Тема
Закон — одно из ключевых понятий христианства. Но когда мы обращаемся к этой теме, то зачастую сталкиваемся с двумя полярными реакциями.
С одной стороны, мы видим явление, которое в книге русского религиозного философа Николая Бердяева «О назначении человека» называется аномизмом. То есть искушением полного отрицания закона. И происходит это на основании слов Нового Завета, что мы «не под законом, но под благодатью» (Рим 6:14). Но, как совершенно справедливо замечает Бердяев, «Христос пришел не нарушить закон, а исполнить. Те же, которые претендуют стать выше закона, легко могут стать ниже закона»1.
С другой стороны, мы обнаруживаем, что закон сам по себе обладает большой притягательной силой. Порой при столкновении с заповедями, сформулированными в Слове Божьем, возникает ощущение, что Господь требует от человека только внешнего, деятельного исполнения предписаний. Более того, человек, который воспринимает отношения с Богом только через призму закона, нередко впадает в самоправедность и осуждение окружающих. В общем, именно в то состояние, за которое Христос порицал фарисеев. Это принято называть легализмом или законничеством.
Таким образом, здравое отношение к закону исключает как его отрицание, так и очарование им.
Говоря о законе, нам прежде всего нужно понимать, что это не просто некие внешние правила, «придуманные» Господом для человечества. В пятом псалме есть такие строки: «… ибо Ты Бог, не любящий беззакония; у Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие» (Пс 5:5–6). То есть закон является частью Божьей сущности, это неотъемлемое отношение Бога к злу. Природу закона в Боге можно сравнить с огнем, в котором сгорает все не соответствующее Истине. Беззаконие несовместимо с Богом не потому, что Он отвергает его, а потому, что оно противоречит Его природе. Отец Александр Мень, говоря о посмертной судьбе души, сравнивал ее с метеоритом, проходящим плотные слои атмосферы: «…все должно пройти через огонь. Естественно, речь не идет об огне физическом. Входя в атмосферу Земли, метеорит накаляется и сгорает. Входя в атмосферу иных миров, в душе сгорает все злое, все темное, все черное, и полнота бытия человека в посмертии в значительной степени зависит от того, сколько, выражаясь опять-таки метафорически, останется после этого сожжения»2.
Рассматривая закон с такой точки зрения, понимаешь, что Декалог и остальные заповеди, полученные Израильским народом у горы Синай, — это не самодовлеющие утверждения, а выражение Божьего отношения к тому или иному явлению.
Ведь Закон, тот, о котором можно сказать, что он обитает в сердце Бога, воплотился не только исключительно в Пятикнижии и других писаниях Ветхого Завета. Апостол Павел, говоря о языческих народах, отмечает следующее: «…когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим 2:14–15). То есть этот высший закон, который, без сомнения, существовал и до Синая, и до Десяти заповедей, воплощается и в таком явлении, как совесть, которая дарована каждому приходящему в этот мир.
Это значит, что любая заповедь должна возводить нас к пониманию характера Бога, если только мы не остановимся на внешнем, поверхностном ее восприятии.
Более того, Сам Христос говорит: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Ин 5:39). И немного ниже: «Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне» (Ин 5:46). Таким образом, Христос открывает нам одну из важнейших сторон закона — это пророческая весть о Самом Боге, о Его характере.
Но закон — это, конечно же, не только пророчество о Боге, это еще и пророчество о человеке. «Мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех» (Рим 3:19–20). Эти слова апостола Павла из Послания к Римлянам звучат как приговор, который зачитывается всему миру. И этот вердикт не оставляет места иллюзиям — мы все виновны в нарушении Божьего закона…
Человеческой падшей природе свойственны не только тяга и склонность к греху, но и болезненные самооправдания и самозащита. Не случайно первое, что сделали Адам и Ева после грехопадения, — спрятались, постарались скрыться от Бога. А следующее — они стали обвинять друг друга в том, что совершили.
Известно, что одним из прототипов Родиона Раскольникова, главного героя романа Федора Достоевского «Преступление и наказание», был Пьер-Франсуа Ласенер. Этот французский поэт-убийца, интеллектуал убеждал всех, что вина за все его преступления лежит на обществе, полном социального неравенства. Поэтому одним из лейтмотивов романа Федора Михайловича стала тема личной ответственности за совершенное зло.
И пусть большинство из нас не совершали настолько ужасных преступлений, тем не менее мы избегаем этой самой болезненной встречи — столкновения с самими собой. Мы уклоняемся от света Божьего, то стараясь не замечать совершенного зла, то перекладывая ответственность на кого-нибудь другого.
Нашему миру отчаянно необходим закон, ведь он как рентген просвечивает нашу жизнь, наше сердце и помыслы. И если мы только услышим голос закона, то сможем увидеть себя такими, какими нас видит Бог. Именно поэтому апостол Павел сказал: «… законом познается грех».
Пережив такое обличительное действие закона, мы можем задаться вопросами: а способен ли закон изменить меня? может ли он сделать меня лучше? способен ли он меня спасти?! В Новом Завете содержится однозначный ответ на эти вопросы: «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной [в жертву] за грех и осудил грех во плоти…» (Рим 8:3), «закон ничего не довел до совершенства» (Евр 7:19).
С одной стороны, понятно, что именно благодаря действию закона и общество, и отдельный человек не становятся хуже, не разлагаются, не впадают в пучину саморазрушения. С другой — мы обнаруживаем парадокс в том, что закон, требуя от личности исполнения добра, совершенно не способен дать силу для этого. И этот парадокс приводит нас в отчаяние.
Только в этот момент мы готовы принять и понять откровение о милости Божьей, о Божьем прощении. Мы способны по-настоящему ощутить нужду во Христе.
Когда человек встречается с милостью до того, как он встретился с законом, он принимает это милосердие как нечто должное. Само слово «милость» становится бессмысленным, ибо это в глазах помилованного выглядит как нечто положенное ему по праву.
Я помню, как одна из моих знакомых обратилась к молодому человеку с проповедью Евангелия. Свою речь она начала со слов: «Бог любит тебя!» «Еще бы, — воскликнул этот неверующий парень, — меня невозможно не любить!»
Ситуацию, когда прощению не предшествует сокрушение, немецкий богослов Дитрих Бонхёффер назвал дешевой милостью: «Дешевая милость — это милость как бросовый товар, задешево полученное прощение. …Будто сущность милости состоит именно в том, что счета оплачены вперед на все времена… Да и что это за милость, если она не достается задешево?»3 Правильно понятый и правильно проповеданный закон сокрушает нас и позволяет понять истинную цену милости. Эта логика прослеживается в словах апостола Павла в 3-й главе Послания к Галатам: закон не способен животворить, он может только «заключить всех под грехом», но, отчаявшись под стражей закона, мы совершаем рывок веры, устремляемся ко Христу и обретаем спасение! Поэтому закон и называется детоводителем ко Христу (см.: Гал 3:21–25).
Христос предупреждал и о том, что в последние дни «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф 24:12). Вероятно, в этой фразе содержится не только негативное утверждение: где нет закона, не может быть и любви, но и положительное: закон своей целью имеет любовь. А апостол Павел в Первом послании к Тимофею говорит: «…закон добр, если кто законно употребляет его…» (1 Тим 1:8). Таким образом, и Христос, и Павел обращают наше внимание не только на сам факт исполнения или неисполнения закона, но и на интенцию, на конечную цель, ради которой закон и был дан человечеству. А цель эта в том и состоит, чтобы мы в конце концов познали Любовь Бога и научились любить.
1 Бердяев Н. О назначении человека. — М.: Республика, 1993. С. 86.
2 Прот. Александр Мень. Тайна жизни и смерти. http://www.alexandrmen.ru/books/taina_gs/taina_gs.html
3 Бонхёффер Д. Хождение вслед. — М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2002. С. 13
Автор: Роман Усачев
Фото: gettyimages.ru
