Тема
Когда меня спрашивают о моей профессии, я отвечаю: библеист. А когда меня представляют другим как библеиста, порой приходится напоминать: я еще и просто человек, муж, отец, гражданин России… наконец, христианин. А что же это значит: изучать и переводить Библию профессионально, получать за это деньги и ученые степени и в то же время обращаться к ней как к Слову Божьему вместе со всеми остальными христианами? Я попробую рассказать о своем опыте, может быть, он еще кому-нибудь пригодится.
К вере я пришел в 17 лет, студентом-первокурсником. Только что Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран М. С. Горбачев, но никакая перестройка еще не началась, «за религию» могли выгнать из университета: не то чтобы строго следили, но, если попадешься комсомольскому патрулю около церкви в пасхальную ночь, будут серьезные неприятности. Но люди все же приходили в храмы и на молитвенные собрания, читали книги, переданные из рук в руки в метро, официально ведь их было не достать… Одна Библия была в университетской библиотеке, на дом ее вообще не выдавали, а в читальном зале можно было ею пользоваться только тем студентам, которые оформляли особый допуск: они писали курсовые и дипломные работы по истории или литературе Средних веков, им требовалось «работать с источниками».
Было в нашем интересе что-то от моды и от фрондерства, но тогда мы обращались к христианству прежде всего в поисках смысла. Было понятно, что человек тем и отличается от животных, что важны ему не только физиологические потребности: еда, питье, отдых, размножение, жить надо ради чего-то большего. Но ради чего? В строительство коммунизма не верил уже никто, включая самих коммунистических агитаторов. Кто-то шел в науку, кто-то в искусство, самые смелые — в правозащитное движение. Но все эти вещи, прекрасные сами по себе, не давали ответа на главные вопросы: зачем мы живем, что будет с нами после смерти? Об этом говорили только религии, и говорили по-разному.
Не скажу, чтобы мой поиск был очень долгим: чуть-чуть познакомился я с буддизмом, а точнее, с той эзотерической кашей на его основе, которая была в те годы популярна, но основной мой интерес был направлен на веру предков — христианство, прежде всего православное. Но я очень четко понимал, что ищу не конфессию, не обряд, не национальную традицию, а Истину. И помню момент, когда понял, что нашел. Мы разговаривали с моим школьным другом, уже верующим, он говорил мне о вере и Евангелии, и я вдруг ощутил, что в комнате кроме нас двоих незримо, но явственно присутствовал кто-то третий. И с тех пор я так и понимаю суть христианства: это встреча людей со Христом и друг с другом ради Христа и в Его незримом присутствии. Будда или Сократ тоже многое сказали мудро и прекрасно, но они не шли за меня на смерть, они не предлагали мне помощь здесь и сейчас. Все это открывал мне только Христос.
Хотя тогда я бы так, наверное, это не сформулировал… Конечно, путь к церкви и затем уже внутри нее не был у меня гладким и простым, как не бывает, наверное, ни у кого, но я сейчас не об этом. Библию я начал читать в синодальном переводе (дома нашлось еще дореволюционное издание), и хотя Евангелия были понятны, но на Посланиях я совершенно увял. Когда через пару лет одна француженка подарила нам с женой полную брюссельскую Библию на папиросной бумаге (она и сейчас стоит у меня на книжной полке, сильно потрепанная, но очень дорогая), я взялся и за Ветхий Завет… но мало что в нем осилил.
Понять эти сложные тексты мне помогли книги священника Александра Меня. Он писал о Библии и ее героях достаточно просто и в то же время подробно, а главное, он представлял персонажей библейских историй как живых людей, показывал их отношения с Богом и друг с другом, и становилось ясно: это не просто «дела давно минувших дней», а нечто живое и настоящее, что помогает тебе найти свой путь в этом мире. К тому же мне помогала понять эту Книгу учеба в университете: мы изучали древние языки и античную литературу. Она далеко не во всем была похожа на Библию, но нас учили видеть за текстом совершенно другой мир древности, населенный точно такими же людьми, как и мы. Они совсем иначе одевались и вели себя, мыслили иными категориями, по-другому выражали свои мысли, но они испытывали те же самые потребности и чувства, переживали радость и горе — совсем как мы. Древний текст позволял прикоснуться к этому миру, понять этих людей, но только надо было не торопиться, не переносить на них свои стереотипы и учитывать разницу в культуре и мировосприятии. Это касалось и Гомера, и Вергилия, и библейских авторов, которых мы почти не читали; замечательное исключение — спецкурс А. Ч. Козаржевского по Новому Завету, который в целях конспирации назывался «западно-ионийским койнэ». Впрочем, уже и в конспирации не было особой нужды: за год до того, в 1988 году, когда я служил в Советской Армии, старшина обнаружил у меня и конфисковал карманный Новый Завет, грозился страшными карами. А замполит полка книгу вернул, добродушно сказав: «Теперь можно». Старшина был в шоке!
Я закончил университет в 1992 году, когда можно было вообще всё, но заниматься библеистикой я совершенно не собирался. Меня привлекал мир византийской поэзии, которая отчасти сохранилась в современном православном богослужении, а отчасти была незаслуженно забыта. Но вышло так, что я «выиграл в лотерею по трамвайному билету»: оказался в нужное время в нужном месте и получил приглашение поехать в Амстердам учиться библейскому переводу — вот такая неожиданная случайность… если хотите считать это случайностью. Приглашение я принял. Это были курсы, организованные специально для людей из бывшего СССР, где ощущалась такая острая нехватка современных переводов Библии, а на большинство языков переводов не было вообще никаких. Мне понравились эти курсы, я увидел, насколько востребована эта деятельность, понял, что она мне интересна и посильна, помнил я прекрасно и о собственных страданиях над невнятностью и бесцветностью многих страниц старого перевода. И с тех пор я именно переводом Библии в основном и занимаюсь, участвую в различных переводческих проектах, в основном в качестве консультанта, поскольку сам переводить могу лишь на свой родной язык, русский.
Но как же сочетается обращение к Библии как к Слову Божьему с сухим научным анализом этого текста? Для многих это большая проблема. Одним кажется, что верующий христианин обязательно должен принимать каждое выражение Библии в буквальном и прямом смысле: если сказано, что мир сотворен за шесть дней, значит, он возник ровно за шесть суток земного времени, сразу в готовом виде, а думать иначе — значит сомневаться в истинности Откровения. Но, с другой стороны, когда-то люди понимали буквально и те слова Библии, где говорится о движении солнца по небу, и на этом основании отвергали как еретическую саму мысль, будто земля может вращаться вокруг солнца. Другие, напротив, находили в библейском тексте множество несогласованностей, позднейших исправлений и на этом основании начинали редактировать само содержание евангельского текста, выделяя из него некоего «исторического Иисуса», с которым, конечно же, не могли происходить никакие чудеса, потому что чудес, как доказала наука, не бывает. Но ведь чудо на то и чудо, что нарушает законы природы, которые может изучать наука.
Эти споры бывают нескончаемыми и беспощадными, но для меня, как ни странно, они никогда не были особенно значимыми. Может быть, здесь помогла университетская выучка: я не ждал от текста больше того, что он может дать, и я прекрасно понимал, что любой текст отражает реальность не напрямую. Мы говорим «солнце встало» и «солнце село», хотя прекрасно знаем: это не солнце движется по небу, а земля вращается вокруг него. И точно так же два или три тысячелетия назад люди пользовались привычными им оборотами речи: «день первый, день второй»… Ну не было у них понятий «геологический период» или «миллиард лет», просто не было их! Придавать таким внешним чертам текста статус непреложной истины просто неразумно. Первые строки книги Бытие не отвечают на вопрос, за какой срок возник этот мир, но указывают нам на Творца этого мира и говорят, что мир был создан упорядоченным, разумным, удобным для человека и, самое главное, прекрасным. А потом что-то главное испортилось в отношениях между Богом и человеком, и все стало иным.
С другой стороны, меня не смущают и данные науки, например, свидетельства о расхождениях между разными рукописями, порой весьма значительных. Например, греческая версия Книги Есфири на четверть длиннее еврейской! Какая же из них подлинная? Да, у нас нет единого текста, на котором стояли бы личные подписи пророков и евангелистов, но нужен ли он нам? Зато у нас есть некоторое количество рукописей, целиком и полностью согласных в главном. Четыре евангелиста тоже не обо всем одинаково рассказали, потому что жизненный опыт каждого человека уникален и неповторим, и его личная встреча со Христом тоже окажется особенной, не совсем такой, как у всех прочих. Но если мы едины в главном, то мы действительно единоверцы, мы составляем Церковь. Не случайно первые христиане сохранили и приняли как Писание именно четыре наших Евангелия, но отвергли при этом все пересказы евангельской истории, которые противоречили их вере, где они не видели своего Господа таким, каким знали и любили Его. И точно так же множество рукописей, доносящих до нас слова оригинала, составляют Библию, но никакая рукопись по отдельности Библии не равна. Изучать их вполне естественно и полезно, только… сами по себе они не приближают к Богу, и их изучение не приближает. Они лишь дают человеку представление о Нем, подсказывают, куда идти. Пойти или нет — каждый выбирает сам.
Текст Библии — пространство для Встречи, но еще не сама Встреча.
Автор: Андрей Десницкий
Фото: из личного архива А. Десницкого; из архива ХЦ «Возрождение»
