, которые отсутствуют в оригинальном тексте, но включение которых представляется оправданным, поскольку они подразумеваются в развитии мысли автора и проясняют смысл, заложенный в тексте. Приведу пример из Книги Экклезиаста: «Восходит солнце, заходит оно и вновь спешит туда, где ему восходить» (1:5). Здесь слово «вновь» подсказывается логикой текста, оно подчеркивает повторяемость природных явлений. В своем предисловии мы это оговариваем отдельно. «Пояснения, выделенные курсивом, мыслятся нами отнюдь не как творческая фантазия и произвол, но как необходимое средство… мы переводим древний священный текст для современного читателя, который в массе своей не знаком с языком оригинала и не имеет богословского образования. Более того, мы держим в уме и тот существенный факт, что недоговоренность, присущая отдельным фразам оригинала… в переводе нередко оборачивается тривиальной калькой… для которой чаще всего нехарактерна ни законченность, ни психологическая достоверность, ни художественная целостность»3.

А сноски позволяют передать многозначные понятия, которые и сам автор священного текста видел таковыми. Пример из той же Книги Экклезиаста: «И убедился я, что все происходящее под солнцем — напрасная тщета, за ветром погоня» (1:14)4. В Синодальном переводе последняя часть фразы звучит как «томление духа». Для того чтобы читатель увидел, что слово «погоня» имеет дополнительные коннотации, оттенки смысла, мы указываем в сноске возможности перевода: «Или: поиски/стремление». Понятно, что все оговорить в сноске невозможно, мы не указали, например, что еврейское «рỳах» — понятие неоднозначное: его можно перевести и словом «дух», и словом «ветер», именно поэтому текст можно перевести и как «погоня за ветром», и как «томление духа». Мы предпочли первый вариант.

Древний текст для нашего современника: опыт нового перевода Библии

— Любой перевод — интерпретация. И эта интерпретация субъективна, личность переводчика оказывает влияние на результат перевода. Всегда ли в переводе бывают отражены религиозные взгляды, исповедуемые переводчиком?

— Мы в своем предисловии ответили и на этот вопрос. Я скажу только, что сам проект нашего перевода изначально замышлялся как свободный от конфессиональных предпочтений. Это возможно при наличии, во-первых, профессиональной компетентности и, во-вторых, многоконфессиональной команды. В нашем проекте принимали участие и люди, отождествляющие себя с определенной церковью, и те, кто лишь относит себя к традиционной для нашей страны ветви веры. Профессионализм в нашем проекте был важнее этой принадлежности. Для всех нас важна была максима, что конфессиональные перегородки не достают до Неба, а значит, они практически не влияют на перевод. В конце концов, для читателей Синодального перевода не имеет большого значения, что его переводили православные. Когда же возникали вопросы по тексту, мы их снимали буквальным переводом, избавляясь тем самым от возможного толкования. Например, в Первом послании Петра: «Ведь и Христос однажды претерпел муки за грехи: Праведник, Он за неправедных пострадал, чтобы привести вас к Богу; умерщвленный во плоти, Он к жизни был возвращен в духе Своем, в котором и духам в темнице Он ходил проповедовать» (3:18; 19).

— Для читателей важно и то, как текст расположен. Они открывают книгу, читают ее, и сам облик книги для них становится частью жизни. Учитывали ли вы эти особенности?

— Да, это повлияло на оформление книги. Текст мы сделали двухколоночным. В полной Библии мы вернулись к привычному расположению новозаветных книг. Теперь Соборные послания следуют за Книгой Деяний апостолов, а не за Посланиями Павла, как это было в отдельном издании нашего перевода Нового Завета. В Псалтыри мы оставили однозначную синодальную нумерацию, а не двойную, как было прежде. Мы надеемся, что книга будет достойно оценена, и ждем откликов, ведь работа над переводом никогда не прекращается, мы хотели бы увидеть издание, в котором бы принял участие и наш внимательный читатель.

— Спасибо вам за интервью. Вашей командой проделана огромная работа. Я хочу пожелать вам и вашему детищу успеха и доброго пути. И на прощание приведу очень близкое, как мне кажется, теме нашей сегодняшней беседы стихотворение Зинаиды Миркиной:

 

«Я только переводчик. Знали б вы,

Как мало мне отпущено свободы, —

Как будто ждет лишенье головы

За каждую неточность перевода.

Когда бы смерить, сколько нужно мне

Немого неотрывного вниманья,

Чтобы понять, что зреет в тишине

И что звучит в глубинах мирозданья!

И сколько нужно тайного труда,

Чтоб в слово превратить касанье Духа.

И то, что молча говорит звезда,

Доступным сделать для чьего-то слуха.

Когда б вы догадались, сколько зла

Скрывается в одной фальшивой ноте, —

Вы бросили бы все свои дела

И стали б помогать моей работе».    

1 Первым полным переводом Библии на русский язык стал Синодальный перевод 1876 года, вторым — перевод Российского библейского общества 2011-го и 2014 годов.
2 https://ru.wikisource.org/wiki/Собор_и_Библия_(Евсеев)
3 Библия в современном русском переводе. Институт перевода Библии при Заокской духовной академии. — Заокский: Источник жизни, 2015. С. 8.
4 Там же. Книга Экклезиаста, или Проповедника (1:4).

 

Фото: из личного архива И. Лобанова

 


Работает на Cornerstone