Тема
Во времена катастроф и бедствий люди всегда снимались с мест, ища убежища. Однажды после богослужения мы собрались за обедом. К нам присоединились несколько человек, которые вынуждены были покинуть свой дом, и наша давняя подруга Сандра. Мы ели, разговаривали.
Гости делились историями о своей прошлой жизни. Естественно, разговор перешел к будущему. Женщины сказали, что решили пожить в чужом краю, пока дома все не уляжется.
Неожиданно Сандра сказала:
— Где бы вы ни остановились, вам надо искать детям школу и начинать учить язык.
Гости переглянулись:
— Но мы ведь ненадолго. Просто переждем и вернемся домой.
Сандра ответила:
— Не обманывайтесь и не теряйте времени. Я больше тридцати лет работаю среди беженцев. По опыту скажу: путь возвращения домой зачастую занимает много лет, а иногда и десятки лет. Не ждите конца. Начинайте жить сейчас. Учитесь жить там, куда вас привел Бог.
Женщины слушали молча, и слезы катились по их щекам. Я понимал, как трудно им принять новую реальность. То, о чем Сандра предостерегала женщин, профессор и писатель Владимир Серкин назвал «синдромом отложенной жизни»1. Это модель поведения, когда человек убеждает себя: нужно немного потерпеть, подождать — и потом начнется настоящая жизнь, или все будет как прежде. Всем нам с детства знакомы такие фразы: «Вот окончишь школу — и тогда…», «Вот вырастешь — и тогда будешь…». Людям, оказавшимся вырванными из привычного контекста, приходится заново определять себя, свою идентичность и место в обществе. Те, кто бежит от конфликта или кризиса, чаще всего откладывают вопрос призвания «на потом», когда все «вернется к норме». А может, кризис перемещения и есть новая нормальность, в которой принимаются призвание и миссия?
Много лет в служении мне доводилось сталкиваться с детьми, пострадавшими от «отложенной жизни» их родителей — тех, кто выбирал трудовую миграцию и годами мечтал вернуться и зажить. Но проходило время, дети вырастали и уходили, а мигранты продолжали жить с мыслью: все будет хорошо, вот только соберу немного денег на квартиру. Понятно, что быть беженцем и трудовым мигрантом не одно и то же, однако у обеих категорий есть сходство: люди оказываются растянутыми между двумя мирами — между домом и работой, между родным и чужим городом2. Этот сценарий снова и снова повторялся в судьбах десятков тысяч семей трудовых мигрантов, а теперь — в жизни беженцев.
Широкий контекст этого короткого диалога заставил меня взглянуть на вопрос идентичности и призвания с иной стороны. Призвание — в пути: от прошлого, которого уже не вернуть, к будущему, которое еще только вырисовывается на горизонте. И перед каждым, кто оказался в этом разломе «жизни между», стоит задача пересобрать или заново открыть свое призвание на ходу — посреди быстро меняющихся обстоятельств.
Меня заинтересовал вопрос: как выглядит понимание своего профессионального и жизненного призвания у людей, вырванных из привычного контекста, которые по разным причинам остались без обычных точек опоры? Ведь в таком положении рано или поздно может оказаться каждый из нас.
Самым ярким, на мой взгляд, примером пересборки идентичности и призвания в пути служит отрывок из книги пророка Иеремии — письмо евреям, оказавшимся в первой волне изгнания в Вавилон: «Вот слова письма, которое пророк Иеремия написал из Иерусалима к уцелевшим старейшинам среди пленников, к священникам, пророкам и ко всему народу, который был уведен Навуходоносором в плен из Иерусалима в Вавилон…» (Иер 29:1–2).
Политическая, религиозная, управленческая и профессиональная элита Израиля — целый социальный слой — была вырвана с корнями из своих мест и брошена в чуждый контекст. Они оказались в этом положении не по своей воле. Они этого не планировали и, сколько могли, сопротивлялись. Но, вопреки своим желаниям, они стали жить на чужбине, и у них почти ничего нет. Что же делать дальше? Как жить в новой реальности? Кто они и какое место могут занять среди множества народов, языков и верований? Беженцы Израиля, вероятнее всего, стремились переждать бурю и дождаться, когда Бог все исправит — накажет ненавистный Вавилон и вернет их домой.
Однако пророк передает им иное послание: «Так говорит Господь Сил, Бог Израиля, всем, кого Я отправил в плен из Иерусалима в Вавилон: стройте дома и селитесь, разводите сады и ешьте их плоды. Женитесь и рожайте сыновей и дочерей, берите жен своим сыновьям и выдавайте дочерей замуж, чтобы и у них рождались сыновья и дочери. Пусть там вас становится больше, а не меньше. Желайте мира и благополучия тому городу, куда Я отправляю вас в плен. Молитесь Господу о нем, потому что при его благополучии и вы будете благополучны» (Иер 29:4–7, НРП).
В этом послании важны несколько моментов. Во-первых, изгнание обозначено как действие Бога, а не как вышедшая из под Его контроля ситуация. Бог говорит своему народу: вы находитесь здесь не по ошибке; вы здесь для выполнения Моих целей. И это полностью меняет оптику толкования событий. Во-вторых, следующий список повелений указывает изгнанникам на их новую миссию: вкладывайтесь в недвижимость, стройте бизнесы, расширяйте семьи, заботьтесь о благосостоянии города, молитесь за этот город, и будет вам мир. «Ведь Я знаю Мои намерения о вас, — возвещает Господь, — намерения принести вам благополучие, а не беду, даровать вам будущее и надежду» (Иер 29:11–12) — слова Господа делают более четкой эту перспективу. Уверен, для читателей того письма такое будущее было неожиданностью — в какой-то мере даже возмутительной, противоречащей всему, что израильтяне до сих пор слышали. Как это — желать мира врагам и городу, полному идолов и зла? Однако получатели письма, подобно Даниилу, Анании, Месаилу и Азарии, во всем происходящем увидели волю Бога, они поняли, что суверенитет Бога распространяется и на эту страну, и теперь с этой страной связана судьба и благополучие Божьего народа. Они поверили, что намерения Господа — для них благо, и, даже будучи пленниками, они призваны быть послушными воле Бога, поверили в свою будущность и в то, что Бог будет отвечать на их молитвы. В итоге, как мы знаем, Даниил и его друзья продолжали следовать своему призванию, пережив смену четырех империй.
И надо сказать, что это не было чем-то новым для Божьего народа. История спасения — это история перемещенного народа, людей в пути. Авраам получил от Бога призыв: «Оставь свою страну, свой народ и отцовский дом и иди в землю, которую Я тебе укажу» (Быт 12:1). Отправляясь в неизвестность, он не знал, что его ждет, и оттого ему приходилось на ходу принимать решения и выбирать направления — не всегда правильные. Но именно в этом пути он получил уникальный опыт познания Бога, Его обещания и вошел в завет с Ним — то, что определило миссию его потомков.
Народ Израиля сформировался в результате исхода из Египта — вынужденного переселения и странствия по пустыне. Это определяющее событие стало основанием для Божьей заповеди любить и заботиться о пришельцах, которое многократно, более 80 раз, повторяется в еврейских Писаниях: «И вам следует любить чужеземцев, потому что вы сами были чужеземцами в Египте. Бойся Господа, своего Бога, и служи Ему» (Втор 10:19–20).
С этой точки зрения жизнь мигранта или беженца не только разрыв и травма, но и новая оптика, из которой рождается призвание и миссия3. Принадлежность «растягивается» между странами и сообществами, а с ней — духовная идентичность и способность видеть горизонт Божьей миссии в повседневности.
Тема призвания в миграции достигает богословского апогея в лице Иисуса. Его земная жизнь — вот высший акт перемещенности: Сын послан Отцом (Ин 6:38–40). В младенчестве Иисус с родителями вынужденно перемещен в Египет, спасаясь от Ирода (Мф 2:13–15). Во взрослой жизни Он странствующий проповедник, который сказал о Себе: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову» (Лк 9:58). Иисус покинул славу небес, чтобы примирить человечество с Богом, став живым мостом между божественным и человеческим. В этом смысле Христос — архетип мигранта: искупив человека, Он искупил и сам опыт перемещенности, превращая его из последствия грехопадения в инструмент Божьего посланничества.
В таком контексте рассеяние — это форма участия в Божьем замысле. Люди, потерявшие дом, но сохранившие веру, становятся «письмом Христовым» (ср. 2 Кор 3:2–3). Их путь, их боль и надежда свидетельствуют о Евангелии даже без слов4. Значит, призвание не всегда реализуется в так называемом активном служении. Часто именно повседневность, прилежность в работе и верность в трудностях становятся посланием миру. Призвание — не статичный набор обязанностей и не только профессиональная роль. Это само участие в Божьей миссии (Missio Dei), которая продолжается независимо от географии и обстоятельств5. Бог использует движение народов для распространения Вести о Христе. Поэтому призвание мигранта или беженца раскрывается как миссия: быть свидетелем Божьей работы там, куда человека привели обстоятельства. А готовность пуститься в странствие —неотъемлемая часть христианского мировоззрения6.
Нельзя не признать: миграция — опыт дезориентирующий и порой травмирующий, вызывающий кризис идентичности, когда люди оторваны от укорененных культурных, социальных и политических маркеров. Путь перемещения вынуждает вести «переговоры» между идентичностью происхождения и новой идентичностью принимающей страны. Христианин мигрант живет на периферии новой культуры, лишенный привилегий и власти, возможно привычных в родном контексте. По сути, он становится «народом, посланным в Вавилон». Это перемещение заставляет его быть воплощением Божьего послания в конкретной, нередко сложной реальности новой общины. Здесь уже нельзя опираться на прежние структуры или культурное превосходство. Призвание и миссия в пути всегда осуществляются в условиях уязвимости — вдали от тактики силы и власти.
Подводя итог, хочу сказать: призвание христианина в пути — это способность и задача видеть Бога в действии, становиться мостом, естественно соединяющим разные культурные сообщества. Новая идентичность не замыкается в трещине «ни там ни здесь», а, напротив, раскрывается в миссиональной форме — быть для обоих миров7. Такое понимание придает миссии и посланию диаспоры особую силу. То, что воспринимается как потеря дома, становится новым горизонтом призвания. И, оказавшись в подобном положении, мы призваны учиться доверять Богу и открывать свое призвание и послание в новых, порой неожиданных обстоятельствах.
1 Проф. Серкин, В. П. Социально-психологические причины миграции населения северо-востока России. Сборник научных статей II Международной научно-практической конференции «Личность в экстремальных условиях и кризисных ситуациях жизнедеятельности». С. 166.
2 Said, E. W. в: Scattered and Gathered: A Global Compendium of Diaspora Missiology (eds. Sadiri Joy Tira, Tetsunao Yamamori, Oxford: Regnum, 2016). P. 123.
3 Scattered and Gathered. P. 47.
4 Scattered and Gathered. P. 301.
5 Бош, Д. Преобразования миссионерства. Сдвиги парадигмы в богословии миссионер. деятельности. СПб.: Христианское общество «Библия для всех», 1997. С. 389.
6 Вольф, М. Презрение и принятие. Изд. «Коллоквиум», Черкассы, 2014. С. 33.
7 Scattered and Gathered, Payne; Smith. P. 72.;
Фото: gettyimages.ru
