Тема
Пространство и время — философские категории, посредством которых обозначаются формы бытия вещей и явлений, их сосуществование и продолжительность существования. Эти категории можно назвать несущей конструкцией любой картины мира. Однако, хотя время относится к реалиям, издревле определявшим смысловое поле человеческого восприятия, к историко-культурному аспекту проблемы времени историческая наука обратилась лишь в прошлом веке1. Человек не рождается с чувством времени, его временны`е и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит.
Неотчетливое разделение времени и вечности ближневосточным мифологическим мышлением было одним из проявлений столь характерной для него диффузности. Категория времени как таковая появляется лишь с развитием античной философии, являющейся формой концептуального мышления. В классической античности2 время рассматривалось в связи с жизнью космоса. Мир, или космос, представлялся как нечто имеющее границы, замкнутое и уютное. Греческое мироощущение отвергало идею бесконечности, беспредельности. Понятие бесконечного времени было невозможно уже потому, что подлинная бесконечность предполагает отсутствие пределов с обеих сторон, не только конца, но и начала3.
Корни абстрактного понимания времени восходят к учению элеатов4: истинное бытие, согласно Пармениду (конец VI—V век до н. э.), едино и вечно, а потому неподвижно и неизменно, в отличие от кажущегося чувственного мира и его характеристик, являющих собой лишь мнения или суждения, преходящих, подвижных, изменчивых. Тем самым была поставлена проблема существования времени и темпоральных характеристик всего существующего. Платон (427–347 годы до н. э.) считал время порядком видимой природы, имеющим начало в вечном порядке.
Аристотель (384–322 годы до н. э.) вслед за Платоном признавал существование атемпоральных сущностей и рассматривал их в качестве единственного источника совершенного знания, соглашаясь с тем, что первопричина, источник конечного смысла времени находится вне времени. Однако проблема времени интересовала греческую философскую мысль не только как вопрос бытия, в свете категории времени стала рассматриваться и категория закона, к чему впервые пришли представители стоической школы5. Свое представление о Боге и мире души стоики связывали с Законом, правящим всем миром и являющимся божественным и природным (естественным) одновременно. Они полагали, что все человеческие законы следовали модели всеобщего Закона, а их действенность зависела от степени их согласия с ним. Природный закон считался вечным по самому определению понятия, в то время как законы полиса относились к частным законам и были временными. Таким образом, к моменту встречи еврейской мысли с греческой греками уже были выработаны абстрактные философские представления о времени и законе.
Эпоха эллинизма, начавшаяся со времени Александра Македонского и покорения Персидской империи (334–329 годы до н. э.), явилась результатом взаимного влияния классической греческой культуры завоевателей и культуры и религии завоеванного Востока. Эллинистическая культура была космополитичной. В отличие от классической греческой культуры, обращенной исключительно к гражданам полиса, она была обращена к каждому индивидууму. Эллинистическая еврейская культура возникла в III веке до н. э., а в III–II веках до н. э. в Александрии был выполнен перевод Торы (Пятикнижие Моисея) на греческий язык, известный под названием Септуагинта. Этот перевод, осуществленный представителями интеллектуальной элиты еврейского народа, явился примером толкования нефилософского текста Священного Писания евреев на языке философской культуры того времени. В процессе этого перевода слово «тора» получает новое прочтение ― «номос», или «закон», причем Тору следовало отождествлять не просто с законом, но именно с вечным природным законом. Дело в том, что греческие и римские авторы рассматривали Тору как пример частного закона, причем исполненного суеверий, каковыми считались пищевые запреты, законы ритуальной чистоты и пр. Исполнение заповедей отделяло евреев от культуры окружающего мира и давало повод для обвинения их в человеконенавистничестве. Как опровергались эти обвинения еврейскими мыслителями эпохи конца Второго Храма, я подробно рассматриваю в одной из статей6. Приведу здесь лишь несколько примеров: неизвестный еврейский автор послания (псевдо-)Аристея, написанного на греческом языке около 130 года до н. э., показывает, что за частными законами Торы скрыты универсальные истины, актуальные для любого народа. Филон Александрийский (около 20 года до н. э. — около 50 года н. э.) в сочинении «О сотворении мира согласно Моисею» начинает со сравнения последнего с другими законодателями, подчеркивая мысль о согласии мирового строя с общими законами и принципами (мир [космос] находится в гармонии с Законом [Моисея], и Закон с миром [космосом], 1:3). Далее он отмечает согласие еврейского Закона с природой закона нравственного (человек, соблюдающий Закон, является гражданином космоса [космополитом], 1:3). Таким образом, можно проследить, как происходил процесс восприятия еврейской мыслью нормативной системы категорий греческой философии того времени. Перевод Торы на греческий язык подготовил языческий мир к восприятию библейских истин и тем самым к приходу Спасителя.
Однако если греки воспринимали мир как космос — законосообразную пространственную структуру, то библейский мир — это прежде всего «олам», «век», поток времени, несущий в себе всё, это мир как история. Филон замечает, что до сотворения космоса не существовало времени, но оно возникло либо вместе с космосом, либо после него («О сотворении мира согласно Моисею», 5:26). Отличие еврейского Закона ― Торы ― от любого другого он определяет через категорию времени, следуя философской мысли своего времени: «…иные законы ограничены временны`ми рамками, а уставы этого законодателя тверды, не подвержены потрясениям или изменению, но запечатлены печатью как бы самой природы, и они остаются тверды и существуют со дня, в который были впервые обнародованы, до настоящего времени, и с таким же успехом можно надеяться, что они останутся на все будущие времена как бессмертные…» (О жизни Моисея II, 14).
Подобное утверждение мы встречаем и в новозаветных текстах: пока не исчезли земля и небо, даже мельчайшая буква, даже черточка не исчезнет в Законе (Торе) (см.: Мф 5:18; Лк 16:17)7. Перед нами еще одно свидетельство традиционного понимания связи природного закона с Торой эпохи конца Второго Храма. Иисус, излагая ученикам основы Своего учения (новой Торы — закона Христа), подчеркивает, что Он пришел не нарушить Тору, но исполнить ее (см.: Мф 5:17). Вопрос о прошлом — вопрос о памяти, прошлое и память неразрывны. В сокровенном смысле культура есть память о Боге, а потому она немыслима без памяти вообще. Память, явление духовного и интеллектуального рода, есть отражение вечного. Даже Сам Всевышний Бог, воплотившись в Иисусе Христе, строит Свое новое учение на фундаменте прошлого — Торе и Писаниях пророков. Анализируя процесс формирования категорий времени и закона, можно увидеть, как культура эллинистического иудаизма и зарождающегося христианства возводится и развивается на основании прошлого, как и любая другая культура.
Подлинная сущность времени может быть постигнута только в результате анализа сложнейших отношений между присутствием человека в мире и пониманием сути его бытия. Существуя в мире, каждый из нас вынужден так или иначе понимать его. Сознание воспринимает мгновение как движение будущего к прошлому через настоящее. Вспомним слова из некогда популярной песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется “жизнь”». Настоящее — тонкая грань между прошлым и будущим, его судьба зависит и от того, и от другого. Однако время — это не только граница бытия и небытия, оно само состоит из двух видов отражения: памяти и воображения. Время отражает события, происходящие как во внешнем мире, так и во внутреннем мире человека (воображение), при этом отражение внешнего происходит только благодаря наличию внутреннего. Соприкасаясь с прошлым, настоящим и будущим, бытие проникает в область вечного. Таким образом, настоящее, будущее и прошлое можно представить как ипостаси или грани вечности. Все они относительны, только вечность абсолютна. Суть же этих граней раскрывается по мере того, как они выражают собой вечность. Для человеческого мира и для культуры вечность представляет собой сверхреальность, оставаясь за их пределами. Наиболее же приближенная к вечности форма времени в культуре―— это прошлое, о чем свидетельствует не только мифологическое мышление, но и философская мысль эпохи античности.
Итак, все подлинное в культуре связано с прошлым, чью подлинность подтверждает время. Прошлое проходит, но все подлинное в нем оживает в традиции, становясь достоянием настоящего, а следовательно, и для него открываются пути воссоединения с вечностью. По-видимому, именно поэтому вопрос Торы вновь и вновь волнует не только иудаизм и христианство, но и представителей современной науки8. Если Сам Господь пришел в этот мир исполнить Закон и ответил вопрошавшему Его юноше: «Если хочешь вой-ти в жизнь вечную, соблюди заповеди… и… следуй за Мною» (Мф 19:16, 21), то, возможно, и нам следует переосмыслить свои представления о Торе, сформированные в иную эпоху (как здесь не вспомнить Реформацию и споры о законе и благодати?). Не утратили ли мы навыки понимания глубинного смысла Писания, явленного нам Спасителем? Нет ли опасности для современного христианства с его стремлением к успеху здесь и сейчас потерять вектор вечности, как тот богатый юноша? Достойно ли мы носим имя нашего Спасителя (см.: Мф 10:38)? Ведь именно в нашей памяти («Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную» — Ин 5:39) и в претворении в жизнь заповедей любви («…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим… возлюби ближнего твоего, как самого себя» —― Мф 22:3, 39) время, отведенное каждому из нас на земле, — наша жизнь — превращается в путь в вечность.
1 Проблема времени — одна из центральных переменных величин в истории культуры, требующих интерпретации. Историко-культурная антропология ищет ответ на вопрос, в какой мере представления людей о себе и об окружающем их мире (социальном и природном) влияют на их поведение и как именно. Для этого необходимо понять смысловые стержни эпохи, проникнуть в ее логику со всеми ее сложностями и противоречиями, во всей ее чуждости и инаковости. Подробнее см.: Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». — М.: Индрик, 1993.
2 Античность, под которой подразумевается эпоха древних цивилизаций Европы, древнегреческой и римской, отделяет ее от цивилизаций древневосточных, существовавших на обширных пространствах Азии и отчасти Африки — от Египта до Китая.
3 Подробнее см.: Суриков И. Е. Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры.— М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2012.
4 Элейская школа получила название от города Элей, греческой колонии на юге Италии.
5 Одна из философских школ, получившая свое название от имени зала Стоя Пециле, в котором впервые выступил с речью ее основатель Зенон из города Китион (на о. Крит), живший в конце IV — начале III веков до н. э.
6 Запрометова О. М. Тора Моисея: от заповедей к законодательству: Пример еврейской экзегезы периода Второго Храма // «Страницы» 13:3 (2008/2009): 323–342.
7 Здесь нельзя не отметить, что еврейская мысль, сосредоточенная на судьбах Израиля и мира, на всемирной истории как разумном (провиденциально направляемом) процессе, в период исторических катастроф всегда обращалась к апокалиптике и эсхатологии. Тема эта, однако, требует отдельного рассмотрения и выходит за рамки данной статьи. См.: Запрометова О. М. Свидетельства «переживания» времени и его связь с исполнением Закона на примерах апокрифической литературы, литературы Кумрана и Нового Завета // Вестник УРАО. М., 2004, с. 156–171.
8 Один из примеров этого — сборник статей под общим названием «Философия права Пятикнижия» (под ред. А. А. Гусейнова и Е. Б. Рашковского. М.: Изд-во «ЛУМ», 2012).
Автор: Ольга Запрометова
Фото: из архива ХЦ «Возрождение»
