Тема

По дороге в Дамаск

Андрей Суздальцев
Журнал/Архив/Номер 50/По дороге в Дамаск

По дороге в Дамаск

 То, что случилось с апостолом Павлом на дороге в Дамаск, в буквальном смысле перевернуло его сознание и оказало решающее влияние на всю его дальнейшую жизнь, в которой Савл, фарисей и законник, превратился в апостола Павла. Так что же с ним произошло? Если говорить совсем кратко, то в его сознание — сознание ревностного и искреннего служителя Закона — ворвалась некоторая сила, на фоне которой прежние его убеждения выцвели, перестали быть абсолютными.

Можно сказать так: в тот миг, когда с Савлом заговорил Христос, в его душу вошла некоторая духовная реальность, которая настолько превысила все его знания о мире, себе и Боге, что в дальнейшем ему пришлось формулировать эти вещи заново. Служитель закона становится носителем благодати — реальности, превышающей закон. Вхождение новой реальности было настолько интенсивным, что будущий апостол ослеп. Он ослеп для прежнего видения мира и через некоторое время прозрел для нового его видения.

В связи с преображением Павла мне хочется задать следующий вопрос: следует ли из этого, что люди обладают возможностью видеть мир не таким, каков он есть на самом деле, причем искренне настаивая на его подлинности и используя для этой благой цели самые разные инструменты убеждения вплоть до арестов и убийств? Следует ли из урока апостола вывод, что до тех пор, пока мы остаемся служителями (осознанными или неосознанными) закона, мы находимся в некотором искусственном мире, который апостол позже сравнит с миром «буквы», которая убивает? Одним словом, следует ли из всего этого, что, находясь в твердом и «объективном» мире закона, объекта, числа и правила, мы не только слепы, но и являемся подданными и сотворцами смерти? То есть участвуем в ее воспроизведении?

Я скажу больше. Не является ли забота матери о ребенке — школа, знание жизни, правила поведения — уроком смерти, даром умирания?

Не является ли забота школы о детях награждением их смертью?

Не является ли государство, оберегающее и хранящее своих подданных, машиной смерти?

И мне придется ответить — да! И я не буду здесь одинок. Тот же Павел говорит о Законе как о том, что выявляет смерть. «Ибо, когда мы жили по плоти, тогда страсти греховные, обнаруживаемые законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти» — вот что напишет прозревший Савл. Закон обнаруживает смерть. Он может что-то сказать о жизни и о жизни вечной, но дать ее он не в состоянии.

Пойдем дальше. Давайте подумаем, каковы качества закона. Закон объективен, воспроизводим, императивен. Закон цитатен и конечен. Закон вещен.

Что же из этого следует? Во-первых, то, что закон может быть средством манипуляции, обладает способностью быть перевернутым. Об этом прекрасно написал Достоевский в «Легенде о Великом инквизиторе», где во благо человечества произошла непоправимая подмена Благой Вести человеческой логикой.

Во-вторых, закон насильствен. Он действует на меня снаружи и заставляет подчиниться. Обратите внимание, что призыв Христа никогда не императивен. Один из русских философов обратил внимание, что Христос действует не приказом, а призывом. То есть он всегда оставляет свободу выбора человеку и, только видя, что человек созрел для решения, может подтолкнуть его повелительной формой речи — иди за мной.

В-третьих, закон, как вещь конечная, не может произвести бесконечной жизни.

Что же, закон не нужен? Нужен, конечно. Но он не является самоцелью. Будучи самоцелью, он и дальше будет лишь выявлять и обнаруживать смерть, по слову апостола. Но если закон указывает на более высокое, чем он сам, и ставит себя на служебное место, то он дает правильное направление — направление к Богу, к жизни.

Церковь является жилищем закона, как в конкретном, так и в широком смысле. В церкви какие-то вещи воспроизводятся законным образом, а какие-то считаются нежелательными, незаконными. Это касается песнопений, икон или их отсутствия, формы здания или пренебрежения этой формой, нахождения внутри помещения с покрытой или непокрытой головой. Все это формы закона, которые воспроизводятся, цитируются от раза к разу. Но для чего они нужны?

Мне кажется, ответ тут единственный, тот, который Александр Шмеман дал в своих знаменитых «Дневниках»: все атрибуты церкви нужды лишь для одного — для создания благоприятной возможности встречи с Богом. То есть закон, ограниченный, конечный, как и сам мир (а закон прейдет, когда прейдет мир, по словам Христа), служит для того, чтобы создать наилучшие условия для проявления вневременного, бесконечного, абсолютного, благодатного.

Стремление к бесконечному, за которым угадывалось присутствие жизни вечной, не раз выражали поэты. Пушкин писал:

 

«Зачем арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

И сердцу девы нет закона.

Таков поэт…»

 

А Марина Цветаева по наитию сформулировала идеальную формулу соотношения закона и благодати:

 

«Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью в мире мер?!»

 

Мир, в котором мы живем, действительно расположен на рубеже безмерности и мира мер, на рубеже закона и благодати. Безмерность Божественного присутствия проявляет себя в мире мер социальной жизни, политической и экономической жизни. Во всем. Противоречат ли они друг другу? Конечно!

И самое главное здесь то, что благодать существует вне времени, что и позволило Христу сказать: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь». Человек, находящийся в благодатном состоянии любви, озарения или сострадания, выпадает из времени, он расположен вне времени, он находится в божественной реальности, омываемой временем, но времени неподвластной. Но рок и смерть вне времени не действуют. И поэтому человек благодати неподвластен року, неподвластен греху. Он выпал из их царства.

И если бы не вход благодати в мир смерти, в мир закона, то история мира была бы еще страшнее и, конечно же, короче. Но благодать животворит и поддерживает этот мир, действуя через своих носителей — праведников.

Искусство духовной жизни как раз и состоит в умении и мастерстве баланса между безмерным и миром мер. В умении сочетать эти два мира. В умении становиться проводником благодати в безблагодатный мир мер, мир закона, мир воспроизводства, цитирования, ограничения.

Дело в том, что благодать без формы и меры в этом мире приводит к хаосу. И Павел это знал, когда стал заниматься устройством церкви, регламентирующей поведение своих членов.

А там, где на первом месте закон, сразу же возникает возможность подмены, манипуляции, сосредоточения на конечном.

Возможно ли примирение этого противоречия в нашем условном мире? Думаю, что только отчасти и лишь при условии, что я начинаю с себя самого.

Перед Павлом, встретившим безмерное и вневременное на дороге в Дамаск, встала невероятно сложная задача, которую он должен был решить: как примирить безмерное с миром мер? Ведь, наверное, после потрясающего опыта общения с Богом ему могло показаться самым естественным призвать к свободному и благодатному союзу с Богом, не ограниченному никаким законом, как это и происходит у Пушкина — «затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона». По такому пути пошел древний мудрец и учитель Пути Лао-цзы, насмехавшийся над стремлением Конфуция все регламентировать и все приводить к выверенному ритуалу, похожему на ветхозаветный Закон.

Но Павел понял, что к принятию благодати, безмерного надо людей готовить, подводить. А для этого нужно, чтобы они собирались вместе и следовали определенным правилам — «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я», по словам Христа. Тем правилам, что создают наилучшие условия для встречи с Богом.

Находясь в мире мер, учиться открываться безмерному, руководствуясь законом, стремиться к благодати.

И тогда мать будет дарить ребенку жизнь в мире смерти.

И тогда в государстве и школе будут по-прежнему возникать островки жизни вечной.

Есть вещи, которые человеку невозможно осуществить, например праведность, необусловленная любовь. И сколько бы он ни бился над ними в мире мер, у него может получиться что-то лишь отчасти. Это как самому себя пытаться вытащить за волосы из болота. И тогда приходит безмерное, благодать, делающая возможным то, что человеку невозможно. Приходит любовь Божья, творящая чудеса.

Повторю: конфликт между безмерным и ограниченным неразрешим здесь, в этом мире, до конца. Но надо искать безмерное до какой-то степени на свой страх и риск, просить о встрече с Богом, о реальном приобщении к Нему, о Его помощи. Без опыта такой встречи все эти рассуждения так и останутся разговором, происходящим в мире мер, а не прорывом в безмерное, в Жизнь, в ее Источник. И лишь соприкоснувшись с Богом, мы можем понять, для чего нужен закон, когда нам кажется, что Бог отсутствует.

И все же, расставляя приоритеты, хорошо бы помнить, что на первом месте стоит благодать, о которой одним замечательным духовным писателем сказано, что она превозмогает Закон.    

 

Автор: Андрей Суздальцев
Фото: gettyimages.ru

 


Работает на Cornerstone