Тема
У древнегреческого поэта Эзопа есть басня о крепком дубе и гибком тростнике. Дуб и тростник поспорили, кто сильней: дуб стоял прямо, не прогибаясь под воздействиями внешней среды, и в результате при особенно сильном порыве ветра был с корнем вырван из земли. Тростник же гнулся по направлению ветра — и остался цел. Эту притчу можно трактовать по-разному. Согласно одному из толкований, дуб олицетворяет все традиционное, все, что строится на авторитете прошлого, уходит корнями в почитаемую древность и несет в себе силу проверенной временем и устоявшейся системы. С другой стороны, тростник, свободный в движении, подчиняется порывам ветра, взаимодействует с окружающим миром, адаптируется к изменениям и, не имея крепости дуба, оказывается более жизнеспособным. Примеров, подтверждающих это правило, очень много. Наука, искусство, политические и социальные институты — практически в любой области жизни мы находим устоявшуюся, консервативную систему, на которой все строится. Системы знаний и умений, системы ценностей, политические системы так же основательны и стабильны, как и столетний дуб, но так же, как и несгибаемое дерево, они тяжело адаптируются к новым условиям и чаще всего ломаются под ветром перемен, уступая место новым структурам.
Одним из наиболее консервативных институтов общества является религия. Любая религия консервативна по определению, так как она всегда основывается на древнем откровении — на явлении бога или его посланца, передавшего людям сокровенное знание о сотворении и устройстве мира. Помимо того, религия — это еще и свод законов и правил, которые остаются неизменными, так как обладают авторитетом того же самого откровения. Именно консерватизм и косность приводили к тому, что все религии древности рано или поздно вымирали, так как переставали соответствовать новым знаниям о мире, новым системам ценностей, новым видам общественных отношений. Эта участь не коснулась только религии Древнего Израиля. Что же позволило библейскому учению о Едином Творце не исчезнуть под натиском времени? Бого-словы находят ответ в уникальной способности этого вероучения сочетать авторитет древности со способностью адаптироваться к новым условиям, или, возвращаясь к нашей притче, совмещать в себе крепость дуба с жизненной силой тростника. Прежде всего это связано с сосуществованием в яхвизме двух одновременно конфликтующих и взаимодополняющих традиций: священнической и пророческой.
Оба эти служения зарождаются одновременно с возникновением ветхозаветной религии и с появлением первого пророка — Моисея и первого священника — Аарона. До исхода из Египта вера в Единого Бога была лишь личным опытом патриархов, который впоследствии передавался в виде предания поколениям евреев, живших в египетском рабстве. Религией народа этот личный опыт становится лишь тогда, когда в нем возникают необходимые структурные элементы — свод законов, ритуалы и священные атрибуты. Все это появляется лишь на Синае. Для сохранения и поддержания священной традиции, а также для посредничества между Богом и народом необходимы служители. И с самого начала служение идет в двух направлениях. Одно из них возлагает на себя ответственность за системные элементы религии и само становится частью этой системы. Это служение левитов и священников.
К левитам относятся потомки Левия, третьего сына Иакова. В древности было принято посвящать Богу первородных сыновей, но после того, как весь народ Израиля отвратился от Господа и поклонился золотому тельцу на горе Синай, Господь передал роль служения колену Левиину (см.: Исх 32:26–29), взяв «левитов из сынов Израилевых вместо всех первенцев, разверзающих ложесна, и провозгласив их Своим племенем (см.: Чис 3:11–13). Небольшая избранная часть левитов, относящихся к прямым потомкам Аарона, получила особый статус и называлась священниками, или коханим. Ни левиты, ни священники не занимались земледелием, их обеспечивали остальные колена, отдавая им десятину от своих урожаев. Для проживания левитам было выделено 48 городов, священники же в основном жили в Иерусалиме при храме. В обязанности левитов входило «носить ковчег завета Господня, предстоять пред Господом, служить Ему и благословлять именем Его…» (Втор 10:8). В период Первого и Второго храмов роль избранных служителей скинии отошла исключительно коханим, только они могли совершать жертвоприношения, и только один из них — первосвященник — мог раз в год входить в святая святых. Помимо исполнения ритуалов левиты в целом отвечали за сохранение откровения и за просвещение.
Таким образом, служение у левитов и священников было жестко регламентировано: священником можно было стать только по праву рождения, жить — лишь в отведенных местах и иметь четко очерченный круг обязанностей. Именно благодаря такой жесткой структуре предания, традиции и законы могли сохраняться почти неизменно на протяжении столетий. Левитское служение было стержнем яхвизма, оно дало ему силу, столь необходимую в поддержании религиозного духа в среде своего народа и в противостоянии влияниям со стороны языческих верований окружающих наций.
Однако времена менялись, менялись обстоятельства, возникали новые духовные потребности, случались духовные и религиозные кризисы. Священническое служение не могло адаптироваться к новым условиям. Но отличительной особенностью яхвизма было то, что это была вера в живого Бога, поэтому кроме священников у Господа были еще и пророки, которые поддерживали с Богом живую связь.
Служение пророков принципиально отличается от священнического. Во-первых, в Израиле не было касты пророков, этот статус не передавался по наследству. Господь мог выбрать Себе в пророки человека из любого колена, любого района Израиля или Иудеи, любого социального происхождения. Елисей был пахарем, Амос — пастухом, Иезекииль — священником. Функции пророков также не были четко очерчены. Так как пророческое служение не было мастерством, связанным с определенным набором передаваемых по наследству знаний и умений, в пророческом служении не было никакой преемственности или системы. Основной задачей пророков было передавать живые слова Господа, которые обращались к конкретной исторической ситуации. Если левиты видели суть своего служения в сохранении буквы закона, то пророки наделяли его живительной силой, трактуя его по-новому в новых обстоятельствах. Они могли обращаться к конкретным проблемам, связанным с отдельными людьми (Нафан и Давид, Елисей и Нееман, Исаия и Езекия), с целым народом (раздел царства, ассирийские завоевания, вавилонский плен) или даже с судьбами всего человечества. И хотя пророчества в основном касались одних и тех же тем — идолопоклонства, несправедливости, мессианских ожиданий, — в каждой новой ситуации эти темы освещались по-разному.
Неудивительно, что эти две традиции периодически вступали в конфликт (Иеремия и Пасхор, см.: Иер 20:1–2). Однако только их сосуществование позволяло ветхозаветной религии оставаться живой верой и не превращаться в закостенелую систему догматов.
В христианскую эпоху функции левитов во многом перешли к священникам и пастырям в церкви. Именно они играют посредническую роль во всем, что касается ритуалов, таинств и обучения. Пророческое же служение прервалось еще задолго до пришествия Христа, с проповедью последнего иудейского пророка Малахии. Через четыре века после Малахии древняя традиция была ненадолго возобновлена Иоанном Крестителем и Самим Иисусом Христом, в чьем служении было много от пророческой миссии. Христос передал дар пророчества вместе с другими дарами Духа Своим последователям: «…каждому дается проявление Духа на пользу… иному чудотворение, иному пророчество, иному различение духов…» (1 Кор 12:7–10). Однако христианское пророчество не выросло до меры ветхозаветной традиции, мы не знаем в истории Церкви таких великих пророков, которые бы в момент кризиса вставали во весь рост со словами «Так говорит Господь» и обращались бы ко всей Церкви с обвинительными речами. И тем не менее христианство живо уже две тысячи лет. Выстаивая в периоды самых ожесточенных бурь и штормов, оно находит в себе жизненные силы, чтобы возрождаться заново. Основной причиной является то, что в новозаветный период изменились сами отношения между Богом и верующим. В библейские времена люди не общались с Богом напрямую, даже в молитвах, обращаясь к Господу, они не ожидали непосредственного ответа. Существовало мнение, что человек, увидевший Бога лицом к лицу, обязательно умрет, поэтому иудеи не стремились к личной встрече с Богом. Один из поздних пророков, Иеремия, предсказывал, что в скором времени эта ситуация изменится: «Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: „познайте Господа”, ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь…» (Иер 31:33–34). Тот крайне важный элемент пророческого служения, который был связан с посредничеством между человеком и Богом, в христианстве стал достоянием каждого верующего. Христианин не только не боится личной встречи, он стремится к ней, не видит себя вне постоянного предстояния перед Богом. И в этом каждый член христианской общины несет в себе черты ветхозаветного пророка.
В споре о том, какой должна быть вера, есть один камень преткновения, о котором нельзя не упомянуть. В вере как устоявшейся системе догм и законов каждая буква миллион раз выверена авторитетом, временем и практикой. Ни у кого не возникает сомнений в том, действительно ли Авраам говорил с Богом, правильно ли Моисей понял требования Господа и стоит ли следовать заповедям. Опыт живой веры, наоборот, принадлежит мгновению, он не подчиняется единым критериям, он может быть не похож ни на что, происходившее ранее. И хотя Второзаконие (см.: Втор 18) определяет черты, по которым можно узнать пророка, из библейской истории мы знаем, что почти каждый раз при появлении нового пророка возникали сомнения, стоит ли ему доверять. То же самое происходит и в личном общении христианина с Богом. Всегда встает вопрос: можем ли мы быть уверены, что слышим именно голос Божий? И тем не менее, несмотря на риск ошибиться, эта свобода личного общения — единственный залог жизненности наших отношений с Господом, так же как в древние времена свобода пророческого слова была единственным условием выживания ветхозаветной веры.
Автор: Мария Каинова
Фото: из архива ХЦ «Возрождение»
