Тема

Бедность Горация, или Мир вне Христа

Андрей Суздальцев
Бедность Горация, или Мир вне Христа
Бедность Горация, или Мир вне Христа

Тему хотелось бы начать с мягкого юмора, присущего одной ситуации, в которой я оказался на момент своего крещения. Это было начало 80-х годов прошлого века, когда я переживал один из формообразующих кризисов своей жизни. Ее смыслы к этому времени перестали работать, я оказался в той самой пустыне, где старые радости перестали быть радостями, цели, не обеспеченные вложением, также перестали манить, я потерял след, по которому до сих пор шел. И тогда я решил, что мне нужно креститься. Я выяснил, что был не крещен у мамы, и на свой страх и риск стал искать такую возможность.

Напомню, что это был Советский Союз, страна победившего атеизма, и мне, мальчику из интеллигентной семьи, религия была знакома разве что по некоторым книгам, ведь Библию в то время было достать чрезвычайно трудно.

Тем не менее произошло тихое и незаметное чудо, я нашел священника, который готов был помочь мне креститься без документов (на этом настаивала жена, работавшая на идеологическом факультете МГУ, и я ее понимал), и я нашел его у себя на работе, куда тот пришел к другу-художнику и где я ежедневно колол смальту и выкладывал небольшой кусочек мозаики на стенке нового телецентра в Останкино.

Мы договорились о дне крещения. В нужное время я был во дворе подмосковной церкви, и священник пригласил нас троих, приехавших креститься, в притвор.

Повторяю, я был совершенно нецерковный человек, я почти не спал ночь, нервы мои были на пределе, и воспринимал все с нами происходившее я неадекватно. И к тому моменту, когда нас стали водить вокруг чана со святой водой, мне показалось, что я участвую в какой-то нелепой постановке, смешном обряде, и это ощущение росло с каждой секундой. Я понял, что сейчас расхохочусь, и понимал, что этого никак нельзя допустить, и все же волна безумия накатывала на меня все неудержимее.

И внезапно я увидел на стене изображение трех ангелов — знаменитую икону Андрея Рублева, черно-белая репродукция которой висела у меня дома над кроватью.

И все изменилось сразу.

Диковинное действо, так мне незнакомое и воспринимаемое как экзотика, стало в одночасье другим. В него вошло что-то домашнее, родное, то, что было мне близким и теплым, привычной частью моего домашнего обихода. Изображение знаменитой «Троицы», которое можно было увидеть в некоторых московских квартирах начиная с 60-х годов, когда страна заново стала открывать для себя не без помощи поэзии Андрея Вознесенского церковную литературу и церковную живопись, оказалось тем мостом веры, по которому я перешел на незнакомый берег новой жизни, и это была помощь, которой ждать было неоткуда в описанной ситуации, но которая пришла.

Уже до этого я понимал, что Господь спасал меня несколько раз в жизни. Я тогда просто не особенно вникал в такие темы, я понимал, что Господь — тот, кто может спасти мою теряющую с каждым годом смысл жизнь, но тут мне лишний раз с мягким юмором было показано, что Он со мной, что Он в том, что является родным, что Он не оставит меня даже на совсем не знакомой мне территории.

Я окрестился. И ощущение родной какой-то теплой выручки я унес с того дня и не утратил до дня сегодняшнего.

И мне кажется, что на вопрос, от чего же Бог нас спасает в нашей жизни, а ведь Он Бог Спаситель, не может быть жестких ответов. Вернее, они наверняка есть, но у каждого этот ответ будет звучать немного по-другому.

Конечно же, прежде всего Он спасает нас от греха, от последствий грехопадения, от падшести нашей природы, Он дает нам возможность развернуться, переосмыслить свою жизнь и пойти по пути преображения, пути, ведущему навстречу Богу. И тут существует немало богословских работ, которые расскажут, как это происходит и почему надо поступать с верой именно так, а не иначе, и это прекрасно. Но также существует у каждого свой неповторимый путь, на котором вопрос «от чего тебя спасает Бог?» требует все более, что ли, нюансированных ответов.

Я постараюсь дать один из таких ответов, хотя он может прозвучать как высказывание вполне тавтологическое. Христос спасает меня от дохристианской жизни.

Я недавно перечитывал стихи Горация. День за днем я погружался в мелодии этих виртуозно написанных стихо­творений, где, казалось бы, была видна шаткая тень пальмы, ложащаяся поверх восковой дощечки с текстом или его отдельной строкой, написанной о политике, охоте, любви, прогулках, а то и о смысле жизни. Казалось, я попал в царство достигнутой поэтом гармонии, золотой середины, изысканной умеренности вселенной.

И тут я спросил себя: ты хотел бы жить в то время? И я ответил: да, потому что это время Гармонии. И сразу же ответил: нет, потому что это было время, не знавшее Христа.

«Ну и что?» — возможно, спросил бы меня Гораций. И что? Одного из еврейских пророков? Одного из царей Израиля, называвшего себя Помазанником? Да мало ли про такое мы слышали!

И тут у меня возник бы ответ. Боюсь, что совершенно неубедительный и нестройный. «Как? Но ведь речь же идет об Иисусе Христе! — сказал бы я. — О Рождественской звезде! О волхвах! Об искушении в пустыне! О Нагорной проповеди! О страстях! О Гефсимании! О распятии! И о воскресении!» 

То есть, сказал бы я, речь идет о мире без Христа. О мире, из которого исключены все эти великие, бездонные смыслы и события. А ведь даже твои великие стихи мы воспринимаем живущими на фоне этого мира, в который пришел Иисус, который нам знаком, а тебе нет. Ты даже не представляешь себе, чего лишен ваш мир!

И действительно, античный великий мир без Христа кажется, как только мы вспоминаем об этом, потускневшим, каким-то безлюдным, каким-то безбожным, сразу же утратившим свою Гармонию.

Мир с Христом и мир без Христа — это как выйти из волшебной комнаты с игрушками, товарищем, мамой за стеной и попасть в помещение, где чертежники в белых халатах вычерчивают детали наинужнейшего им изобретения. Но к тому же, как мы знаем земную историю, она отнюдь не делалась в белых халатах, и сколько же в ней было крови, грязи, предательств и боли!

Я вовсе не говорю и не пытаюсь сказать про христианство, как про игрушечную детскую страну, где можно спрятаться от боли и грязи. Совсем не так.

Бедность Горация, или Мир вне Христа

Скорее, я говорю, что этому миру без Спасителя, чтобы люди могли выжить, нужен внутренний противовес — внутреннее «Я есмь», произнесенное прямо тебе в сердце, и произнесенное Тем, ближе Которого у тебя нет никого на земле, и слова эти не просто Его слова, но это и твои слова, которые тебе дано услышать благодатным способом.

Эта внутренняя жизнь, присутствие Христа в тебе — величайшая опора и величайшая основа основ всего, на чем держится человеческий мир, если только он хочет быть человеческим, а значит, тем, кто смотрит на Бога в себе и в природе и, конечно же, в другом человеке.

Это измерение, которое можно назвать Вечностью, Истиной, Любовью, Христом в сердце, не имеет границ, и только оно одно может уравновешивать бедность Горация в лучшем случае, а в худшем — отсутствие Христа в мире, где уже прозвучала Благая Весть.

Ибо Его спасение — это не ряд теологических доктрин, не людская рациональная правда, это Он Сам в сердце человека, не как метафора или память о Библии, но как Сказавший: «И вот Я с вами до скончания века».

Даже античные боги подчинялись Ананке — богине необходимости. И даже сам Случай, бог случая, был предопределен на пути этих олимпийцев, ремесленников, землепашцев и солдат; и великий Эсхил в своей трагедии рока «Эдипе-царе» показывает, как, пытаясь уйти от судьбы, великий царь загоняет сам себя с каждым новым действием во власть рока. И если тебе чего на роду написано, то от этого не уйти.

Эту невероятную тяжесть Христос снимает с наших плеч, если мы готовы повернуться к Нему лицом и сказать: «Вот я, Господи, да будет воля Твоя, прости мне мою глупость и мое зло!»

Вот это ощущение глобальной неоконченности работы зла, его недопобедности силы, разрушающей меня самого в том числе, — это еще одна спасительная весть, и даже уже не весть, а ощущение новой жизни, которую принесло христианство как религия спасения.

Есть в этой жизни-вести какая-то невероятная легкость, но по очень большому счету не игрушечная — настоящая, способная одолеть Рок, ибо Року подчинился и одолел его Тот, Кто для этого пришел не только научить нас, как словом это делается, но и «начать с Себя» — прожить все слова, которые Он произнес, всерьез и до конца.

И хочется закончить эти мои ненаучные, но чрезвычайно важные для меня заметки строками из стихотворения Владимира Соловьева, великого сына веры, поэта и философа:

«...Он здесь, теперь — средь суеты случайной,
В потоке шумном жизненных тревог.
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!»

 

Фото: gettyimages.ru


Работает на Cornerstone