Протестанты России

«Все мне позволительно, но не все полезно…»

Владимир Попов
Журнал/Архив/Номер 43/«Все мне позволительно, но не все полезно…»

«Все мне позволительно, но не все полезно…»

Уберечь детей от пагубных пристрастий и от тлетворных влияний люди старались, видимо, всегда. Думается, было бы небезынтересно заглянуть и в прошлое, познакомиться с некоторыми подходами народной педагогики, которые практиковались в российских христианских семьях библейско-протестантского направления.

Например, духовные христиане-молокане и родственные им верующие других религиозных течений старались исключить из жизни своих детей всякую праздность. Во многих семьях даже у малых детей отсутствовали какие-либо игрушки. Молокане считали, что игрушки приучают их к праздности, к рассеянности. Со временем дети, дескать, будут требовать все больше забав и игрушек, а человек создан не для этого, а для того, чтобы «в поте лица добывать хлеб свой».

Исследователь самобытных религиозных течений Федор Ливанов0 был очень удивлен тем, что молоканские дети не веселятся в хороводах, не качаются на качелях, не покупают конфет и пряников, даже не грызут подсолнечных семечек и орехов. «Что же вы находите грешного в грызении, например, орехов?» — поинтересовался Ливанов. «Греха мы в этом не находим, — ответствовали родители. — Но обычай-то бесполезный. Смотришь, человек сидит без дела и только шелушит да шелушит, а время-то идет задаром. Нам противно даже смотреть, как это дитя сидит да шелушит, а толку никакого… Есть время свободное — бери книгу, да читай, да размышляй, правилами жизни запасайся, вот это и есть, по-нашему, грызть семечки». — «Ну а для мальчиков игра, хотя бы в козны, чем вредна? Ведь моцион детям необходим, это потребность возраста». — «Ныне он играет в козны, завтра захочет того же, а там, глядишь, захочет в орлянку поиграть, а там и еще хуже что-нибудь. Праздность-то — мать всем порокам».

Посильный труд по домашнему хозяйству заменял детям подвижные игры. Ливанов и его спутники с нескрываемым удивлением наблюдали, как дети делали приготовления для отправки гостей в соседнее село. Мальчик постарше вывел лошадей, дети помладше надели на них хомуты, малые ребятишки подавали кто дугу, кто вожжи, девочки несли сена в тележку. Отец и мать, сидя на крылечке, отвечали на вопросительные взгляды гостей: «Это у нас всегда так водится. К хозяйству приучаются, к труду; как бы в козны играли на улице дети наши, так и тебя, добрый человек, некому было бы собрать. Или пришлось бы нам под старость лет этим заниматься».

Заметив, что у девочек нет никаких украшений, Ливанов не удержался от расспросов: «Неужели ваши дочери не завидуют своим сверстницам? Ведь девочки любят наряжаться и украшаться». — «Наши дочери любят украшаться душою, а не серьгами и кольцами. Какая из них раньше грамоте выучится да больше читает, больше знает Слова Божия и лучше других поет в собрании, та и считается красивее других».

Столь серьезный подход к воспитанию детей показался Ливанову излишне пуританским. Однако пуританство такого рода детей не угнетало и не лишало их детства. Дети радовались тому, что они всегда заняты полезным делом, что они — неотъемлемая, нужная часть единого семейного организма.

Писатель Николай Лесков проявлял глубокий интерес к изучению духовных идеалов и повседневного быта верующих протестантских общин. Результатом его пытливых наблюдений явились статьи, очерки, рассказы о жизни протестантов из аристократической и народной среды. В одном из очерков Лесков показывает характеры украинских штундистов. «Охрим Пиднебесный принадлежал к новому, очень интересному малороссийскому типу, который начал обозначаться и формироваться в заднепровских селениях едва ли не с первой четверти текущего столетия, — рисует своего героя писатель. — Люди эти были образцами трудолюбия и домовитости, каждый из них непременно был грамотен. Охрим Пиднебесный учил кого только мог и всегда задаром. На вечерних посиделках у Охрима не пели пустых песен, не вели празднословия, девчата пряли лен и волну, а сам Охрим услаждал добрые души евангельскою беседою и скоро их так к этому приохотил, что ни одна девица и ни один парень не хотели идти на вечерницы в другое место»2.

Вдумчивые, наблюдательные люди не могли не замечать того, как в среде верующих находят воплощение возвышенные идеалы гармоничного устроения жизни. Изучая быт и традиции верующих, представители русской интеллигенции убеждались в том, что без внутреннего духовного переустройства невозможно улучшение внешних форм общественной жизни, невозможна разумная организация образования и воспитания подрастающего поколения.

«Сила сектантства заключается в культурном перерождении, — пришла к выводу ученый-этнограф и публицист Варвара Ясевич-Бородаевская. — Внутренняя жизнь верующих бьет ключом и поражает своей кипучей деятельностью, ибо жизнь каждой общины находит отзвук далеко за пределами родного села. Всякое крупное событие или беда в жизни встречает горячее сочувствие среди всех единомышленников, и потому здесь и горе делается мягче, и радость ярче. С самого раннего детства ребенок видит перед собой человечные отношения и привыкает в своем ближнем уважать человека»3.

Дети, огражденные от соприкосновения с горем семьи или с переживаниями других людей, вырастают эгоистичными, с черствыми, равнодушными сердцами. Стремление ребенка к добродетельным поступкам значительно укрепится, если он будет сталкиваться с наглядными картинами из жизни, которые указывают на хрупкость земного бытия человека.

Недальновидная родительская любовь заставляет иных отцов и матерей все домашние труды взваливать на собственные плечи, предоставляя детям больше возможности для праздного времяпрепровождения. Привыкнув к длительной бездеятельности, дети будут искать внешнего комфорта и начнут смотреть на родителей, на дедушек и бабушек только как на источник материального обеспечения. Кроме того, беззаботная жизнь открывает путь для проникновения в сердце человека всевозможных грязных пороков, убивающих тело и душу. «Лень — одно из приятнейших самоубийств», — заметил древний философ Сенека. А христиане утверждали, что мозг праздного человека — любимое местопребывания дьявола.

Человек — существо зависимое. По образному сравнению Антония Сурожского, он, как Гулливер, опутан с ног до головы различными «присосками». В нашу эпоху количество присосок неудержимо возрастает: интернет, телевидение, мобильники. В тисках электронных щупальцев оказываются в первую очередь неокрепшие детские души. Современные дети, неспособные даже на минуту оторваться от электронной техники, похожи на тех существ, о которых со скорбью писал Федор Тютчев: «Они не видят и не слышат, живут в сем мире, как впотьмах, для них и солнца, знать, не дышат. И жизни нет в морских волнах…»4

Зависимости разрушительной, к счастью, может противостоять зависимость иная, созидательная. Это зависимость от Бога. Ведь «мы Им живем, движемся и существуем» (см.: Деян 17:28). Такая зависимость укрепляет духовный иммунитет, преобразует личность, делая человека новым творением во Христе Иисусе.

В нынешний век столь стремительного развития высоких технологий стоит ли забывать о верности божественным возвышенным идеалам? Стоит ли считать архаичным и устаревшим опыт предков? 

 

Автор: Владимир Попов
Фото: из архива ХЦ «Возрождение» (Любовь Макаренко)

Работает на Cornerstone