Свидетельство
Никто не любит дух критицизма, когда за каждую ошибку упрекают, осуждают, рассматривают ее под микроскопом. От такого «компетентного критика» все стараются держаться подальше. Их осуждение парализует: я так, например, в их присутствии боюсь что-либо делать вообще.
Что касается меня, то разрушительная сила осуждения некогда управляла мной: подпитывала мою гордыню, равнодушие и была направлена на разрушение человека, мной осуждаемого. Но это было верно лишь до тех пор, пока я сама не оказывалась в неоднозначной ситуации, пока сама не совершала ошибку, за которую осудила бы другого. В такой ситуации я любила, чтобы в отношении меня проявляли милость: «Ничего, с кем не бывает», «Слава Богу, что худшего не натворила», «Бог простит». А людей, которые проявляли ко мне эту милость, вспоминала и вспоминаю с благодарностью.
Взглянуть на себя со стороны кажется не таким уж трудным делом. Но оказывается, что чаще мы следим лишь за тем, как мы выглядим, как себя ведем, что говорим, какое производим впечатление на других и т. д. При этом мы почти не следим за самым главным — за нашим внутренним человеком, который руководит мотивационным процессом принятия решений. А ведь именно это в конце концов и определит наши поступки как добрые или дурные. Мы часто ведем с собой внутренний диалог (иногда, впрочем, он проявляется и вовне): «Да как он мог!», «Я не такая, как…», «Она дождется, Бог ее накажет», «Я с такими, как они, не связываюсь» и так далее.
Вот пример. В один из будних дней я, равнодушная ко всему вокруг и единственно озабоченная тем, чтобы как-то утолить свой голод, иду в метро к эскалатору. Возле него стоит бабушка с повязкой на глазу. Видно, чего-то ждет, ищет. «Просит милостыню», — думаю я и прибавляю шагу. Впереди меня молодая пара. «Помогите мне спуститься вниз, — обращается старушка к мужчине. — Я плохо вижу». Я жду, что мужчина «отморозится» и поедет вниз со своей девушкой. Жду напрасно: он подхватывает бабушку и ставит ее на бегущую ступеньку, а внизу помогает ей сойти с эскалатора. «Она после операции, наверное», — думаю я. Мне очень стыдно за себя.
Ну а что делать с осуждением, если осуждаешь не постороннего человека, а близкого, который причиняет тебе боль? Хочется cтереть из памяти такие моменты.
Вспоминаю, как два года назад мы прощались с папой накануне его дня рождения. На этот семейный праздник я не попадала — у меня начинались занятия в университете, но мы с мамой приготовили ему подарок заранее. Папа провожал меня в университет и повез с тяжелой сумкой на автостанцию. Он выглядел равнодушным и еще более замкнутым, чем обычно. Уже на автостанции перед самым отъездом я поздравила папу с наступающим днем рождения и сказала, что мы с мамой приготовили ему подарок, который он получит завтра. А папа ответил: «Зачем мне твой подарок?» Для меня это были страшные слова: за что? я, как видно, ничего не значу для папы? Я притворилась, будто бы меня не задели его слова: «Ну хорошо…» Села в автобус, стараясь подавить слезы. Как много старых обид вышло тогда на поверхность! Потом еще полтора года саднило: я пыталась справиться с дилеммой, как научиться не отвечать злом на зло, не мстить, как научиться по-доброму относиться к человеку, даже если он тебя ранит. Как улыбаться ему в ответ?
Потом я избегала оставаться с папой наедине. А однажды мама рассказала, что в тот день машина сбила кота, к которому он очень привязался. Так уж бывает, что мы находим утешение в животных, которые не ранят нас, как люди. Почему в тот день я не спросила папу: «Вижу, ты какой-то грустный. Мне кажется, что-то случилось. Что именно?» Скорее всего, папа не ответил бы, а может, все же что-нибудь сказал бы… Но все мое внимание было сосредоточено не на нем, а на его словах «Зачем мне твой подарок?».
Новый Завет говорит нам: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф 7:1–2).
Недавно мы встретились с папой в Киеве, он привез мне передачу из дома. Я соскучилась, обнимаю его, а он с первой минуты встречи начинает упрекать меня по пустякам. Папа выбрал не самый лучший способ общения. Но он, видимо, чем-то задет. Может быть, тем, что я не еду домой и не помогу им посадить картофель? А может быть, кто-то испортил ему настроение. Я резко закрываюсь, и папа сразу чувствует это, становится мягче, начинает что-то спрашивать. Я отвечаю ему кратко, односложно: поздно, папа, я закрываюсь от тебя! И вдруг я понимаю, что пора свернуть с наезженной колеи наших отношений. Ведь на самом деле мне больно, боль копилась годами, а я вместо того, чтобы открыть эту свою боль перед отцом, зову на помощь гордость и наказываю его за проступок показным равнодушием. И я решилась открыться.
Мы садимся с ним в метро, и у меня начинают капать слезы — одна за другой. В нашей семье принято вести себя сдержанно, не плакать. И когда папа спрашивает, почему я плачу, срабатывает привычка: я вдруг говорю с гордостью: «Ничего». Да что же я делаю? Опять двадцать пять! Папа: «Я обидел тебя?» «Да», — говорю. И взрываюсь слезами. Но в этот раз мне не стыдно. Люди смотрят на меня, но для меня эти слезы — победа. Когда я чуть-чуть успокаиваюсь, то объясняю папе причину своей обиды, но без зла, просто. Конечно, первая папина реакция — защита. Но потом оказалось, что я думала о папе хуже, чем он есть на самом деле. Когда мы вышли из вагона, папа сказал: «Прости меня». Вот это да! Вот это Бог!!! Я поднималась по эскалатору и плакала, но не стыдилась этого. Я чувствовала, что я свободна открывать людям свои чувства.
А что делать, когда человек обижает тебя, потому что желает тебе зла? Такой человек опасен. И тут трудно что-то советовать. Тяжело не осуждать такого. Если это близкий человек, то он очень отдалился от тебя. Но такие люди тоже в руках Бога. И они — несчастные грешники, а не торжествующие негодяи. Можно только учиться у Иисуса, убитого людьми, которым Он желал добра. И доверить Богу ситуацию. Осуждением не поможешь.
Автор: Мария Гогуля
Фото: предоставлено автором
