Тема
Все, что мы знаем о мире, приходит к нам либо извне, со слов родителей, школьных учителей, из книг и фильмов, либо изнутри, из собственного опыта, который мы приобретаем, выстраивая свои отношения с этим миром. Знания о Боге также поступают к нам как из внешних источников — из откровений, которые мы получаем через пророков, из учения Христа, так и из опыта отношений с Богом, причем под опытом здесь подразумевается не только и не столько опыт личной молитвы, но вся история взаимоотношений человечества с Создателем. В Священном писании есть книги, в основном посвященные непосредственным божественным откровениям, есть такие, которые уделяют внимание личным взаимоотношениям человека с Богом, и есть большой блок исторических книг, являющихся бесценным источником знаний о том, как на протяжении многих веков и тысячелетий выстраивался диалог Господа со своим народом.
История библейская заканчивается I веком от Рождества Христова, однако диалог людей с Создателем продолжается до сих пор, и история этого диалога является столь же ценным опытом и может рассказать нам о том, как Господь относится к событиям и явлениям современности, позволяет во многом понять Его волю и замыслы относительно человечества. В этой статье я бы хотела обратиться к раннему периоду христианства и вспомнить об одном очень непростом опыте, который повлиял на наше понимание некоторых христианских учений и во многом определил дальнейшую жизнь церкви. Речь пойдет о крещении, о вступлении человека в христианскую общину и о том, какие ожидания возлагались на членов этой общины, чего стоило новому адепту остаться в ней и сохранить надежду на спасение.
Господь говорит, что «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин 3:5), провозглашая таким образом крещение единственным путем к спасению и условием приобщения к группе своих учеников и последователей. Следует отметить, что по своей форме крещение не являлось чем-то новым или исключительным. Практически во всех религиях существовали различные ритуалы, так или иначе связанные с водой. Так, Геродот рассказывает об обязательном омовении тела у египетских жрецов, а Гесиод — об омовении рук у греческих священников. В Ветхом Завете упоминается два вида омовения, распространенных в древнем Израиле, — tevilah, очищение через погружение всего тела в воду, и netilat yadayim, омовение рук. Оба вида омовения были связаны с предписаниями Книги Левита (см.: 15:11), касающимися ритуальной нечистоты. Несмотря на внешнее сходство этих ритуалов с христианским крещением, по сути они принципиально от него отличались. Крещение было связано с новым рождением, оно перечеркивало всю предыдущую жизнь человека со всеми его проступками и грехами, возвращая ему непорочность и чистоту младенца. В представлении евреев это было неоценимым даром, так как в еврейском обществе того времени лишь единицы могли с уверенностью сказать, что живут такой чистой и непорочной жизнью, которая заслуживает Божьего благоволения. К этим избранным относились фарисеи, которые стремились исполнять все 613 предписанных заповедей, простым же людям подобный образ жизни был часто просто не по силам да и не по карману. Со слов и из поведения большинства последователей Иисуса очевидно, что они считали себя нечистыми — грешниками, недостойными приблизиться к священному и отделенными от избранного народа. Крещение становилось для таких людей невероятной и незаслуженной милостью, давало им небывалый шанс начать все сначала, в один миг сравняться в правах с праведниками.
Более того, после крещения на них не взваливали непосильное бремя мелких предписаний и сложных ритуалов, христианский закон был достаточно прост и ясен. Во избежание недопонимания в конце I века появляется так называемое Учение 12 Апостолов — руководство жизни христианина, в котором четко описываются два пути: «один — жизни и другой — смерти». Раздел, посвященный «пути жизни», перечисляет те поступки, которые ведут к спасению, путь же смерти связывается с грехами «убийства, прелюбодеяния, похоти, блуда, кражи, идолослужения, волшебства, отравления, хищничества, лжесвидетельства, лицемерия, двоедушия, коварства, высокомерия, злобы, самоуправства, алчности, сквернословия, зависти, дерзости, надменности, тщеславия». Всего 22 перечисленных греха, в отличие от 265 запрещающих заповедей иудаизма, стояло на пути христианина к спасению.
И тем не менее мы знаем, что и ранние христиане совершали грехи. Подобное пренебрежение к дару, который такой кровью дался Учителю и так легко и незаслуженно был обретен Его последователями, вызывало большое количество вопросов у богословов, у отцов Церкви. Когда были еще живы очевидцы и память о евангельских событиях была совсем свежа, у людей сохранялось понимание того, что крещение — это не просто обряд, но оно связано с личной жертвой Человека, Который многим из них был лично знаком, бесконечно дорог и близок. Поэтому грех в общине воспринимался скорее как личное предательство Того, кто отдал за каждого из них Свою жизнь. Помимо этого одним из наиболее болезненных вопросов был вопрос о том, есть ли такие грехи, которые навсегда лишают человека шанса на спасение даже после крещения. Три греха имели особый статус смертных — идолопоклонство, прелюбодеяние и убийство. Согласно Апостолу Павлу, эти грехи наравне еще с несколькими лишали человека права наследовать Царствие Божие (см.: Гал 5:19–20, 1 Кор 6:9–10). Отчасти на этих словах было основано учение Новациана, который считал, что церковь есть община святых, из которой должны изгоняться все совершившие смертные грехи после крещения. Новацианство было признано ересью, но само возникновение подобного учения многое говорит нам о том, насколько остро стоял этот вопрос. Ему же посвящены многочисленные работы ранних богословов, таких как Ерм, Игнатий Антиохийский, Климент Александрийский, Ориген и другие. По их мнению, которое было принято всем христианским миром, человек в случае совершения тяжкого греха мог все же надеяться на спасение. Однако ранние отцы единогласно сходились в том, что прощение даровалось лишь единожды, и в этом случае наказание могло растягиваться на годы. Так, в послании Василия Великого к епископу Амфилохию расписывается количество лет отлучения от причастия: 15 лет за прелюбодеяние, 20 лет за убийство и, наконец, пожизненное отлучение за богоотступничество с правом причаститься лишь на смертном одре. При этом прощение даровалось при условии, что грешник искренне каялся, публично исповедовался перед общиной и совершал дела покаяния — все эти годы молился, постился и раздавал милостыню. При повторном грехе человек навсегда отлучался от церкви. Угроза утраты всякой надежды на спасение была при этом настолько реальной, что некоторые откладывали крещение на самый последний момент, совершая этот обряд лишь на пороге смерти.
Что же произошло такого, что изменило отношение церкви к греху и покаянию и позволило Иоанну Златоусту сказать: «Если кто и каждый день грешит, каждый день приносил бы и покаяние. Хотя бы ты тысячу раз согрешил, и покайся тысячу раз»?
Ранняя община жила особой жизнью, ее члены верили в преображение человеческой природы, в святость и спасение для каждого покаявшегося и принявшего крещение, кроме того, они верили в скорое Второе пришествие Господа. Но годы шли, и жизнь шла своим чередом, и новообращенные обнаружили, что природа их не так уж сильно изменилась, они грешили и каялись, и грехи некоторых были тяжелее, вплоть до убийства и прелюбодеяния. Считается, что в отношении к смертным грехам особую роль сыграли гонения при Диоклетиане. Их жестокость и массовость привели к тому, что огромное число христиан перед лицом неминуемых мучений и смерти не выдержало и впало в самый тяжкий и непростительный грех — богоотступничество и идолопоклонство. По окончании же этого периода единственным выходом было принять всех покаявшихся, которых были сотни и тысячи.
Чему учит этот опыт из жизни церкви? С одной стороны, он, казалось бы, ставит все точки над i в разрешении богословского спора о том, чем человек спасается, делами или верой, демонстрируя, что человеку не дано делами заслужить спасение, что это под силу лишь Господу. Однако, с другой стороны, я помню, как меня когда-то потрясла эта сторона жизни раннехристианской общины, ставшей примером необыкновенного напряжения воли, эта вера каждого новокрещеного адепта в то, что он сможет прожить остаток жизни таким образом, который был бы достоин великой жертвы Христа. Что так уж изменилось для нас сегодня? Разве мы не попадаем после крещения в такой же краткий миг между вчерашней кровавой Жертвой, давшей нам уникальный и незаслуженный шанс, и завтрашним Спасением, которое, казалось бы, уже есть и которое в то же время так легко потерять? Вопрос в том, как мы этот миг себе представляем. Для первых христиан он, похоже, казался стремниной: оттолкнувшись от одного берега, они изо всех сил пытались доплыть до другого, борясь с течением, преодолевая тягу воды, стараясь удержаться на поверхности. А чем является это мгновение для нас — бурной стремниной или тихим омутом, через который мы лениво дрейфуем, неминуемо погружаясь в него с головой?
Автор: Мария Каинова
Фото: из архива ХЦ “Возрождение”
