Предупреждающий крик

Помню, еще в юности меня поразила картина норвежского художника Эдварда Мунка «Крик». Она изображает кричащего человека на фоне кроваво-красного заката. И небо, и пейзаж условны и крайне обобщены, но очень выразительны, и сам человек представляет собой сгусток страха и ужаса, подавляющего все человеческое существо и превращающее его в комок нервов. Мост, на котором стоит человек, подчеркивает неуравновешенность и пограничность его состояния. Эмоция героя настолько сильна, что подминает под себя окружающий мир, приобретая просто вселенский размах.

«Крик» (первоначальное название «Отчаяние») — знаменитое и даже знаковое произведение, часть серии, созданной Мунком в промежутке между 1893-м и 1910 годами. Именно в это время человеческая история повернулась от сравнительно благополучного существования к эпохе бедствий и катастроф. Мунк словно бы заглянул в ХХ столетие — век мировых войн, революций, тоталитарных режимов, холокоста и ГУЛАГа, экологических и террористических угроз. Искусство ХХ века с его модернизмом и постмодерн XXI века постоянно питаются разного рода фобиями, порождающими чувства отчаяния, отчуждения, одиночества, потерянности, и кажется, далеко не всем художникам удавалось преодолеть этот страх.

Тем не менее именно искусство всегда было одним из средств преодоления страха. Первобытный человек не просто так изображал на стенах пещеры бизона или медведя. Почему, спросим, он изображал бизона, а не зайца или кого-то еще? Потому что он хотел нарисовать то, чего боялся, чтобы победить этот страх, а не только задобрить, упросить о даровании удачной охоты, как это иногда понимается.

В Средние века были чрезвычайно распространены сказки о ведьмах, колдунах, привидениях, вурдалаках и прочей нечести. И вовсе не потому, что к тьме, а не к свету тянулась душа средневекового человека. Да, в этих преданиях старины жили остатки язычества, но уже крестившиеся народы Европы, как Западной, так и Восточной, таким образом изживали языческие страхи, проходя сквозь пугающую тьму, чтобы выйти к свету, эту тьму превосходящему. Во многом в средневековой культуре проявлялась подростковая психология молодых народов, но в большинстве сказок добро побеждало зло, каким бы страшным и пугающим это зло ни было.

В Средние века самым подавляющим был страх смерти, и потому была очень популярна тема «Пляски Смерти». На картинах и гравюрах часто изображалось, как Смерть за собой уводит людей разных сословий, все — король и крестьянин, священник и мирянин, мужчина и женщина — кружатся в едином танце смерти.

Эпоха Просвещения усиленно боролась со страхами, привлекая для этого разум и науку. Но именно в XVIII веке Франсиско Гойя создает свою знаменитую серию офортов «Капричос». Название одного из афортов стало афоризмом: «Сон раз ума рождает чудовищ». Созданный в 1799 году в ряду 80 работ, этот офорт не только критикует социальные пороки, но и показывает состояние души человека, уповающего на собственный разум и возомнившего себя повелителем мира.

Сегодня нам кажется, что человечество стало совершеннолетним и более свободным, преодолело страхи древности и Средневековья. Да, современная цивилизация для этого делает много — покоряет пространство, пытается приручить время, победить смертельные болезни, игнорировать смерть, но глубоко внутри современного человека сидит страх, метафизический и экзистенциальный.

Всю свою историю человек пытался освободиться от различного рода страхов — перед природой, перед вселенной, перед тайной жизни, перед посмертным существованием, наконец, перед Богом. Многим философам ХХ века казалось, что Бог подавляет человека, вызывая чувство страха, как деспотичный отец внушает страх детям, а грозный судия — преступникам. Им казалось, что Библия — книга не о милости, а о порабощающем страхе, и они превратно толковали слова «начало премудрости страх Господень» (Пс 110:10). Но отказавшемуся от Бога человеку открылась зияющая бездна бытия, ранее ему неведомая, человек не только не освободился от страха, напротив, страх стал онтологической основой его бытия. Существование человека без Бога — это постоянная тревога за себя, ужас перед неизвестностью и риск свободного выбора. Психология страха — неизбежный спутник современной цивилизации. В определенной степени страх — это бремя избранной человеком свободы.

Страх, как показал психоанализ, имеет свойство скрываться за другими чувствами, как бы маскироваться ими. Человек вуалирует его и, боясь признаться в нем самому себе, загоняет глубоко внутрь. Но непреодоленный страх обязательно выходит наружу. Например, агрессия, агрессивное поведение часто вырастает из неосознанного страха. Именно страх заставляет человека избирать нападение как средство самозащиты.

Искусство призвано помочь понять, в каких глубинах подсознания сидит в нас страх, вытащить на свет, чтобы освободиться от него. Этим занимались и Гоголь, и Достоевский. Об этом — готический роман, детективы Конан Дойля, фильмы Альфреда Хичкока. Так называемые фильмы ужасов сняты не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы излечить от страха.

Страх порождает в душе хаос, но и мир без Бога тоже представляется чаще всего хаосом, он пугает своей неупорядоченностью, алогичностью, бессмысленностью. Искусство вносит в жизнь упорядоченность, осмысленность, логику. Древние греки считали, что целью искусства является катарсис — очищение, в том числе очищение души от хаоса и страхов.

Классическая музыка, живопись, архитектура, поэзия имеют в основе своей гармонию и потому воздействуют на человека целительно, гармонизируя его душевный строй, избавляя от страха и других негативных эмоций. Но современное искусство, как кажется, все повергает в хаос, бессмыслицу, разрушение и способно лишь порождать страх и отчаяние.

Однако это не совсем так. Или, скажем, не всегда так. Как и в древности, современный художник, включая страх в арсенал своих выразительных средств, делает его орудием не только подавления или разрушения зрителя, но и очищения и пробуждения души. Если что-то и разрушает художник, то главным образом иллюзии и стереотипы, часто мешающие нам воспринимать мир таким, каков он есть.

Конечно, в искусстве все зависит от степени таланта. Например, страшные сцены в фильме о войне направлены вовсе не на то, чтобы воспевать войну, а на то, чтобы показать ее жестокость и античеловеческий характер. Режиссер хочет, чтобы зритель пришел к мысли, что войны не должно быть, что убийство человека нельзя оправдать никакими идеями.

Становясь частью эстетического акта, страх играет созидательную роль, как боль при операции или родах. Страх в произведении искусства может служить сигнальной лампой или дорожным знаком «Стоп», он призван показать, что движение в эту сторону невозможно, там тупик или обрыв, и что нужно искать другие пути.

Человек испытывает страх не только перед бездной и хаосом, но и пред тайной, и это уже ближе к тому, где начинается Премудрость. И такой страх способен нас удержать от безответственного шага, от безумия, от святотатства.

Да, современный человек освободился от многих страхов, но на их место пришли десятки других, потому что часто мы не отличаем один страх от другого. Мы боимся смерти, но не боимся греха, который ведет к смерти. Мы боимся одиночества, но не боимся обидеть другого человека и, теряя близких, остаемся в одиночестве. Мы боимся Бога, грядущего суда и посмертного существования, но не понимаем, что нужно бояться жить без Бога уже здесь, в этой жизни, которая имеет продолжение и после нашей физической смерти. Однажды я услышала очень важную мысль, запомнившуюся мне на всю жизнь: «Страшно впасть в руки Бога Живаго» (Евр 10:31), но страшно из них и выпасть.

О чем, собственно, картина Мунка «Крик»? Может быть, ее герой с искаженным от боли лицом кричит нам, чтобы мы опомнились и взыскали лица Божия, чтобы мы испугались не смерти, а жизни, какой она стала в нашем мире? Если чего-то и стоит бояться, так это того, что мы уже не слышим этого предупреждающего крика.