Тема

Другая жизнь

Андрей Суздальцев
Другая жизнь
Другая жизнь

В конце XIX века немецкий философ Ницше констатировал: Бог умер. И эти слова во многом оказались пророческими. К концу XX и в начале XXI века христианская Америка и страны Европы превратились в страны по сути атеистические, церкви отдавались и продолжают отдаваться под музеи, концертные залы или выполняют свои формальные функции, ограничиваясь регистрацией браков или совершением время от времени тех или иных обрядов, а в России после небывалого взлета интереса к вере и церкви в 90-е годы прошлого века церковная жизнь также во многом стала формальной, необязательной, неглубокой.

Бог умер в сердцах многих и многих людей — Ницше оказался прав.

Но парадокс заключается в том, что Бог умер еще за два тысячелетия до того, как немецкий философ произнес свои знаменитые слова. Он умер на кресте, отправленный туда решением духовных вождей Израиля и при попустительстве римского наместника. И отсюда следует одна простая истина, требующая от верующего при внимательном рассмотрении большого мужества, для того чтобы выдержать ее всерьез, выдержать ее так, как будто это твое личное дело, это факт твоей жизни, это глубочайшее событие твоей судьбы, — мы живем на планете, жители которой убили своего Бога, своего Создателя и Творца. И это событие, как мы видим, продолжает происходить и по сегодняшний день — Бог умирает не Сам, Его убивают. Его убивает людское равнодушие, людской эгоизм, людская глупость и людская беспечность.
И все же Он воскресает. Каждый раз Он оживает в чьем-то сердце, каждый раз Он готов прощать и вести за Собой.

И верующий человек живет на этом трагическом перекрестии, из которого выйти он не может, — в пересечении смерти и воскресения Христа.

Он не может выйти из этой точки по многим причинам богословского и духовного характера, здесь я назову только одну из них, звучащую, быть может, парадоксально, — без нас Он на земле не воскреснет.

Ведь Христос воскресает не где-то в отвлеченных математических пространствах, не в умозаключениях философов и не в сказках и легендах или за какой-то глухой стеной — Он воскресает прежде всего в сердцах верующих. А для этого сердце человека должно обладать мужеством принять смерть Распятого всерьез, со всей ее устрашающей и ужасающей наглядностью, но не замкнуться на этом, не закрыться для упования, но продолжать верить вопреки всему, продолжать быть открытым для Жизни, для невозможного.

Сердца апостолов пережили смерть Учителя, выдержали трехдневное отчаяние и пустоту и, когда Христос воскрес, увидели Его, потому что за предыдущие годы общения с Учителем и в эти страшные три дня после его смерти в сердцах их возникла та духовная оптика веры, которая оказалась в состоянии, в силах «разглядеть» событие воскресения.

Можно сказать, что несколько лет общения они учились жить с «пророком из Назарета» одной жизнью, что сущность, цель и слова Христа за это время словно бы проникли в них и стали уже в какой-то мере их собственной целью, еще плохо понятой, их собственной сущностью, во многом лишь потенциальной, Его слова, проникающие в их сердца, постепенно становились их плотью.

Поэтому, когда умер Христос, умерли и они. Иначе не бывает, если ваша жизнь стала единой в любви и вере с другим человеком, и умирание это было всерьез. Оно не было каким-то отдельным от Учителя переживанием, но было сопричастием, разделением смерти любимого — что-то произошло таинственное с их душами, впустившими и пережившими смерть Христову. Позже Павел скажет о том, что «если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним».

Все это вещи, требующие для их приятия немалого мужества.

Но разве жизнь, понятая и принятая во всей ее непостижимой глубине, радости и сложности, не требует от нас такого же мужества?

И здесь давайте немного задержимся. Есть в разговорах о жизни что-то ускользающее от понимания, что-то неясное, расплывчатое, что требует уточнения. Разве я не живу, скажет любой атеист, любой человек, озабоченный тем, чтобы заработать побольше, потратить получше, все время бежать куда-то, обойти соперника, достигнуть цели нечестностью, радоваться неудачам другого, завидовать его успехам. Разве я не живу, спросит он?

Нет. Еще нет. Потому что это еще не жизнь.

Такой человек находится только в преддверии жизни, в котором, кроме себя, по большому счету он никого и ничего не видит: ни других людей, ни красоты мира, ни того Чудесного, на чем мир держится. Такой человек спит и еще не проснулся. И чем интенсивнее натиск внешнего мира на внешнего человека, тем глубже он засыпает в своей беготне, проблемах, самоутверждении, тем дальше он находится от самого себя. Ибо себя такой человек либо еще не нашел, либо успел потерять. Такая жизнь во многом двухмерна. Внешний мир заинтересован в нашем сне. Мы сами создаем этот мир и этот сон своим себялюбием и эгоизмом, мы их строители, мы изобретатели нашего сна и его же жильцы.

И для того, чтобы проснуться, чтобы войти в тот мир, для которого мы предназначены, нам требуется усомниться в тех ценностях, на которые мы опираемся, тех мыслях, которые гудят в нашей голове с утра до вечера, а мы даже этого не замечаем, потому что неосознанное мышление происходит «на автомате». А чтобы проснуться, надо сделать усилие и поплыть против течения.

Человек, внимательно прочитавший Евангелие, не может не заметить, что речь в нем идет о чем-то одновременно непонятном и словно бы знакомом с детства — о какой-то иной форме жизни, об ином ее наполнении, о какой-то небывалой ее свободе. И это действительно так. Ведь если большинство людей «живут», то в отличие от просто живущих людей тот, кто разделил жизнь с Христом, погружен в Бытие. И это огромная разница. Человек верующий, человек, сошедший с обманчивой поверхности жизни, человек Бытия — это тот, кто, по существу, бессмертен, тот, кто неуязвим, потому что научился любить Бога и ближнего, это человек счастливый тем счастьем, наполненный той радостью, которые недоступны «человеку машинальному».

Эти люди обрели что-то такое, что большинству непонятно, — они обрели Безмерное и обрели себя в единстве с этим Безмерным.
Они обрели Реальность, они проснулись.

Другая жизнь

Можно сказать, что, не уезжая из города, не меняя имени, семьи и даже работы, они оказались в другом мире и на другой планете, где светит новое солнце и цветут новые цветы. И тот, кто заглянет им в глаза, так или иначе увидит отблеск этой новой, безмерной, бессмертной и такой загадочной жизни. Таким человеком может быть ваш сосед по лестничной площадке, пассажир в метро, сидящий напротив вас, коллега по работе. Все они нашли себя, найдя Бытие.

Но жизнь таких людей не сводится к сплошному празднику. Для того чтобы оставаться в Бытии, а не в неверных и переменчивых снах жизни, нужны усилия, нужно следование некоторым простым правилам, нужно мужество.

Бытие — это всегда «сейчас». Бытие — это мое пребывание в точке «сейчас», такой, как она есть. Это может быть радость в Кане Галилейской, предстояние у Креста или мытье посуды. Но я делаю это всерьез. Это отказ от миллионов мыслей в голове в пользу внимания к тому, что происходит сейчас со мной и людьми, которые меня окружают. Это уход от самого благородного «воображения», говорящего о том, что будет. Петр был абсолютно искренен, когда говорил Учителю, что если и все от Него отрекутся, то только не он, Петр. Но на деле, в ситуации настоящего, а не будущего времени, именно он отрек­ся, именно он отказался от своего божественного Наставника. Он был верен в воображении и не устоял в «сейчас». Потому что мы не владеем будущим и не контролируем будущее. Но мы можем принять наше Бытие здесь, ощущая вкус яблока, синеву неба или слова молитвы. И я повторюсь: ощущая их всерьез, ощущая без мыслей о том, что мне надо делать завтра или что я скажу через минуту по телефону, остаться наедине с Сейчас — вот в чем секрет. Жить эмоционально и физически в том, что есть, не значит не строить планов или не мечтать, это значит не уходить в них с головой, не терять почвы под ногами, не забывать про предстояние сейчас перед Источником жизни, мира и красоты.

Остаться наедине с Сейчас — это остаться наедине с Бытием. Бога не найти вчера или завтра. Он открывается в одном месте на свете — в «сейчас».

Для этого тоже нужно мужество. Раз за разом возвращать себя в миг предстояния, в миг «сейчас» перед Бытием, в самом Бытии, в Боге.

Это и есть положение, в котором все мелкое, худшее, ограниченное во мне умирает по мере того, как я бужу себя для Бытия. Я учился делать это, ставя сигнал на телефоне через каждые два часа, и когда я его слышал в гуще дел и мыслей (которые, оказывается, почти всегда можно отложить), я задавал себе несколько вопросов: где твой Бог? где ты сейчас? чем ты можешь быть полезен другим людям? любишь ли ты их?

Это одна из тех вещей, которые мне имеет смысл делать, — есть, конечно же, еще и другие.

Знаете, для этих простых действий нужны терпение, усилие и труд. И они никому, кроме тебя, не заметны и не нужны. От того, что ты пытаешься день за днем быть в координатах реальности, а не в мысленной неверной беготне, ты не станешь богаче, на тебя не свалится мешок с деньгами, премия или награда, многие этого вообще не заметят... Но это нужно мне. И думаю, угодно Богу. Потому что это путь к Нему. К Его безмерности, к смыслу Его жизни на Земле, с нами, открывающей перед человеком бесконечные горизонты. Это то, что я могу сделать для себя, а что не смогу я, то, верю, даст мне Он.

 

ФОТО: Gettyimages.ru


Работает на Cornerstone