Взаимоотношения науки и религии трудно назвать гладкими и безоблачными. То и дело мы слышим о том, что новые философские теории и научные открытия ставят под сомнение существование Бога. Так, недавно известный английский биолог и популяризатор науки Ричард Докинз сказал, что теория Дарвина и антропный принцип1, которым ученые объясняют существование жизни на нашей планете, «делают гипотезу о Боге не просто ненужной, а вопиюще расточительной»2. В ответ из христианского лагеря слышится целый шквал опровержений, доказывающих обратное. К сожалению, диспуты между религией и наукой чаще сводятся к спору идеологий и совсем не напоминают спокойный и конструктивный поиск истины.
Однако если мы обратимся к истории, то увидим, что далеко не всегда дело обстояло таким образом. Поначалу не было никаких споров. Религиозное восприятие мира было доминирующим, и никто не подвергал сомнению тот факт, что мир и все, что в нем, сотворено Богом. В европейских университетах, образовавшихся из монастырских школ, теология (по-нашему — богословие) не только была обязательным предметом в учебной программе, но и приобрела особый неофициальный статус царицы наук. Считалось, что знание о Боге не только должно быть основой всякого знания об окружающей действительности, но и все остальные учебные дисциплины должны помогать теологии в постижении Божьего мира.
В конце XIX века это средневековое представление удачно обобщил английский художник Генри Холидэй. В библиотеке Университета Дрю расположен огромный витраж, иллюстрирующий взаимоотношения богословия и науки3. В его центральной части в женском облике изображена царица наук — Теология: голову ее венчает нимб, а на плече голубь как символ Божьего вдохновения. Она восседает над землей, и два ангела, олицетворяющие мудрость, поклоняются ей. Цитата из Исаии на латыни гласит: «Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших» (Ис 55:9). Слева от фигуры Теологии расположены История, поднимающая вуаль и оглядывающаяся назад, и Философия, опирающаяся в раздумье на стопку книг, которые изображают знание. Справа — Искусство, как символ красоты мира, сотворенного Богом, а рядом с ней — Наука. В ее образе олицетворяются все естественные науки: в одной руке — цветок, обозначающий ботанику, в другой руке — книга, как символ теоретических наук, под ногой — глобус и телескоп (науки о Земле). Над головой Теологии три образа: Вера, Любовь и Надежда. Нижняя фигура у подножия, Смирение, напоминает, что Господь «направляет кротких к правде, и научает кротких путям Своим» (Пс 24:9).
Такова была идеалистическая средневековая картина того, как учение о Боге и сотворенном мире должно опираться на другие науки, которые, в свою очередь, должны направлять все полученные познания к более глубокому пониманию Творца и Его дел. Образы смирения, веры, надежды и любви призваны направлять человека в поиске истины, чтобы его движение к Богу не оказалось тщетным (см.: 1 Кор 13:2). Что можно было бы еще добавить или убавить?
Но эпоха Возрождения открыла новые горизонты и бросила вызов устоявшимся принципам. Пробудился живой интерес к осмыслению человека и его места в мире. Обращение к идеалам античности и вера в безграничные способности разума заставили многих искать новые ответы на старые вопросы. Именно в это время изобретаются телескоп, компас, книгопечатание, что способствует накоплению и приумножению научных знаний. Совершаются великие географические открытия Колумба и Магеллана, составляются карты новых континентов, а исследования Коперника и его последователей приводят к настоящей революции в астрономии.
Однако вместе с новыми знаниями пришли и новые проблемы. К большому сожалению, религиозное представление о мире не было готово вместить все новые открытия. Если еще можно было как-то ужиться с мыслью о том, что Земля на самом деле не плоская, а круглая и что антиподы существуют4, то признать, что Земля не является центром мироздания, казалось совсем недопустимым. Новые открытия вели к все большей конфронтации религии и науки.
Царица наук, забыв о добродетелях, которыми она должна была руководствоваться, ополчилась на своих подданных. Главный труд Коперника «Об обращении небесных тел» в 1616 году сначала попал в индекс запрещенных книг, а потом подвергся жесткой цензуре5. В 1633 году защищавшего коперниковский гелеоцентризм Галилео Галилея арестовали и под страхом пыток вынудили отречься от своих трудов. Чуть ранее Тихо Браге и Йоганн Кеплер столкнулись с непримиримой оппозицией церкви в отношении учения о траектории движения комет и об их истинной природе. Трудно было опровергать устоявшееся мнение, что кометы — это Божья кара за грехи человечества, если сам Лютер в своих проповедях провозглашал: «То, что странным образом движется в небе, определенно суть знамение Божьего гнева»6.
Если продолжать этот список, то в него, без сомнения, войдет и верный католик, блестящий ученый Рене Декарт, не желавший публиковать свой трактат об устройстве мира из-за опасений, что его постигнут такие же гонения, каким подвергся его современник Галилей7. Нельзя не упомянуть и натуралистов графа де Бюффона и Роберта Чэмберса, подвергавшихся жесткой критике и нападкам за свои попытки обосновать эволюционное развитие жизни на Земле. Религиозное христианское сознание с не меньшим трудом восприняло находки многих геологов XIX века, говорящие, что Земля, возможно, гораздо старше, чем принято в традиционном библейском летосчислении. И конечно же, в истории столкновений религии и науки невозможно обойти стороной серьезную и до сих пор актуальную проблему противостояния теории эволюции и библейского учения о творении.
История показала, что многочисленные столкновения не пошли на благо ни науке, ни христианству. Принадлежность к церкви и богословский взгляд на творение в прогрессивных научных кругах в ХХ веке все чаще стали связывать с невежеством и отсталостью. Наука же в своем стремлении к объективности и непредвзятости отвергла любые представления о сверхъестественном и духовном. Но в действительности религиозное мировоззрение заменилось идеологией материализма, а наука из заложницы старых церковных догматов превратилась в инструмент атеистической пропаганды.
Однако отрицание сверхъестественного и ставка на материальное объяснение видимого мира принесли науке новые проблемы. Какие бы теории ни выдвигали астрофизики, пытаясь объяснить сотворение Вселенной и зарождение жизни естественным путем, им до сих пор не удается обойти фундаментальный закон причинности. Как бы ни старались философы обосновать зарождение нравственности природными, социальными или экономическими причинами, все эти догадки останавливаются перед попыткой объяснить человеческий альтруизм. И как бы ни объясняли биологи происхождение человека при помощи теории эволюции, им все равно трудно объяснить феномен духовности, радикально отличающий людей от остального животного мира.
Размежевание религии и науки — печальный факт, мешающий многим ученым видеть рациональное зерно в вере в Бога и препятствующий многим верующим увидеть новые Божии откровения в современных научных открытиях. Очень жаль, что науке и искренней вере не всегда под силу такой синтез, которого придерживался русский ученый и искренний христианин Михаил Ломоносов. «Создатель, — пишет он, — дал роду человеческому две книги. В одной показал Cвое величество, в другой — Cвою волю. Первая — видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность Его зданий, признал Божественное всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга — Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Толкователи и проповедники Священного Писания показывают путь к добродетели... Астрономы открывают храм Божеской силы и великолепия... Обои обще удостоверяют нас не токмо о бытии Божием, но и о несказанных к нам Его благодеяниях. Грех всевать между ими плевелы и раздоры!»8
Богословие и наука — два разных способа познания данного нам Богом мира. И если раньше доминировало религиозное представление об устройстве бытия, то в наши дни религия и наука имеют больше шансов быть равноправными партнерами. Сегодня многим ученым удается сочетать приверженность научным методам и изысканиям с глубокой христианской верой. В то же время все больше богословов пишут книги о взаимозависимости откровений, явленных в Библии и природе. Будем же надеяться, что богословие и наука, умевшие некогда слышать друг друга, перестанут существовать в параллельных мирах и будут все больше стремиться к диалогу. Ведь ученым и богословам стоило бы помнить, что у них общая задача — объяснить окружающий мир и помочь человеку исполнить свое предназначение в нем.
Автор: Сергей Корякин
Фото: изображение публикуется с разрешения The Drew University Archives, из архива ХЦ «Возрождение»