Представьте себе, что, прогуливаясь по летнему Арбату, в память о прекрасном солнечном дне вы захотели унести домой свой портрет и доверились уличному художнику. Каково же будет ваше разочарование, когда вместо портрета, хотя бы отдаленно напоминающего вас, вы увидите карикатурный образ, на котором невозможно разглядеть ничего, кроме носа и огромной бородавки (которая к тому же отсутствует в оригинале). Вы начинаете возмущаться, что портрет ничего общего с вами не имеет и это вообще не портрет, а только его фрагмент, а художник, глядя на вас через огромные очки с овальными прорезями вместо стекол, настаивает: «Так у вас ничего, кроме носа, и нет, а бородавка эта есть у всех представителей вашего типа».
Это, конечно, невероятный сценарий, но когда в церкви заходит речь о фарисеях, мы становимся на позицию этого «художника». В современном языке слово «фарисей» стало синонимом слова «ханжа», и читая в Писании о фарисеях, мы словно надеваем непрозрачные очки с небольшими прорезями, через которые нам виден весьма искаженный портрет, отдаленно напоминающий фарисея. Многие убеждены, что главные черты фарисейства — законничество (тот самый «нос») и ханжество (та самая «бородавка»), что именно от всего этого избавился фарисей Савл, став после встречи с Христом величайшим апостолом язычников. Но не мешают ли такие стереотипы, эти крошечные овальные «прорези очков», нам разглядеть истинный портрет фарисея?
На страницах Книги Деяний мы видим Савла взрослым мужчиной, рьяно преследующим учеников Иисуса. Из рассказа Луки мы узнаем подробности: Савл родился в Тарсе (см.: Деян 22:3), был фарисеем (см.: Деян 23:6), учился у выдающегося Гамалиила (см.: Деян 22:3) и был римским гражданином. Рассказ Луки драматичен, он подчеркивает, что Савл преследовал христиан очень решительно: он ходит по домам, выискивая верующих в Иисуса мужчин и женщин, волочет их на улицу, мучит, бросает в тюрьмы, бьет в синагогах и идет аж в Дамаск с письмом от первосвященника, чтобы привести оттуда христиан в Иерусалим на суд; он первым готов подать голос за их казнь. Любопытно то, что сам Павел намного сдержаннее рассказывает о своем прошлом, он лишь подтверждает факт, что был ревностным гонителем христиан (см.: Гал 1:6; Фил 3:6). Несмотря на различия в описании и Лука, и сам Павел рисуют портрет человека, основной характеристикой которого является не сугубое законничество, а некая «ревность», мотивировавшая его преследовать христиан.
Почему же, представляя себе портрет Савла, мы всегда видим в нем законничество, которое стало «визитной карточкой» фарисейства? Может быть, все дело в словах, которые Павел написал о себе в Послании Филиппийцам (3:5–6)? Он сообщает, что родился и воспитывался благочестивым иудеем, был обрезан в восьмой день (согласно требованию Закона), был из колена Вениамина, еврей из евреев (то есть чистокровный еврей), по отношению к Закону — фарисей, по рвению — гонитель Церкви Божией, по праведности, достигаемой Законом, — человек безупречный. Похоже, именно последние слова Павла западают нам в душу, и в нашем сознании возникает некий образ фарисея Савла, для которого суть иудаизма сводится к тому, чтобы через неуклонное соблюдение Закона стать праведным перед Богом и тем самым обеспечить себе место в Царстве Бога и причастность к блаженствам грядущего века. То есть большая часть протестантов проводит прямую параллель между своим мировоззрением и тем мировоззрением, которое будто бы было присуще фарисеям. Мы рассуждаем примерно так: смысл жизни заключается в посмертном блаженстве на небесах, а чтобы попасть туда, необходимо признавать и соблюдать данный Богом нравственный закон. Но мало кто из нас задумывается о том, что представления иудеев I века н. э. далеки от всего этого.
Да, Савл, будучи фарисеем, посвящал себя изучению Писания и заботился о скрупулезном соблюдении Моисеева Закона. Савл был хорошо знаком и с устным преданием, обсуждавшим смысл и способы исполнения Закона. Его рвение в этих вопросах отражают его же слова: «…[я] преуспевал в иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий» (Гал 1:14). Но если Савл, безупречно соблюдая Закон, не стремился тем самым достичь «личного» спасения, то какой была его мотивация? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к понятию ревности — ключевой характеристике умонастроений той религиозной группы иудеев, к которой принадлежал Савл. Оказывается, что фарисей фарисею рознь. На рубеже нашей эры в фарисейских кругах произошел раскол, который положил начало двум партиям, лидерами которых стали Гиллель и Шаммай. Философия и принципы первой из них были весьма, как мы бы сейчас сказали, либеральными, в то время как взгляды второй — явно ортодоксальными. Савл вырос в атмосфере ожесточенных споров и борьбы между этими партиями. И хотя мы читаем в Книге Деяний (22:3), что Савл был учеником Гамалиила (последователя Гиллеля), стоявшего на толерантных позициях — мол, если новое движение (христиан) не от Бога, оно само развалится, а если от Бога, то лучше не противиться ему, — описание жизни и деятельности Савла явно указывает на то, что на самом деле он разделял убеждения шаммаитов. Споры между этими двумя партиями не сводились лишь к разногласиям по поводу соблюдения религиозных предписаний. Центральной точкой расхождения была судьба Израильского народа, земли и Храма, и поэтому вся их полемика непосредственно влияла на местную политику. На кону стоял главный вопрос: что значит быть частью Божьего народа, как оставаться верным Торе и сохранять иудейскую идентичность перед лицом и под давлением языческого мира? Что делать в ожидании грядущего века Божьего Царства и избавления Израиля, обещанных пророками, чтобы в Судный день ты мог иметь часть в оправдании перед Богом и Его благословениях.
Для Савла как для сторонника Шаммая неприемлема была убежденность «либеральной» партии в том, что главное — жить, не мешая жить другим, и пусть Пилат, Ирод и даже продажный Каиафа правят, лишь бы можно было спокойно изучать и соблюдать Закон. Для таких, как Савл, этого было мало, ведь Тора требует, чтобы Израиль сбросил с себя языческое иго и, будучи свободным, мог служить своему единственному господину — Богу. Именно в этих исторических реалиях надо рассматривать «рвение» Савла. Мы же часто понимаем термин «рвение» как «крайнее усердие в чем-нибудь» (Словарь Ожегова), «горячность», «пыл». В результате, говоря о «ревностном» верующем, мы представляем себе набожного человека, который при первой возможности падает на колени, с пылом проповедует Евангелие и усердно совершает добрые дела. Но ревность Савла была иной, для него она означала призыв к священной войне за будущее народа Израиля. Мы знаем из истории, что такие умонастроения будоражили иудейское общество в течение двух веков (пришествие Христа пришлось как раз на их середину), и носителями этих настроений были подобные Савлу фарисеи.
В понимании Савла всякий раз, когда народ Израильский оказывался под гнетом язычников или в плену, это было наказанием Божьим (см.: Дан 9:7). Он знал, что на протяжении всей истории Израиля Бог снова и снова прощал и миловал Свой народ (см.: Дан 9:9), напоминал ему Свои обетования, восстанавливал его. Савл был убежден: благодаря усилиям тех евреев, которые сохраняют верность Богу и исполняют Закон, на царский трон когда-нибудь воссядет потомок Давида, который восстановит мир и процветание Израиля. Но исполнение этих обетований — в будущем, когда Бог вновь установит Свое правление на земле и все творение прекратит сопротивление и подчинится Ему. Англиканский епископ и богослов Томас Райт пишет, что Савл и подобные ему фарисеи верили в то, что «раз есть только один Бог и у Него есть только один народ — Израиль, у мира, над которым правит единый Бог есть только одно будущее, и оно скоро наступит», и в конце концов Бог явит Себя, победит зло и освободит Свой народ. Движимый этой верой, Савл ревностно старается поступать по Торе, не просто исполняя ее заповеди, но приближая хороший конец истории. Савл верил в то, что Бог может вмешаться в историю в любое время, а поскольку Израиль по-прежнему отступает от Закона, то, если это произойдет сейчас, избранный народ ожидает участь язычников. И Савл чувствует свою ответственность — он должен очищать Израиль от скверны, возвращать отступников-иудеев в лоно церкви, ведь тем самым он приближает Царство Бога и восстановление Израиля. Так что целью гонений Савла вряд ли были христиане как таковые. Его интересовали последовавшие за Христом иудеи, именно их Савл так самоотверженно вылавливал, стараясь вернуть на «истинный путь».
Итак, если принять во внимание историческую реальность начала I тысячелетия н. э., то начнет проступать иной портрет фарисея, совсем не похожий на тот «небрежный шарж», который мы привычно себе представляем. Савл стремился к праведности по Закону не для того, чтобы обрести личное спасение и «отправиться на небеса». Представления Савла о Божьем замысле спасения мира были верны почти во всем, ошибочным был лишь один пункт, осознание которого превратило «ревнителя о Торе» в «ревнителя Благой Вести». Когда Савл встретил воскресшего Христа на дороге, ведущей в Дамаск, он не перестал быть иудеем и не отринул все свои знания, почерпнутые им из Торы, и Божьи обетования. Но в его картине мира вдруг все сошлось: он осознал, что Иисус и есть обещанный Богом Мессия (см.: Дан 9:26), а потому именно в Нем Бог уже исполнил все надежды иудеев. Теперь, раз новый век уже наступил в Иисусе, Савл (ныне Павел) может служить Богу Израилеву, но по-новому — не загоняя своих сородичей в «правильную веру» плеткой, а открывая двери спасения для всех, в том числе и для язычников. Ему предстоит открывать людям все те же истины Торы: есть только один Бог, Бог Израиля, который в Иисусе Христе установил царство милости и правды.
Автор: Татьяна Кантарелла
Фото: из архива ХЦ «Возрождение»; wikiart.org