Когда-нибудь ты дорастешь до такого дня, когда вновь начнешь читать сказки. (К. С. Льюис)*
Когда-то в детстве у меня была старая, еще виниловая, пластинка с записью сказки Гофмана «Щелкунчик» под музыку П. И. Чайковского. Я до сих пор помню то феерическое состояние, то чувство радостного ожидания чуда, которое охватывало меня каждый раз, когда я ставила этот диск. С первыми же звуками чарующей музыки, с первыми словами рассказчика я теряла связь с окружающей реальностью и уносилась мыслями туда, где сбываются мечты, где добро всегда торжествует над злом и каждый день достоин подвига. Эти ощущения не покидали меня даже тогда, когда раздавались финальные аккорды и звучали последние напутственные слова сказочника: «Если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи и прозрачные марципановые замки, словом, всякие чудеса и диковинки…» Я всем сердцем верила, что это правда. Скорее всего, это была даже не вера, а открытие очевидной истины, истины радостной и многообещающей, потому что я знала, что у меня есть глаза и я смогу все это увидеть. Оставалось только ждать, когда чудесный мир явит свое присутствие.
Эти воспоминания вернулись ко мне, когда я размышляла над темой номера. Сначала я пыталась понять, где берет истоки жажда Бога и в чем ее суть. Обычная жажда — это важная физиологическая потребность, которая возникает у человека с самого рождения, без воды мы не можем прожить и трех дней. А что можно сказать о жажде Бога? С какого дня она начинается? Сколько часов, дней, лет человек может прожить без Бога? Как зафиксировать духовную смерть, которая происходит в результате «обезбоживания»? Я нашла для себя ответ на эти вопросы, проследив путь собственной веры, обратившись к первому опыту соприкосновения с миром незримого. Я поняла, что чувство томящей потребности в том, что сегодня неразрывно связано для меня с образом Бога, я впервые ощутила еще в раннем детстве, встретившись со сказкой. Именно сказка учит нас многому из того, что становится впоследствии таким жизненно необходимым в общении с Господом.
В первую очередь сказка — это история чуда. Именно чуда мы ждем с замиранием сердца, чудо вызывает в нас по-детски непосредственную радость, ликование всех чувств. Оно учит нас, что мир не ограничивается лишь видимым и рациональным, чудо позволяет нам преодолеть конечность и обыденность окружающей действительности, увидеть незримое и поверить в несбыточное. И тем самым сказка готовит нас к встрече с Богом. Кроме того, чудо заставляет нас поверить в самих себя. Добрые герои сказок открывают в себе невероятные способности, обретают непревзойденный ум, смелость или красоту. Но в каждом случае эти свойства являются лишь продолжением врожденных способностей, волшебство лишь помогает им раскрыться, как бы срывает внешний покров, удаляет все наносное и ненужное — копоть с лица Золушки, страх из сердца льва и неуверенность из соломенных мозгов Страшилы. Когда мы приходим к Господу, обретение самого себя также становится одним из главных и самых радостных откровений. Преодолевая границы этого мира, мы обнаруживаем также и относительность собственных внутренних границ, открывая в себе невероятные возможности духовного преображения.
Мир сказки с детства действует на нас чарующе еще и потому, что он строится на иных принципах, чем мир реальности. В нем царят красота, добро и справедливость. Кажется, что присутствие злых гениев в сказке необходимо лишь для того, чтобы подчеркнуть достоинства положительных героев и еще раз доказать, что добро всегда торжествует над злом. В какие бы перипетии ни попадали герои, какие бы козни ни строили им их враги, каким бы безвыходным ни казалось нам их положение, мы всегда знаем, что в сказочной жизни есть своя незыблемая логика событий, и с радостным предвкушением ждем, когда же рыцарь победит драконов, дровосеки вытащат Красную Шапочку непереваренной из живота волка, а Иванушка достанет Жар-Птицу и женится на Василисе Прекрасной. Вера в простое и справедливое устройство мира является основой детского мироощущения, дает детям чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне. Взрослея и видя вокруг много примеров, доказывающих обратное, мы теряем это чувство. Возможно, нет ничего более страшного, чем оказаться во вселенной, где царит слепой рок или же где побеждает закон джунглей и сильный пожирает слабого. Обретая Бога, мы снова обретаем веру в справедливость и осмысленность происходящего. Нельзя сказать, что реальная вселенная живет по тем же законам, что и сказка, — Екклесиаст учит нас, что мир сложнее и само понятие справедливости в нем менее однозначно, чем нам бы хотелось. И все же знание, что наш путь имеет начало и конец и у Господа есть замысел, которому все подчиняется, включая и наше маленькое личное существование, является благой вестью.
Мотивы красоты и любви так же важны в сказке, как и в библейском понимании творения. Красота в сказке не имеет ничего общего с греческой концепцией красоты как гордого совершенства, противопоставляющего себя любым физическим недостаткам и изъянам. Это также и не современная глянцевая красота на продажу. Красота сказочных героев — это всегда отражение их внутренних достоинств, она привлекательна для читателя только в том случае, если сочетается с добротой, великодушием, храбростью. Антонимом этой красоте является уродство не физическое, а духовное. В сказках братьев Гримм милому очарованию Белоснежки противостоит высокомерный блеск Мачехи. У Гофмана и Оскара Уайльда конфликт между внешностью и внутренним содержанием неизбежно приводит к внешнему преображению — неуклюжий, но храбрый Щелкунчик превращается в прекрасного принца, а неотразимый, но жестокий Звездный Мальчик становится маленьким уродцем. К сожалению, внешняя красота скомпрометировала себя тем, что во многих культурах, в том числе в современной цивилизации, она прославлялась и прославляется в отрыве от внутреннего содержания. Мы скорее даже привыкли к мысли, что добрые качества лучше уживаются со скромной и неброской внешностью. Однако Творец создал мир прекрасным, и мы интуитивно чувствуем потребность в этой красоте, узнаем внешнее совершенство в золотом сечении, в изяществе линий, в идеальном подборе красок. И тоска по красоте живет в нас как тоска по потерянному раю.
Тема любви почти так же присуща сказке, как и чудо. Это не обязательно любовь принца к прекрасной девушке, это чувство может связывать разных героев — братьев и сестер («Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Гуси-лебеди», «Хроники Нарнии»), отца и сына («Буратино»), Крестную и крестницу («Золушка»), близких друзей («Волшебник Изумрудного города», «Властелин колец») или даже человека и животное («Конек-Горбунок», «Иван царевич и Серый волк»). При этом любовь в сказке воспринимается не как эмоция, она является самостоятельной силой и часто играет решающую роль в сюжете. Иногда она даже действует как будто бы помимо героев. Именно любовь часто оказывается тем последним оружием, которое дарит победу над врагом и новую жизнь. Любовь оживляет Спящую Красавицу, любовь растапливает лед в сердце Кая, любовь дает силы совершить невозможное. И если красота в сказке противостоит злу, то любовь часто соперничает с самой смертью, воскрешая библейские слова «…крепка как смерть любовь… стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный» (Песн 8:6).
Стоит, правда, отметить, что сказки бывают разные, и упомянутые темы и мотивы в них встречаются не в равной мере, бывают и такие, что несут в себе совсем иные ценности. В целом многие исконно народные сказки уходят корнями в различные языческие верования и соответственно отражают чужое для нас мировоззрение. Так, неадаптированные греческие мифы содержат немало жестокости и далеко не всегда знаменуют победу добра и справедливости. То же можно сказать и о многих книгах, написанных в последние десятилетия и отражающих ценностную систему современного общества с его бездуховностью и развращенностью. Эти истории часто превозносят силы зла, а в качестве героев прославляют вампиров, оборотней и демонов. Надо сказать, что и воспринимаем мы эти творения иначе — у нас не возникает чувства светлой и чистой радости при встрече с ними, мы не тоскуем по возможности навеки поселиться в таком «сказочном» мире и подружиться с его героями.
Старая добрая сказка, какой мы ее знаем и любим с детства, та, что поражает воображение и будит мечты, — это прежде всего произведение христианской культуры. Даже если Господь не присутствует там в молитве или в иносказательном образе, эти сказки все равно основаны на библейских заповедях. Все великие сказочники прошлого и настоящего — братья Гримм, Вильгельм Гауф, Эрнст Теодор Амадей Гофман, Ханс Кристиан Андерсен, Клайв Льюис, Джон Рональд Руэл Толкин – были верующими людьми и отражали христианское видение мира.
Увлечение сказкой не проходит никогда, и мы с той же радостью возвращаемся к ней, когда наступает время читать на ночь своим детям, а затем и внукам. Единственное, что меняется, — это детская вера в возможность попасть в эту сказку, «увидеть сверкающие цукатные рощи и прозрачные марципановые замки». И лишь для некоторых из нас наступает день, когда сказка становится былью. Происходит чудо встречи с Богом, который открывает для нас иную реальность, ту, что всегда окружает нас, «если только у нас есть глаза». В этом мире также есть место чуду, которое преображает нас и окружающую нас действительность. В этом мире всегда есть место добру и красоте. В этом абсолютно реальном и в то же время всегда чуть-чуть сказочном мире обязательно рано или поздно побеждают добро и справедливость. И в этом мире хочется жить.
*Из надписи на экземпляре книги «Лев, колдунья и платяной шкаф», посвященной крестной дочери писателя Люси Барфилд.
Автор: Мария Каинова
Фото: РИА Новости