— Андрей Борисович, недавно вышел из печати двухтомник «История России. ХХ век», главным редактором которого вы являетесь. В аннотации к нему написано, что история «требует не только фиксации фактов, но и их нравственного осмысления». В наши дни, как, впрочем, и много веков назад, многие скажут вам, что все в мире относительно. С каких позиций эта книга оценивает факты истории?
— Человек, строй его жизни не может быть относительным. Жизнь человека, его свобода и достоинство — это абсолютные ценности. Ни один человек не поступится своей жизнью, свободой, достоинством, но их можно у него отнять вопреки его воле. Авторы проекта считают, что то общество, тот режим, тот политический строй, те государственные действия, которые ведут к расширению свободы, достоинства человека, охране его жизни, могут быть оценены положительно, а те, которые ведут к их уменьшению, могут быть оценены только отрицательно. И поскольку ХХ век для нашей страны был временем колоссальных злоупотреблений именно жизнью, свободой и достоинством человека, то этот век, конечно, мы описываем как век в целом трагический. Но эта же оценка позволяет нам очень четко разделить тенденции и людей на тех, которые стремились к утверждению человеческого достоинства, свободы и благополучия, и тех, которые фактически отнимали у народа свободу, достоинство и благополучие для того, чтобы у них самих всего этого было в избытке. Поэтому историю ХХ века мы оцениваем именно с позиций человека.
— Над проектом работал огромный авторский коллектив. Это большой плюс для книги такого рода, так как авторы имели возможность донести до читателя свои знания о времени, которым они профессионально занимались. Что было для вас как руководителя проекта главным при выборе авторов?
— Главными я бы назвал два момента. Во-первых, это действительно высокий профессионализм. Дело в том, что за двадцать лет, прошедших после падения коммунистического режима, у нас открылись архивы, были опубликованы документы, написано много прекрасных исследований по отдельным узким темам русской истории. Но эти книги и публикации остались в основном достоянием ограниченного круга историков. Широкое общество не имеет доступа к такой качественной исторической литературе не потому, что она запрещена или закрыта, а потому, что она специальна.
Наша книга адресована широкому кругу читателей. И нам надо было собрать специалистов по отдельным периодам истории России ХХ века, чтобы они свои профессиональные знания передали обществу. Мы отбирали, как правило, лучших исследователей в той или иной сфере, например, о времени холодной войны мы просили писать Владислава Зубака (Университет Темпл, Филадельфия, США), о русской эмиграции — профессора Университета Париж-1 Никиту Алексеевича Струве, о русском либерализме начала XX века — доктора исторических наук Алексея Алексеевича Кара-Мурзу и так далее.
Вторым фактором было некое единство воззрений. Если люди, например, считали, что высшей ценностью является не человек, а, скажем, государство, империя, что человека разумно приносить в жертву модернизации или строительству империи, то мы не могли пригласить таких ученых в авторский коллектив, потому что их концептуальные подходы были перпендикулярны нашим. Поэтому наш проект — это и собрание единомышленников тоже. Слава Богу, среди ученых их нашлось немало.
— Какие ключевые моменты нашей истории особенно повлияли, на ваш взгляд, на формирование характера русского народа?
— Если говорить об истории России вообще, то, по сути говоря, ключевыми в ней были три момента. Во-первых, это принятие христианства. Во-вторых, это отказ от исихастской1 традиции преподобного Сергия и нестяжателей2, который произошел в XV веке, в эпоху правления Ивана III и Василия III, и победа иосифлянской3 традиции над нестяжательской — победа внешнего христианства над внутренним. Отсюда проистекают другие очень важные моменты русской истории: самопроизвольная автокефалия Русской церкви4 и более чем на век нахождение Русской церкви в расколе с мировым православием (с 1447 года по 60-е годы XVI века).
Третьим ключевым моментом стало крепостное право. Дворянство, составлявшее в начале XVIII века 1,5 процента населения России, полностью поработило более 90 процентов населения страны и постепенно превратило в бесправных рабов, не имевших собственного имущества, не имевших права на создание семьи без воли рабовладельца и на подачу исков в суд на своих рабовладельцев. Это рабское состояние и оправдание этого состояния Русской церковью имели самые фатальные последствия для истории России ХХ века.
В ХХ веке ключевыми моментами стали революция, гражданская война и тот выбор, который во время гражданской войны сделала большая часть русского народа. Люди не сделали выбора в пользу нравственного закона, который отстаивали белые, а, в общем-то, согласились с красными, с их предложением не защищать родную землю от врага, грабить награбленное и в итоге преследовать и убивать представителей высшего государственного сословия, элиты. Все это в конечном счете привело к установлению тоталитарного режима, к культурной деградации общества, к разделению общества на эмиграцию и внутреннюю Россию, и наконец, к тому несчастному состоянию, в котором русское общество находится в настоящее время.
— Какие вы можете назвать основные черты русского характера, позитивные и негативные?
— Мне трудно говорить о чертах характера, но, пожалуй, очень важно сказать о чертах, мешающих сегодня возрождению нашего общества.
Каждый из нас может сейчас находить свои пути к Богу, свои культурные, нравственные цели, но умения самоорганизоваться в нас нет, мы не можем создать нормального государства сами и так далее. Все это не случайно, потому что эти качества были практически уничтожены в народе за период советской власти. А ведь когда-то русское общество умело организоваться: оно образовало, например, городское самоуправление, земства, совершенно независимые от государственной власти; в конце концов, какая-никакая, а революция произошла — тоже надо было самоорганизоваться.
В советское время все активные самодостаточные люди, те, кто мог повести за собой других, и притом на дело честное и доброе, или покинули Россию, потому что не могли терпеть злодеяния режима, или выступили против него и, естественно, этим режимом были уничтожены. Сохранились и родили детей те, кто шел на компромисс, на сотрудничество со злом, подчинялся ему, отказывался от коллективного сопротивления злу. Негативные последствия всего этого наше общество имеет в настоящее время. Так что у нас, если угодно, сейчас тяжелая, проблемная социальная генетика.
— В связи с этим: как вы относитесь к теории пассионарности этноса5? И считаете ли вы, что русский этнос пережил пик своей пассионарности и его ждет вымирание или вытеснение другими народами?
— Идея Льва Гумилева не имеет духовной составляющей. Для Гумилева духовное — это следствие пассионарности, а не причина ее. Я же думаю иначе. Дело в том, что, когда человек вершит добрые дела, открывая свою душу Богу, он становится посланником Божиим на земле, то есть тем, кто желает творить Его волю. Тогда он получает огромную силу, огромную энергию от Духа Божия, и это не passion, не страсть, конечно. Тогда возрождаются и сам человек, и его семья, и общество, и страна. Когда же человек своими неправильными действиями отсекает себя от Бога, а это именно и произошло в России в эпоху выбора иосифлянства, в эпоху крепостного права, в эпоху выбора красных в гражданскую войну 1917–1922 годов, то тогда он теряет эту силу. Им может владеть лишь страсть к разрушению, к злу. Мы не можем отрицать того, что в ХХ веке революционная страсть владела нашим обществом. И это была страсть, которая разрушила, как пели в русской версии «Интернационала», человека и общество «до основания». И поэтому мне кажется, что если русское общество обратится снова к духовным ценностям и откроет для себя Бога, то тогда в нем появится и энергия жизни, и, соответственно, созидательная сила.
Если говорить о положительных процессах, которые сейчас происходят в России, пожалуй, самый из них обнадеживающий — это постепенное обращение русского общества, особенно части молодежи, которая жила и формировалась уже в послекоммунистическое время, к религии, к поиску Бога. В этом источник надежды на возрождение России, несмотря на все те отрицательные качества и тенденции, которые вырастают из нашего прошлого.
— Может ли нам помочь ваша книга «История России. ХХ век» переосмыслить свою историю? В каком случае возможно все же сделать выводы из нашей истории, чтобы не оказаться в очередном тупике?
— Для этого наша книга, собственно говоря, и писалась. Она дает честную экспликацию истории, которую вершили не какие-нибудь космические пришельцы, а наши деды, прадеды, прапрадеды. У каждого из нас есть семейные предания о жизни отцов, дедов в 50-е, в 30-е годы, в 10-е годы. Свои предания люди соединят с общей историей, включат в общий контекст и сделают выводы, которые, кстати, могут быть самыми разными, потому что человек всегда свободен. Нашей задачей было дать людям фактуру, сумму прожитой русским народом жизни. А уж оценить эту жизнь каждый человек должен сам, так же как и свою личную жизнь.
— История изучает прошлое, но от нашего отношения к прошлому зависит, каким будет наше будущее. Каков ваш прогноз относительно будущего России?
— Будущее, как отдельного человека, так и страны и народа, всегда открыто. Все зависит от того, какой выбор мы делаем. Наверное, иначе бы сложилась судьба России, если бы русское общество сделало выбор в XV веке не к Третьему Риму6, а внутрь собственного сердца, как призывал преподобный Сергий. Памятники культуры есть зеркало духовного состояния общества. В России духовная живопись, например, заканчивается Дионисием как раз в конце XV века. И это не случайно, потому что общество тогда сделало неправильный выбор.
А вот европейское общество эпохи пред-Ренессанса и Ренессанса сделало другой выбор — отсюда великолепная духовная культура этого периода. Конечно, там были и злодеяния — Медичи, Елизавета Английская, но одновременно мы видим и мощный взрыв духовной культуры.
В XVIII веке в России произошла поверхностная вестернизация высшего сословия, и оно предпочло эту поверхностную вестернизацию постепенному созиданию всего общества в целом. Это был сознательный выбор.
В эпоху Екатерины II было созвано совещание по созданию нового уложения законов, и на этом совещании дворяне просили свободу только для себя, а крестьян желали поработить еще больше. Ясно, что это был неправильный путь. Ну и, наконец, очевиден для нас выбор гражданской войны в ХХ веке. Это был преступный выбор. Тогда народу было дано видеть и богоборчество коммунистов, и красный террор, и убийство священников, и грабеж, и голод. Белые при этом дали людям возможность присоединиться к их военной силе, уже организованной и дошедшей до Орла и до Перми. Белые освободили часть России с населением 60 миллионов, но их армия суммарно никогда не превышала 300 тысяч. Значит, большинство людей — а мобилизацию проводил только Колчак — с ними не пошло. Это ясно из мемуаров.
Таким был выбор наших дедов и прадедов. Вопрос в том, какой выбор сделаем мы. Захотим ли мы быть с коммунистическим государством дальше, иметь лениных и мавзолеи на наших площадях и оставаться людьми послесоветскими, или же мы захотим восстановить правопреемство с докоммунистическим государством, принять на себя его ошибки, исправить их собой и тем самым обрести внутреннюю силу для дальнейшего развития — так сделала, собственно, вся Восточная Европа.
Вот такой у нас выбор. Третьего, как всегда в таких ситуациях, не дано. Нельзя отсидеться, как нельзя было отсидеться во время гражданской войны. Точно так же обстоит дело и с выбором религиозным, духовным.
— Как историк, изучавший мировые религии и культуры, каким вы видите место России внутри мирового сообщества? Сегодня можно услышать, что из Третьего Рима мы превратились в третий мир. Может ли Россия сегодня нечто сказать миру?
— Во-первых, Третьим Римом Россия никогда не была. Это надо ясно сказать. Эта идея появилась в XV веке, когда Россия была глубокой провинцией христианского мира. Достаточно сравнить романские соборы предмонгольской Руси — они красивые, конечно, — в Юрьеве-Польском, во Владимире с романскими соборами той же эпохи в Испании, во Франции, в Италии. И мы сразу видим масштаб — провинция это или культурный центр. Также и Андрей Рублев был учеником Феофана Грека, принесшего на Русь культуру Византии, Европы. Не забудем, какое значение для русского общества XVI века имел всего один греческий ученый, Максим Грек, пришедший из Падуи. Тогда мы были глубокой провинцией. Поэтому все наши претензии на Третий Рим провинциальные, смешные.
Россия стала одной из великих европейских держав после победы Александра I над Наполеоном в 1814–1815 годах, но это была иллюзорная державность. Поскольку не та держава великая, у которой самая большая армия, а та, которая имеет наиболее свободный достойный народ. А наш народ был неграмотный: еще в 1911 году две трети новобранцев, молодых мужчин, не умели ни читать, ни писать. Какая же это великая держава?
Если во главу угла ставить силу, тогда орды Чингисхана были великой державой. Не дай Бог нам быть такой державой.
И в третий мир мы не превратились. Мы остались великой культурой — с Толстым, Владимиром Соловьевым, замечательной культурой русской эмиграции, с замечательным нашим прошлым, с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским и с нашими новомучениками, с нашей трагической, но и великой историей ХХ века. Великой потому, что находились миллионы людей, которые сопротивлялись этому ужасному большевистскому злу. Это один из самых славных моментов нашей истории, о котором мы, кстати, много говорим в нашей книге.
И сегодня все зависит от того, что выберет наш народ: славу мира сего — этот Третий Рим — в очередной раз или же внутреннее строительство собственной души, внутреннее строительство общества — ответственное, трудное и при этом единственно спасительное для народа. От этого зависит наше будущее.
— Вы много преподаете в разных учебных заведениях. Что вы говорите своим студентам, своим слушателям, когда они задают вопросы о смысле жизни?
— Я им говорю, что жизнь имеет исключительно глубокий смысл. Проблема не в том, чтобы как-то провести те годы, которые отпустил нам Бог, проблема в том, чтобы максимально реализовать в себе тот образ Божий, который у каждого уникален, у каждого он отличается от другого. И нет ни одного человека, который вышел бы из утробы матери и не имел бы высокой цели, потому что Бог ничего не делает зря и впустую. Надо просить у Бога, чтобы Он указал человеку на цель его жизни, стараться своими неправильными поступками, своими грехами не отделить себя от Бога и от своего собственного жизненного пути, который всегда радостен, всегда благ и всегда в конечном счете дает то, что мы называем самореализацией. Если мы служим Богу и исполняем Его волю, мы всегда совершаем самореализацию. А если служим себе, мы никогда не реализуем себя и в итоге окажемся у разбитого корыта.
— Спасибо вам, мы с нетерпением ждем вашей новой книги «Размышления над русской историей» и ваших учебников по религиоведению.
— Спасибо. Книга «Размышления над русской историей», Бог даст, появится в 2010 году.
1 Исихазм (древнегреч. ἡσυχία — «спокойствие, тишина, уединение») — это практика непосредственного личного богосообщения путем молитвенного самоуглубления. Разумеется, речь идет не о буквальном, физическом, общении, а о духовном, внутреннем.
2 Нестяжатели — духовное течение реформаторского толка на Руси в XV веке. Течение получило свое название потому, что его представители выступали против «стяжания» церковью земель и другого имущества. Основатель и глава нестяжательства — Нил Сорский (Николай Майков), продолжатель дела преподобного Сергия Радонежского.
3 Иосифляне — последователи Иосифа Волоцкого, представители церковно-политического течения в Русском государстве в конце XV — середине XVI века, отстаивавшие идею тесного сотрудничества церкви и государства и оправдывавшие церковное землевладение и владение крепостными крестьянами.
4 В 1439 году во Флоренции прошел VIII Вселенский собор, принявший решение об унии православной и католической церквей. На соборе присутствовал митрополит всея Руси грек Исидор, горячий сторонник объединения церквей. Однако в Москве не приняли унии. Исидор был арестован, затем бежал в Литву. На традиционное назначение нового митрополита из Константинополя не приходилось рассчитывать, поскольку греки приняли в то время Флорентийскую унию. Новым митрополитом всея Руси стал Иона, выбранный в 1448 году собором высших русских иерархов без согласия на это константинопольского патриарха. После восстановления православия в Константинополе в 1453 году, русские продолжали поставлять себе митрополитов сами, что и вызвало отлучение их от церкви константинопольским патриархом.
5 Пассионарная теория этногенеза была предложена Львом Гумилевым в 60-х годах ХХ века. Она описывает исторический процесс как взаимодействие развивающихся этносов с вмещающим ландшафтом и другими этносами. Пассионарность — это непреодолимое внутреннее стремление к деятельности, направленное на осуществление каких-либо целей. Цель представляется пассионарию ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни и счастья современников и соплеменников. Народ, по Гумилеву, обладает определенной степенью пассионарности — высокой или низкой, что, соответственно, приводит либо к его развитию, либо к вырождению.
6 Представление о Москве как о Третьем Риме сложилось в период возвышения Московского княжества в XV веке. Московские великие князья, притязавшие начиная с Иоанна III на царский титул, провозглашали себя преемниками римских и византийских императоров.
Автор: Екатерина Гуляева