Богословие повседневности

Как обыденная жизнь человека связана с «высокими материями»? Как часто и каким образом «иная», или духовная, реальность вплетается в повсе­дневный ритм человеческой жизни? Редко встретишь тех, кто рассказывает об особых духовных переживаниях, которые они испытали при мытье посуды, в рутинной работе или ежедневных поездках в метро. Даже верующие люди зачастую достаточно четко отделяют повседневность от духовного, священного и высокого. Почему-то в уме человека зафиксирован провал, а то и целая пропасть между чем-то «сакральным» и обыденным. Людям кажется, что духовное легче искать в особых «местах силы» и в особое время, а не в обыденной, повсе­дневной жизни.

Произнося «духовное», мы сразу открываем пространство различных интерпретаций этого слова, а вот «повседневность» понимается на бытовом уровне достаточно однозначно — это обычные наши дела, заботы и хлопоты. Много у тебя денег или мало, сам ты ведешь хозяйство или управляешь тысячами, но от повседневных вопросов и забот никуда не деться: еда и здоровье, ресурсы и хозяйство, отношения с родственниками, друзьями и коллегами, работа, хобби, отдых — все это занимает очень большую часть нашей обычной жизни.

Социологи, культурологи и другие гуманитарные исследователи, изучая феномен повседневности, анализируют самоочевидности человеческого сознания, схемы типизации объектов в социальном мире, рутину социальных практик.

Поставив рядом слова «богословие» и «повседневность», подумаем о том, какую связь повседневность может иметь с духовными ценностями и практиками и как свою ежедневную жизнь не отдавать в рабство бессмысленности и суете.

Размышления о повседневности начнем со слова «священник», которое большинство людей с повседневностью не ассоциируют. Священника понимают как человека не от мира сего и ожидают, что он связан с чем-то высшим и горним, священным или святым, ну или просто религиозным — занимаемая им позиция как бы уже отделяет его от обыденности. Однако это описание характеризует наши культурные ожидания. А теперь посмотрим на это слово с другой стороны — не в рамке смыслов, привычных нашей культуре, а через призму Нового Завета, а точнее, Послания апостола Петра. Апостол Петр, которого Сам Господь назвал камнем, заложенным в основание христианской церкви, отвергая сакрализацию касты священников как особой и отделенной от мирского, утверждает, что теперь не только представители церковного клира, но и обычные христиане есть «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Пет 2:9). И это при том, что во времена апостолов в Иерусалимском храме были и священники, и первосвященники, были святыни и особое место — Святая святых. Но Петр, обращаясь к простым, некниж­ным людям, поверившим в то, что Ии сус из Назарета есть обещанный Богом Помазанник и Сын Божий, называет их избранным народом и представителями святого священства.

Петр не первый ввел в оборот словосочетание «всеобщее священство». В словах Петра легко услышать другой, еще более древний призыв Господа к евреям — стать Его народом и царством священников (см.: Исх 19:6). Как понимать этот призыв Божий? Не похоже, чтобы Бог призывал всех в народе Божьем стать священниками, что называется, на полную ставку — как Аарон, брат Моисея. Если все израильтяне прекратили бы свой обычный труд, не стали бы возделывать землю, как те, кому поручили храмовое служение в Скинии, то кто собирал бы «молоко и мед» Обетованной земли, кто сеял бы и жал благословенный урожай? То же самое и в отношении христианской церкви: если все христиане наденут священнические облачения и оставят свои «светские» занятия, то как будет выстроена экономическая сторона жизни церкви?

Можно предположить, что в обетовании, данном через Моисея (см.: Исх 19:5–6), имеется в виду то, что отделенные Богом люди являются священниками для остальных народов, тех, кто не знает Бога Авраама, Исаака и Иакова. Но с какой стати эти «остальные» люди, которые не принадлежат к Божьему народу, будут этих священников кормить? Много веков назад, в золотой век Израиля — при Давиде и Соломоне, населявшие Палестину народы действительно были какое-то время подчинены Израилю, но, во-первых, все это длилось недолго, а во-вторых, такое завоевание не похоже на Божий замысел благословить в Аврааме все народы (см.: Гал 3:8 и Быт 22:18). Что же касается слов Петра о царственном священстве, обращенных к гонимым в то время христианам, то интерпретация, что они и есть каста священников, которую все остальные в мире будут обеспечивать, не выдерживает никакой критики.

Так как же тогда понимать призыв Петра к народу Божьему быть народом священников, царством священников или царственным священством? Лютер в эпоху европейской Реформации, опираясь на эти слова апостола Петра, переосмыслил традиционное для европейской культуры понимание священства. Был сделан радикальный шаг от священства храмового к священству в повседневности. Была открыта возможность священнодействия в обычной жизни, в профессиональной деятельности. Эта радикальная смена богословской парадигмы поставила вопрос об освящении повседневности — быта, труда, досуга, общения, политической и общественной деятельности и всех других сторон обыденной жизни человека. Христиане, провозглашая, что Христос есть Гос­подь, исповедуют Его господство не только в стенах храмов и в церковной деятельности. Христос — Гос­подь гос­под, Он — правитель над всеми начальниками и над всеми земными и небесными властями. А это означает, что все сферы повседневной жизни, по замыслу Творца, есть такое же место правления Христа, как и Его Церковь.

Коротко изложив основания богословия повседневности, подумаем: а как все это реализуется в жизни народа Божьего и к чему призывает современных христиан?

Достаточно ясно, что призыв к всеобщему священству не реализовался на этапе, когда Божий народ был еще в рамках израильского этноса. Этот призыв дан с условием — «если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой», что, согласно историческим книгам Ветхого Завета, часто не исполнялось. Но даже с наступлением эпохи Нового Завета, когда в народ Божий верою вошли представители разных этносов, достаточно быстро произошел возврат к храмовому священству — как к более надежной, понятной и легче реализуемой модели. Значит ли это, что модель всеобщего священства в повседневности нереалистична и нереализуема? Думаю, это означает иное — призыв стать царством или народом священников является пророческим и открывает замысел о народе Божьем, к пониманию и реализации которого и сегодня церковь еще не пришла.

Ведь быть в повседневной жизни народом святых очень непросто. Проще назвать святыми или героями веры особо прославленных подвижников, рассказывать о них или читать их житие. Так же и с участием в священстве. Проще отделить свою повседневную жизнь от духовного — и просто ходить в церковь, где понемногу общаться с Богом с помощью священников-посредников. Так тоже можно быть христианином, но это не христианская взрослость. «Младенцы» и «дети» в Божьем народе — это благоприобретатели от служения других. Однако детство не рассчитано на всю жизнь, приходит время, когда, оставив его, нужно стать дееспособными и взять на себя ответственность зрелости. В духовной сфере такая ответственность связана с освящением своей повседневной жизни, когда ты включаешь ее в служение и Божью миссию и тем самым входишь во всеобщее священство.

Зачем предлагать всем в Божьем народе подняться до священнического статуса? Зачем верующим людям был брошен вызов освящать свою повсе­дневную жизнь? Если мы обращаемся к Богу только в храме и в особое время молитвы, а также в моменты молитвы перед едой или перед сном, то так жить проще — надо быть духовным только в эти моменты. Но тогда в обычной жизни Божье присутствие ощущается поверхностно. Если день посещения храма святой, так как отделен от всех остальных дней, то тогда жизнь вне храма — профанна, бездуховна и суетна. Но ведь храм может быть не только местом встречи с Богом, но и местом собрания народа Божьего, где через служение даров верующие набираются духовных сил, становятся более зрелыми, — тогда их повседневность наполняется Божьим присутствием, а церковь становится народом Божьим, царством священников, а не народом со священниками. Тогда не только священники-посредники соединяют народ с Всевышним, а соединенный с Богом народ священников несет богообщение и миссию в свою повседневную жизнь — в профессиональный труд, в семьи, во все то, на что христианин тратит основное время своей жизни.

Легче остаться за чертой (см.: Исх 19:21–23), отделяющей святую гору Божьего присутствия от несовершенства человеческой обыденности. Бог на горе и в храме, а обычные люди в домах и на работе. Но хорошо подготовленные священники соединяют святое и обыденное. Храмовая модель священства проще, так как не требует освящения повседневности и духовной зрелости многих в народе, но пророческий призыв, данный через двух столпов веры, Моисея и Петра, никуда из Писания не делся. Из песни слов не выкинуть.

Фото: gettyimages.ru